Что это за год, когда ты был столь любезен разбудить нас?
Махалалел улыбнулся, мгновенно уловив иронию в уловке Дэвида. — Будь здесь другие люди, чтобы посчитать, они бы объявили, что нынче тридцать четвертое столетие после предполагаемого рождения другого воплотившегося ангела. Оракул, в котором вы недавно приняли участие, в отличие от первого, тянулся более тысячи лет. Ангелы ограничены во времени, как и вы, и их исследования занимают определенный отрезок времени. Вся жизнь на Земле исчезла, увы, кроме маленького островка, и именно он предоставил нам убежище. Человеческая история, впрочем, еще не завершена, и нам предстоит развивать ее.
— Вся жизнь на Земле исчезла, говоришь? — с вызовом спросил Харкендер.
— Вся, — подтвердил Махалалел. — Человечество, подобно другим видам, уничтожено войной, которая, наконец, уничтожила все войны, и тысячи видов, переживших ее, истреблены через несколько сотен лет, когда земля столкнулась с огромным астероидом. Столкновение раскололо кору планеты, на поверхность вырвалась раскаленная магма, сделавшая биосферу стерильной. В настоящее время мир — лишь куча золы. Пройдет миллиард лет, и он снова будет засеян, обновится, но уже не для нас.
— Нет? — с сарказмом спросил Дэвид. — Разве мы больше не бессмертны?
Махалалел отнесся к вопросу весьма серьезно. — Бессмертие вервольфов и некое чудо, делавшее возможной вашу реинкарнацию, более не существует. Когда ангелы были повсюду, не составляло особенного труда строить мосты между умами или сохранять сознания, когда тела разрушены или сгорели, пока они не восстановятся, но последний из этих мостов ныне разрушен. Мы втроем и все остальные сохранили своего рода устойчивость к смерти, что означает: наш тела не подвержены старению и болезням, но нас можно уничтожить. Если вы или я, к несчастью, умрем здесь, никто из дружественно настроенных ангелов не окажется под рукой, чтобы вернуть нас из мертвых. Теперь мы должны быть осторожны. В случае удачи, можем прожить очень долго, но не вечно.
— А куда исчезли ангелы? — спросил Дэвид, хотя заранее знал, что вопрос дурацкий.
— Вопрос не в том, куда. Ты знаешь, что им приходится делать, дабы избежать разрушения, ибо именно ты объяснил это нам. Конфликт продолжается. Наше нынешнее окружение не остается постоянным, неважно, что сейчас оно выглядит спокойным. Но нам твердо обещано, что этот маленький атом останется нетронутым на нейтральной полосе. Когда битва здесь закончится, у нас будет достаточно времени позволить себе нечто большее, после этой скромности, хотя война будет продолжаться вечно.
Когда Махалалел произнес «наше нынешнее окружение», он поднес руку к окну, указывая на звезды, заполнившие все пространство. Дэвид взглянул, напомнив себе, как обманчивы подобные изображения. Свет, идущий от ближайшей звезды, находится в пути годы, а тот, что дошел от самой тусклой туманности, начал двигаться на заре времен. Спокойствие и постоянство картины звездного неба лишь подтверждали слабость и необъективность его человеческого зрения.
Шесть ангелов, насколько ему было известно, обладали достаточной силой, чтобы разрушить всю картину, пусть даже это реальность материального мира — и, если решат сделать это, то не станут сожалеть ни на секунду. Но это казалось неважным. Что происходит
Впервые он подумал: а может, это вовсе и не сон, каким бы абсурдом все ни представлялось. Пожалуй, в любом случае ему следует притвориться, будто все реально, и действовать, исходя из этого. Предположим, что его откровение, с которым он познакомил ангелов, натолкнуло их на мысль: теперь единственный путь обезвредить таинственного седьмого — разрушителя — это искоренить все контакты с человечеством. Предположим, что один из шести, Махалалел, на самом деле пришел к заключению, что его единственный шанс на любого рода выживание — воплотиться, добившись неких гарантий безопасности от своих компаньонов. Не так уж это и невероятно: одна из вещей, которую он постиг во время оракула — настоящий кризис в их делах завершен, восстановлен баланс, и теперь все они могут скрыться и зализывать метафорические раны. Это имело смысл. По крайней мере, как
«Сколько же раз подобное случалось прежде? — размышлял он. — Сколько раз еще может случиться: Может ли измениться что-либо фундаментальное — во сне или в реальной Вселенной?»
Ответ на последний вопрос, и он знал это, был положительный. Со временем измениться могло абсолютно все, но на данный момент эти новости не радовали. Сон или реальность, карнавал разрушения будет продолжаться, продолжаться и продолжаться.
«Будь у меня право на одно-единственное желание, — думал он, — это было бы желание жить в мире — во вселенной — где нет существ, называемых ангелами, где человек всегда точно знает, когда он бодрствует, а его выбор имеет значение».
Он обнаружил единственную слезинку в углу глаза. И был потрясен, что его более не пугает, даже во сне, судьба мира и всей жизни, которую он раньше вел. «Я научился безразличию ангелов, — горько рассуждал он. — Я уже так давно утратил собственный облик, что более не соединен с внешним миром, реальным или мнимым».
— Что это за место? — спросил он. — Сколько здесь людей?
— Мы на станции, построенной на внутренней планете-спутнике, — отозвался Махалалел. — До того, как сюда пришли люди, она носила другое название, но те, кто остался здесь после уничтожения Земли, нарекли ее Пандорой — горькая шутка, я так считаю. И теперь она служит домом для семидесяти человек — и бесчисленного количества разумных машин.
— Так пойдем встретимся с остальными? — предложил Дэвид, вдруг ощущая приступ клаустрофобии из-за узких стен помещения, окруживших его со всех сторон. Он вспомнил язвительную ремарку своего тестя, которую тот однажды отпустил Нелл: мол, Ад должен заключаться в вечном сосуществовании в тесном помещении вместе со всеми, кого ты когда-либо любил.
— К несчастью, это невозможно, — ответил Махалалел. — Существует одна неловкая проблема, с которой нельзя справиться. Если мы здесь для того, чтобы прожить очень долго — а мы должны это сделать — то нам придется пожертвовать кое-чем серьезным.
«Конечно, — думал Дэвид. — Теперь мы живем в легенде, разве не так? Мы узники в мистической притче, в которой скрыто множество тайных смыслов. Мы изучили свое отражение в зеркальных стенах Вселенной, добрались до конца времени. Так разве не должно здесь быть условий, жертв и грозных предупреждений? Отныне мы — павшие герои, живущие на развалинах золотого века дурака, в ожидании века просветлении, который никогда не наступит».
— Лучше объясни все по порядку, — произнес он вслух, неохотно заставляя себя настроиться на слушание.
Махалалел объяснил, в ленивой манере, что станция, на которой ныне воплотились главные участники оракула, построена в последние несколько лет перед тем, как часть человеческой расы, запертая на поверхности планеты, принесла себя в жертву. Люди, выстроившие ее, боялись, наступает последняя война, и сделали все необходимые приготовления, но знали также, что не смогут долго поддерживать тот стиль жизни, к которой привыкли.
Архитекторы станции обрели бессмертие при помощи множества мини-машин, вживленных в их тела, поддерживающих встроенные процессы самовосстановления, но они, тем не менее, оставались существами потока, требующих постоянной энергетической подпитки, которая препятствовала бы энтропии. Предполагалось, что они станут накапливать энергию Солнца, хотя и с далекого расстояния, сумеют перерабатывать почти всю воду и большую часть органических и неорганических материалов, которые используют. И все же — без постоянного источника продовольствия им никогда не справиться со своими нуждами полностью. Станция должна была стать независимой и самообеспечиваемой колонией, но схема была в самом зародыше, когда последняя война настигла-таки их. Ресурсы не смогли вовремя достигать станцию, и ей пришлось существовать самостоятельно.
Население станции явственно видело, что их ожидает. Они могли двигать планетоид, но очень медленно. Любое путешествие по солнечной системе заняло бы годы, а путешествие за ее пределы — века. Жалкий урожай энергии и материи, который они могли собрать в настоящем окружении, не был способен
