салфеточек; любую нору они делают удивительно уютной… Ты по-настоящему наслаждаешься тем, что современные дамы считают тяжким подневольным трудом, — устраивать мужчине берлогу и кормить этого зверя… Что ж, скоро ты вся окажешься в этих заботах, вся, по твою прелестную шейку. Дни твоего девичества сочтены, это вопрос нескольких…»
Раздался стук почтальона. Она подскочила. Миссис Коуп принесла письмо.
Да, да! Это от него, большой квадратный серый конверт, его «артистические» завитушки в заглавных буквах ее имени: «Мисс Джой Харрисон».
Джой, сияя счастьем, взяла письмо. Распечатала. Прочла. Затем, обнаружив, что совсем не поняла прочитанного, глубоко вздохнула и прочла еще раз, медленно и внимательно.
И тогда поняла.
Пол ушел у нее из-под ног.
Вот так. На удивление просто.
Очнувшись, Джой отставила поднос с завтраком и посмотрела на часы. Да. Даже если пол, земля уходят из-под ног, нужно идти на работу, не так ли?
Она машинально надела пальто и маленькую фетровую шляпку, натянула перчатки, облегавшие руку плотно, словно собственная кожа, если не считать бугорка там, где был сапфир в кольце. Подхватила портфель, посмотрела на свой унылый зонтик с черной ручкой — и оставила его в углу. Сегодня он не нужен. Совершенно восхитительное утро.
Она вышла из дома под лучи безжалостного майского солнца.
Лондон был весь в золотистом сиянии, площади усыпаны сиренью. По улицам мчались автомобили с веселыми людьми. В витринах магазинов, словно почки, распускались маленькие шляпки, фантастически прекрасные зонтики от солнца и роскошные подвенечные платья — подвенечные платья! Солнце, ветерок… и отовсюду неслась мелодия песенки, которую Джой напевала с утра; «Кто сделал дни такими короткими и счастливыми? Ты!»
При взгляде на спешащую в толпе Джой Харрисон никто бы не подумал, какой удар она только что перенесла. После первоначальной смертельной бледности краски уже вернулись на ее лицо. Джой шла, лавируя в толпе таких же, как она, деловитых людей; приостанавливалась, повинуясь руке полисмена в белой перчатке. Быстрый взгляд на часы в витрине. Она чуть опаздывала. Лучше сесть на автобус. Что она и сделала, «квалифицированная секретарша-стенографистка», как дразнил ее Джеффри, с портфелем в руке. С портфелем, где среди всегдашних вещей лежало письмо.
Письмо — вот причина того, что мир рухнул, а она рыдает над обломками. Приведем его полностью:
«Риди-коттедж, 11 мая
Милая Джой!
Я ужасно, ужасно сожалею, но все повторилось. Помнишь, я объяснял тебе про «это» зимой, перед нашей помолвкой. Я говорил тогда, что выкуриваю только первый дюйм хорошей сигары и выпиваю только первые полбокала шампанского — дальше мне неинтересно. То же и с чувствами. «Упоение первыми беззаботными восторгами», а потом — пшик. Такая низость!
И вот я встретил тебя. Я думал, ты меня вылечишь. Я был уверен в себе, обручен и счастлив. В разлуке с тобой я думал: «Я прав. Дело не в том, что я непостоянен: я так верил, что найду свой идеал, искал его в каждом свеженьком личике. И наконец я нашел! Джой, удивительная маленькая Джой, с каштановыми волосами, большими глазами и нежными розовыми губами, с жаждой жизни и безумной домовитостью! Я смогу остаться верным ей. Она будет моим домом, моим Раем, всем тем, что я тщился найти в каждом свеженьком личике. Слава Богу, ошибки быть не может».
Но, Джой, — увы, может. Все изменилось. Вместо Рая я увидел Ад. Дело вовсе не в других девушках. Я не могу тебе объяснить. На Таити я работал — кстати, новый роман обещает стать лучшим из всего, что я сделал. У меня не было времени думать об этом. Но как только я вернулся к маме, я все понял.
Что нам делать, Джой? Я полагаюсь на тебя. Может быть, мы сделали роковую ошибку и ее можно исправить? Если продолжать отношения, я имею в виду.
Видишь ли, раньше причиной этого становилась другая девушка; мой интерес к чему-то новому, влекущему. На этот раз не так: у меня просто нет сил продолжать. Что делать? Может быть, встретиться? Может быть, у тебя хватит терпения и великодушия? Хотя знаю я твое терпение! Ты всегда была страстной натурой; блеск ума, пламенный темперамент, кипучий восторг — вот что ты такое! Героиня моей новой книги, Эйми, такова же.
О, Джой, сделай так, чтобы я не чувствовал себя негодяем!
Должны ли мы расстаться ?
Малышка, решать тебе. Если ты скажешь: «Джеффри, я принимаю тебя. Я понимаю, что ты оставил от чудесного зимнего романа руины. Но все равно, я постараюсь, я сделаю все, что смогу, — я выйду за тебя замуж». Если ты так скажешь, Джой, так и будет. Я готов. Дай мне знать о твоем решении; и решай быстрее!
Прости. Твой Джеффри».
Она словно слышала его недовольное ворчанье, когда он ставил подпись. Она словно видела, как он поднял голову, достал конверт из ящичка маленького матушкиного бюро, — видела каждую черточку его мальчишеского, утонченно-прекрасного лица, напоминающего портреты итальянских мастеров. Она…
Автобус остановился. Она едва успела выскочить из него.
Она осознала, что снимает чехол с пишущей машинки. Между этим моментом и поездкой в автобусе — полный провал. Она не помнила, как шла от остановки, пересекала площадь с огороженными платанами, сворачивала на застроенную высокими солидными зданиями улицу, где работала с тех пор, как уехал Джеффри. Не видя ничего вокруг, как лунатик, она достигла знакомой зеленой двери с величественным веерообразным окном наверху, на которой сияла начищенная табличка с именами:
МИСТЕР РАЙКРАФТ
ДОКТОР РЕКС ТРАВЕРС
ДОКТОР СЭКСОН ЛОКК
Должно быть, она автоматически ответила на приветствие привратницы Мери, автоматически погладила Роя, огромную эльзасскую овчарку, когда Рой, по обыкновению, встретил ее в холле. Она не помнила, как шла через холл, прихватив по дороге почту с дубового столика, не помнила, как оказалась в
