когда-нибудь повторено вновь.
— Ради себя самой, — терпеливо сказал он, — ты должна защищать нас всех, так же как Зиофелон и хозяин Стерлинга будут заботиться о своих протеже.
— Это последнее желание?
— Не совсем. Мне кажется, если ты можешь это сделать, было бы мудро освободить оборотней от проклятья, которое заставляет их быть людьми чаще, чем они того хотят. Дай им право выбора. Не как подарок от меня, но из чистого благородства.
— Какое мне дело до оборотней? — спросила она.
— Тебе есть дело до Махалалеля. Если твой хрупкий союз с Зиофелоном и создателем Гекаты сохранится, то скрепит его только страх перед тем, что знает Махалалель. Будь предупредительна с волками и с Глиняным Человеком, просто потому, что они существуют, а ты не знаешь, почему. Если можешь помочь им, сделай это. Если нет, ты знаешь, что они есть и всегда были глазами и руками твоего опаснейшего врага.
Слова прозвучали, и наступила тишина, но Дэвид не расслабился, он как можно смелее смотрел в огромные кошачьи глаза, которые мерцали где-то так высоко над ним, почти невидимые в смутном свете.
Она ничего не обещала, но он и не ждал этого.
Она слушала, и он понимал, что она бы не снизошла даже до этого, если бы не чувствовала необходимость выслушать все, что он скажет. Он наклонился, чтобы отпустить кошку, которую все это время держал на руках, осторожно поглаживая. Затем он выпрямился. Некоторое время он не отрывал своего взгляда от её.
— Я вижу тебя, — сказал он очень тихо. — Я знаю тебя. Я один могу смотреть в твои глаза и знать, что стоит за обликом, который ты предпочитаешь мне показать. Ты не человек, я знаю, но ты думающая личность. Тебе одиноко без взгляда, который может рассмотреть тебя, и разума, который может иметь представление о тебе.
Она не ответила ему.
Она вообще ничего не сказала.
Но её молчание было не красноречивым, а скорее удрученным.
Сэр Эдвард Таллентайр пробудился ото сна полного тьмы и одиночества в Эдеме. Он лежал около пруда, но это был не тот пруд, в котором на него напала пиявка. Здесь было больше тени, потому что пруд был окружен пышными деревьями, усеянными сочными красными плодами; его питал крошечный водопад, мягкий звук его падения наполнял влажный воздух.
Сев, он понял, что все ещё обнажен, но ран на груди больше не было. Он прикоснулся пальцами к своему лбу и почувствовал, что он покрыт потом.
Только теперь он заметил женщину, наблюдающую за ним в тени ближайшего дерева. Некоторое время, несмотря на её необычное одеяние, он думал, что она может быть его дочерью, Корделией. Затем он увидел, что у неё другое лицо. Инстинктивно он подтянул ноги, чтобы прикрыться, смущенный своей наготой.
— В чем дело? — спросил Таллентайр более резко, чем намеревался. — Где я? Где Стерлинг и Адам Глинн?
— Ты в Эдеме, — ответила она.
— А вы, без сомнения, Ева, — сказал он раздраженно.
— Нет, — она словно поддразнивала его. — Тут есть Адам, но нет Евы.
Тем не менее, она сорвала один из плодов с ветки над головой и кинула ему. Он попытался поймать плод, но тот упал на землю. Таллентайр подобрал плод и подозрительно рассмотрел его, словно ожидая, что он будет с червоточинами. Плод был размером с кулак, но не очень тяжелым.
— Это не яд, — сказала ему женщина. — Напротив, плод обладает сладким и чистым вкусом.
Он откусил немного и понял, что она говорит правду.
— Я был ранен, — сказал он. — Или думал, что был. Но я уже раньше был в подобном месте, и я помню, как легко могут исцеляться здесь раны.
Она улыбнулась, но ему снова показалось, что она смеется над ним.
— Смерть ничего не стоит в Эдеме, — сказала она ему. — Раны здесь ничто, а боль — всё. Но ты теперь не испытываешь боли.
— Я не чувствую боли, — признал Таллентайр. Он снова откусил от плода и быстро съел его, затем снова поднял глаза.
— Он довольно сладок, — признал он. — Но я ничего не узнал. Я и раньше знал, что я обнажен.
Затем к женщине подошел второй человек. Это был мужчина, одетый ещё более нелепо, чем она, его одежда сидела так плохо, словно он одолжил её у кого-то другого. Она сорвала ещё один плод и протянула ему.
— Вот мой Адам, — сказала она Таллентайру. — Однажды павший, но сейчас восставший. Ты встречал его раньше и встретишь снова, совсем в другом месте, очень скоро.
Таллентайр и Адам Глинн обменялись взглядами. Адам Глинн не был удивлен, увидев старика снова живым и здоровым.
Таллентайр подумал, что Глинн дошел до того состояния рассудка, когда уже ничто не удивляет. В некоторых снах ждешь всего и ничего, и нет причин чему-то изумляться. Затем, проснувшись, испытываешь неприятное ощущение потери способности к правильному пониманию мира.
Он посмотрел женщине в глаза и спросил:
— Кто вы?
Неважно, — ответила она. — Возможно, ты больше никогда меня не увидишь. И я не знаю, чем буду в будущем. Что касается того, кем я была в прошлом… Я была шлюхой, просто шлюхой.
— Лилит, — сказал Таллентайр, словно он подбирал ответ к загадке. — Тебя зовут Лилит.
— Одно имя не хуже другого, — сказала она. — В именах нет силы, пока ты не знаешь, что они точно обозначают.
— Я не столь в этом уверен, — заговорил Адам Глинн. — Дать чему-то имя означает вступить на путь понимания. Каждое последующее открытие того, что означает имя, — это новый шаг на пути. Однажды мы узнаем, как правильно тебя называть, и узнаем точно, что мы имеем в виду, когда говорим о тебе. Тебе не всегда будет так же легко менять свои имена, как ты меняешь свою внешность, чтобы скрыться от понимания.
Она лишь рассмеялась в ответ, но затем повернулась и коснулась лба Адама Глинна. Он замер, как статуя, лишенная жизни и времени. Женщина подошла к Таллентайру, протягивая руку к его лбу.
— Вам бы следовало превратиться в ангела с пылающим мечом, — сухо сказал он. — Имеете ли вы вообще представление о театре?
Дэвид не почувствовал постепенного пробуждения, он очнулся резко и грубо. Его глаза уже были открыты и привыкли к сумеркам вокруг его постели. Нелл сидела в кресле, неся свою вахту. Она была в своей ночной сорочке.
Он посмотрел на неё и почувствовал, как любящая улыбка изменяет его лицо.
Боль осталась, но приуменьшилась. Резь в спине и жгущее ощущение в суставах стали значительно легче. Это вернуло ему чувство необходимого комфорта, и он почувствовал, что вздрагивает от радости.
— Мне снился сон, — осторожно сказала Нелл.
— Он напугал тебя? — спросил Дэвид, наслаждаясь свободой от боли.
— Нет. Сон был не страшный, но я решила рассказать тебе о нем как можно скорее, а то я его забуду.
— Думаю, я знаю, что тебе снилось, — легко сказал Дэвид. — Я думаю, тебе снилось, что ты была волком, и что Тедди и Саймон тоже были волками, и что ты жила в волчьем логове в огромном лесу со стаей волков.
