был добрый человек, не заслуживший такой смерти за то, что помог мятежникам, сам того не зная.
Обыкновенные люди, моя госпожа, верят, что такое не случилось бы, если их судили простые смертные. О, они слышали о Нероне и других сумасбродных римлянах, но не верят, что простые люди, наши современники, могли бы подвергнуть себе подобных таким мучениям. Христиане не сочувствуют язычникам-туркам, но им становится страшно, когда они слышат, что Влад устроил пленникам после овладения Византией. Когда наш Ричард сражался с сарацинами, а Шарлемань подписал договор с Гаруном аль-Рашидом, дела обстояли иначе. Но наше время стало еще мрачнее. Подозреваемых в грегорианской ереси сжигают в Галлии ежедневно. Если такое количество людей идет на костер, разве можно попрекать кого-либо в том, что они видят в вампирах дьяволов? Вот почему, моя госпожа, многие обыкновенные люди ненавидят вас.
Эдмунд взглянул на Ноэла и увидел, как испугался сын за его судьбу. Высказать такое вампиру в лицо! Но Кармилла не злилась. Наоборот, явно довольная, громко рассмеялась.
— О Эдмунд, — сказала она, — я забыла, что такое — спор с честным человеком!
— Но, отец, — заметил Ноэл, — вы же только описали то, о чем могут думать другие люди.
— Моя госпожа знает, — мягко проговорил Эдмунд, — что я не грегорианец. А я знаю, что она не дьявол. Но ей известно также, что мне жаль тех, кто идет на костер по глупости. Хотелось бы, чтобы мир стал лучше, понимаю, почему некоторые полагают, что он таким никогда не будет, потому что наши правители не понимают, что на деле руководит жизнью простых смертных.
— Что же это? — спросила Кармилла уже без смеха.
— Страх, моя госпожа, — сказал Эдмунд. — Страх перед смертью, но особенно перед болью. Мы все умрем, даже если наши правители не умрут. Но людям бывает больно, еще больнее становиться от того, что те, кто причиняет им эту боль, никогда не будут так страдать сами.
— Мы наказываем вампиров, виновных в преступлениях, — бросила Кармилла.
— О да, вы их убиваете. Но вы не причиняете им боль, потому что не можете. Вы все не чувствуете ее, если только сами этого не захотите. Разве не так?
— Так, — согласилась она. — Но скажи мне, Эдмунд, разве люди более счастливы там, где ими управляют обыкновенные люди? Ты жалеешь турок, но разве не жалеешь их жертв? Что, разве нет страдания в мире арабов, которые отрубают руки ворам, казнят убийц, жестоко пытают и держат рабов! В Галлии же нет рабов, за исключением преступников и магометан — гребцов на галерах.
— Вы правы, моя госпожа, — сказал Эдмунд, — напомнив мне, что дикари остаются дикарями. Не сомневаюсь в том, что дела в центре Африки обстоят так же плохо, даже если поверить, что обычные люди могут там править вампирами. Но народ Галлии — христиане, которые знают, что должны любить друг друга. Вы не можете упрекать бедняг — последователей Христа, полагающих, будто вампиры-князья не помнят этой христианской заповеди. Они верят, что короли — обычные люди понимали бы боль, кроме того, были бы христианами и не стали бы делать то, что делают вампиры-князья. Возможно, они ошибаются, но они верят в это.
— Ты думаешь, им удастся занять наше место? — спросила она. Сейчас ее голос зазвучал жестче.
— Я думаю, что они это могут, моя госпожа. Когда-то всех вампиров Европы объединяли завоевания, приведшие далеко на север, расширившие Галльскую империю до Дании, Британских островов, а Валахию — глубоко в пределы России. Потом вампиров Галлии и Валахии объединила угроза общего врага — турок. Но турки сейчас присмирели, ушли из Византии. Придет время, когда управляемые вампирами народы перессорятся, — расколотая на части империя однажды рухнет,
— По вашим собственным расчетам, — холодно возразила она, — у вампиров всегда будет общий враг.
Эдмунд улыбнулся и признал правоту ее довода, приподняв бокал с вином. Он посмотрел на Ноэла, стараясь угадать настроение Кармиллы после спора.
— Думаю, что для сына уже достаточно вина, моя госпожа, — сказал он. — С вашего разрешения, я отошлю его. Хотелось бы обсудить с вами один вопрос, с глазу на глаз.
Кармилла посмотрела испытующе, затем согласно махнула рукой. Ноэл быстро поднялся и, краснея, вышел. Эдмунд спокойно смотрел на парня, не обращая внимания на его извиняющийся взгляд. Он знал, что сын последует его советам, и не хотел вызвать подозрения.
Когда Ноэл удалился, Кармилла прошла из столовой в другую комнату. Эдмунд последовал за ней.
— Вы самоуверенны, мастер Кордери, — сказала она.
Он отметил изменение в отношении к нему и понял, что эта партия еще далека до выигрыша.
— Я задумался, моя госпожа, — слишком много воспоминаний.
— Мальчик будет мой, — сказала она, — если я так решу.
Эдмунд поклонился, но промолчал.
— Вы будете ревновать?
— Да, моя госпожа, — сказал Эдмунд, — буду. Но я старею, в свою очередь, он должен стать мужчиной, каким когда-то был я. Что же касается вас, вас время не изменит.
— Я не хотела заниматься любовью сегодня вечером. Соблазнять вашего сына не собираюсь. Вопрос, который вы будете обсуждать со мной, — это наука или измена?
— Наука, моя госпожа. Как вы сами сказали, моя верность не вызывает сомнений.
Кармилла прилегла на софу, указав Эдмунду на кресло рядом. Они были в прихожей ее спальни, в воздухе чувствовался запах тонких духов.
— Говори, — сказала она.
— Знаю, Ричарда интересует, что может раскрыть мой прибор, — начал он. — Но, думаю, вы знаете достаточно хорошо, что открытие, раз уж оно сделано, будет сделано опять, его нельзя похоронить. Хотите мой совет, леди Кармилла? — Он намеренно выбрал более интимную форму общения и со злорадством отметил, что ей это не очень понравилось.
— Ты хочешь дать совет, Эдмунд?
— Да. Не пытайтесь управлять тем, что происходит в Галлии из-за постоянных репрессий. Если ваше правление будет таким же немилосердным, как в прошлом, может начаться разрушительный процесс. Наилучший выход, если вампиры Большой Нормандии постепенно уступят власть парламенту, состоящему из простых смертных, которые смогут указать путь к лучшему миру.
Вампирша запрокинула голову, глядя на потолок, и изобразила короткий смешок.
— Не могу принять совет. Князь Львиное Сердце полагает, что правит согласно высшему праву по своему кодексу чести. Он уверен, что простые люди признают справедливость его требований.
— Я тоже думал об этом, моя госпожа, — в тон ей ответил Эдмунд. — И должен был высказать свои мысли.
— У обычных людей свое собственное бессмертие, — проговорила она. — Церковь обещает его. Ваша вера говорит, что человек не должен домогаться вечной жизни, она ожидает его в раю. Мы соглашаемся с этим и храним лишь только наше бессмертие. Полагаю, ты понимаешь, что мы не смогли бы обратить всех, если бы даже захотели. Наша магическая сила должна расходоваться бережно. Ты расстроен, потому что тебе ее не предложили? Завидуешь? Станешь нашим врагом из-за того, что не можешь войти в наш клан?
— Князю Ричарду нечего опасаться меня, моя госпожа, — солгал Кордери и прибавил: — Я преданно любил вас. И продолжаю любить.
Она выпрямилась и протянула руку, как будто желая погладить его по щеке. Но он сидел слишком далеко.
— Я сказала Ричарду, когда он называл тебя изменником, что смогу проверить твою верность в своих палатах лучше, чем его чиновники — в своих. Не думаю, что ты способен обмануть меня, Эдмунд.
Кармилла встала, подошла, взяв его лицо в свои ладони.
— К утру, — мягко сказала она, — я буду знать, прав ли князь в своих подозрениях.
— Да, конечно, — заверил он.
