если верно то, что о нем говорят, едва ли вообще человек. Он должен быть оракулом более могущественным, чем я.
— А он такой и есть, — скорбно подтвердил Пелорус. — Но что касается Мандорлы, она слишком умна, чтобы рисковать повредить здоровье того, кто имеет мощь и внутреннее зрение. Она попытается обольстить такого человека, чтобы воспользоваться и тем, и другим, но это может оказаться нелегко. У нас есть причина быть благодарными за то, что он воплотился как ребенок, а не взрослый человек, Мандорле сопротивляться трудно. Она очень опасна, и даже если она не сможет руководить Габриэлем, она может приложить все силы, чтобы столкнуть между собой хозяина Харкендера и Зверя, созданного в Египте, ничуть не опасаясь за себя. Она же, в конце концов, бессмертна, и уничтожить ее невозможно, как бы она ни играла с огнем.
— И все-таки если бы я, к несчастью, попал к ней в руки, и меня вынудили бы видеть все, что только возможно, вы, без сомнения, были бы только рады увидеть открывшееся мне. — c вызовом произнес Лидиард.
— Этого я не хочу, — заверил его Пелорус. — Скорее я радовался бы тому, если бы ее силой вынудили прекратить все это. И молю, чтобы вы использовали по назначению тот револьвер, который носите с собой, если появится удобный случай.
— Возможно, и я был бы этому рад, — признал Лидиард — По крайней мере, если вы считаете, что меня ждет боль, я должен сам причинить ее себе.
— Вы неправильно меня поняли, — терпеливо разъяснил Пелорус. — Я искренне буду сожалеть, если вас постигнет какое-то несчастье. Я бы избавил вас, если бы мог, от любой недоброй судьбы, предопределенной вам, и излечил бы вашу пылающую душу. Но этого я сделать не могу, все, что я в силах совершить, это рассказать вам все мне известное, в надежде, что это поможет вам понять, а потому справиться с превратностями вашей судьбы. Верьте мне, Дэвид, хотя я и волк в такой же степени, как человек, я ваш друг.
Лидиард вспомнил самое первое и наиболее часто повторяющееся из его видений: печальный и страдающий Сатана, жарящийся в пламени ада, протягивает руку в надежде освободить мир от проклятия, и видит только, как земля упорно отстраняется от его исцеляющей руки. Лидиард считал, что видит себя самого в обличии этого беспомощного падшего ангела, но теперь он понял, есть другой, чья участь могла быть легко определена там же…
Не было способа понять, была ли это только ирония, или пророчество, но он вспомнил и другое видение, следующие за первым, к которому, очевидно, привела его пылкая молитва: он видел Бога на границе вселенной, абсолютно бессильного вмешаться в ее дела.
— Наверно, теперь я понимаю, почему вы сказали мне, что могли бы стать куда лучшим для меня другом, если бы могли оставить меня в покое. — сказал Лидирард.
— И вы еще поймете, почему я так часто прибегаю к слову
* * *
Позже Пелорус проводил Лидиарда к мосту Воксхолл, где несколько раньше тем же вечером они встретились. Было уже за полночь, но город еще не погрузился в тишину, на реке кипела жизнь, и баржи сотнями перемещались между его бесчисленными верфями.
— Вы сможете найти кэб? — спросил Пелорус.
— Сомневаюсь, но нет повода бояться, что меня ограбят, если я пойду пешком. — сухо ответил Лидиард, — У меня в кармане лежит револьвер, как и у вас, и он послужит против человека так же хорошо, как и против оборотня. Туман может вызвать удушье, но если я простужусь, и со мной случится лихорадка, я смело встречу свои дикие кошмары.
Пелорус отвернулся от него, беспокойно разглядывая воду в направлении Ламбетского моста и Вестминстера.
— Вы и в самом деле считаете, что у меня есть какая-то надежда? — спросил Лидиард, — Если правда все, сказанное вами, какой у меня шанс выйти из этого дела живым?
— Никогда не отчаивайтесь, — посоветовал ему Пелорус, не сводя глаз с мутгых вод Темзы. — То, что вами теперь овладело, не позволит вам так легко умереть. Не могу обещать, что вам не причинят никакого вреда, или не дадут вам повредить никому другому, но до тех пор, пока эта сила в вас нуждается, она будет вас поддерживать. А если настанет время, когда вы больше не станете нужны, вас могут просто отпустить. И, возможно, если вам удастся помочь этому существу, увидеть и узнать, что оно такое и чем может быть… оно ведь может оказаться способным на благодарность.
— Тогда я мог бы рассматривать это как испытание — испытание огнем. — Лидиард умолк, затем внезапно спросил: — А почему Адама Глинна так называют?
— Потому что он был вылеплен из глины, так же, как моя семья образовалась из стаи волков. Мы были, как я полагаю, первыми экспериментами, и, как всякие первые эксперименты, не удались. Если вам повезет, вы сможете преуспеть больше. Верьте же в это, Дэвид, прошу вас. Вы сможете достигнуть успеха. Не осмеливаюсь вам обещать, что вы останетесь невредимы, но вы не должны думать, будто человек бессилен влиять на события. Не следует недооценивать смелость и разум.
— Уверяю вас, я их вовсе не недооцениваю, — возразил Лидиард. — Я только сомневаюсь в том, что они имеются у меня в достаточном количестве.
Пелорус не ответил, но поднял голову от темной воды к огням вдоль речного берега.
— Однажды я видел, как этот город горит. — вспомнил он, — Я наблюдал, как его поглощает яростный огонь. Это был самый последний раз, когда я видел Мандорлу счастливой, последний раз, когда я видел ее в экстазе от искреннего восторга. Я не могу не любить ее, видите ли, потому что она — центр моего волчьего мира, она управляет той животной радостью, которой так страстно жаждет моя душа.
Но счастье Мандорлы скоро превратилось в разочарование, когда она увидела, что мир не изменился. Деревянный город был отстроен заново и превратился в каменный, Он стал более холодным и могущественным выражением души и труда человечества. Лондон никогда больше не будет гореть, Дэвид, и я молюсь, чтобы он никогда не рассыпался в прах, как Гелиополис и Мемфис, как Карфаген и Троя.
— Скорее он потонет в собственных сточных водах, — произнес в ответ Лидиард. — В его водах и в воздухе слишком много ядовитых веществ, и слишком многие из тех, кто наводняет толпами его улицы, представляют собой настоящие отбросы человечества. Нам еще так много остается идти, прежде чем мы сможем устроить рай на земле, и есть такие люди, которые считают, что города создают болячки на поверхности цивилизации. Перед Великим Пожаром, мне помнится, была чума, вы видели, как люди умирали прямо на улицах, до того, как появилось пламя, чтобы очистить и сжечь все?
— Я видел куда худшее, — сказал Пелорус. — Я был в Англии, когда пришла Черная Смерть. Но болезнь можно одолеть, и безумие тоже, если таким людям как Гилберт Фрэнклин и Джеймс Остен дать идти своим путем.
Лидиард пошел через мост. Он не простился с человеком, который стоял и смотрел, как он уходит, и не поблагодарил его за то скудное гостеприимство, которое обстоятельства позволили ему оказать.
12
К тому времени, как Лидиард вернулся на Стертон Стрит, туман сгустился, смягчая сверкание газовых фонарей и превращая его в рассеянное, почти волшебное сияние. Когда Лидиард приблизился к дому, он резко повернул голову в сторону ограды на другой стороне улицы, находящуюся в пределах видимости, но не заметил никаких признаков наблюдателя, не спускающего глаз с дома.
Зная, что Лидиарда вернется поздно, Саммерс оставил парадную дверь не запертой, Дэвид воспользовался своим ключом, и задвинул за собой засов. Дворецкий позаботился и о том, чтобы оставить ночник в холле, и Лидиард захватил ночник с собой наверх, избавившись от пальто, шарфа и шляпы. Он двигался как можно тише: ясно, что сэр Эдвард не стал себя утруждать, поджидая его.
