земле, жуткое дыхание, резкий стон. Кажется, Саймон. Я увидела темно-голубой блеск пистолета, отбросила еще ломоть скалы, схватила дуло и вытащила штуку наружу. Никогда не держала такой в руках, даже не подумала, что опасно пистолет держать так, только удивилась, что он очень тяжелый. Стрелять, наверное, просто. Направить и спустить курок. Подойти бы поближе… и чтобы мужчины немного раздвинулись, а пыль осела и стало что-то видно… И Ангелос умрет. Я ни на минуту не подумала, что убивать людей нехорошо. Пошла к ним. Как ни смешно, ходить очень трудно. Земля качалась, пыль хватала меня за ноги, пистолет был слишком тяжелым, а солнце — слишком ярким, и я плохо видела…
Сцепленные тела шевелились от титанических усилий. Мужчины так запылились, что я не могла понять, кто наверху. Как разобраться… Человек сверху одной рукой держал другого за запястье, другой — за горло, все крепче. Голова нижнего болезненно откинулась. Густая красная пыль на черных кудрях. Жестокое широкое лицо тоже красное, архаическая маска гримасничает на песке. Побежденный все слабее и слабее пытается спихнуть с себя победителя. Мускул дрогнул у Саймона на плече. Ангелос отчаянным движением попытался спастись, но хватка не ослабела. Тела продвинулись в пыли на несколько ярдов к пирамидке, отмечавшей место смерти Михаэля. Рука Саймона напряглась и немного подвинулась, дыхание вырвалось из глотки Ангелоса оборвавшимся свистом… Я поняла, что пистолет не нужен, села и закрыла глаза. Скоро наступила тишина.
Ангелос лежал тихо, лицом вниз у пирамидки. Саймон стоял и смотрел на него. Замученное лицо в крови и пыли, мускулы подрагивают, красные глаза. Потом он повернулся и впервые взглянул на меня. Попытался что-то сказать, высунулся язык, облизал пыльную корку губ.
Я ответила на взгляд:
— Все в порядке. Он ничего со мной не сделал… На муле у пещеры есть веревка…
— Веревка? Зачем?
Голоса у нас обоих были очень странные. Он медленно шел ко мне,
— Если он придет в себя…
— Моя дорогая Камилла… — сказал Саймон и, увидев выражение моего лица, рассердился. — Что, по-твоему, я должен был сделать?
— Не знаю. Конечно, убить. Я просто… Ты и убил.
Губы его шевельнулись. Не совсем улыбка, но он вообще в этот момент не походил на себя. Передо мной на ярком свете стоял незнакомец со странным голосом и смотрел на свои окровавленные руки, в его лице мне чего-то не хватало.
Тут мир перестал качаться, я пришла в себя и сказала быстро, почти отчаянно, в приступе стыда:
— Саймон. Прости. Я просто еще ничего не соображаю. Конечно, ты прав. Это просто… слишком близко. Бывают случаи, когда надо понимать и принимать… такое. Я просто свинья.
Теперь он улыбнулся, как раньше.
— Ну не совсем. Ты тоже права. Что ты, собственно, собиралась этим сделать?
— Что?
Я тупо уставилась на пистолет в своих руках. Он наклонился, взял его, не прикасаясь ко мне кровавыми немного дрожащими пальцами, положил на землю.
— Так, думаю, безопаснее.
Тишина. Он стоял и смотрел незнакомым взглядом.
— Камилла, если бы ты не избавилась от этой штуки, я бы умер.
— И я. Но ты пришел.
— Моя хорошая, конечно. Но с этим пистолетом… Ты застрелила бы его, Камилла?
Совершенно неожиданно я затряслась и закричала:
— Да! Да! Я как раз собиралась, когда ты… убил его сам!
И я заплакала, больше не было сил, я потянулась к нему и взяла его руки, в крови и всем чем угодно.
Мы сидели на камнях, его рука на моих плечах. Какое-то время он ругался, и это было так на него не похоже, что я хихикала сквозь слезы, но сумела сказать:
— Прости. Все в порядке. Это не истерика. Это… реакция на что-то.
Он говорил с шокирующей страстностью:
— Никогда не прощу себя за то, что втащил тебя во все это, клянусь Богом! Имей я малейшее представление…
— Ты не втащил меня, я сама напросилась и должна была принять, что получилось. Ты не виноват, что все так… Мужчина делает то, что считает необходимым, и раз ты чувствовал себя так из-за Михаэля, соответственно ты и поступил. Вот и все, ты сказал, что трагедия закончена, но, конечно, когда ты узнал, что Ангелос жив…
— Моя хорошая, ты ведь не думаешь, что я убил его из-за Мика? Я говорил на доступном ему языке. Конечно, и поэтому, я это понял, когда посмотрел ему в лицо, но озверел я даже раньше, чем узнал от Димитриоса остальное. Его легко было уговорить. Пришел Нико и помог. Он сказал, что они сделали с Нигелем.
— Тогда ты знаешь…
Я вздохнула на три четверти с облегчением, стало понятным выражение его лица и легкость, с которой он убил.
— И потом, ты…
Я ничего не ответила, мы сидели молча. В небе кружили три стервятника. Саймон выглядел так, будто это его побили.
В горах раздался какой-то шум, кажется шаги, отдаленный крик. Спаситель мой не двигался.
Я попросила:
— Расскажи мне об Ангелосе. Почему он не возвращался раньше?
— Он возвращался, искал золото — голоса и огни, мы были правы. Приехав в Югославию, он собирался все забрать как можно скорее, но совершил политическое убийство, был пойман и приговорен к пожизненному заключению. Его освободили два года назад, он сразу приехал, но ничего не нашел. Димитриос не сумел узнать у Стефаноса, так что пришлось ждать меня. Все. А теперь ты. Почему, ради Бога, ты вышла из пещеры? Он наверняка бы тебя не обнаружил.
— Нет.
И я рассказала ему все, уже почти спокойно, будто пересказывая прочитанное, но было очень приятно чувствовать его руку на плече и солнечный жар. Он слушал в тишине, заговорил не сразу.
— Кажется, придется себя прощать за очень многое. — Он впервые посмотрел на распростертое в пыли тело прежними живыми холодными глазами. — Было за что расплачиваться — Мик, Нигель, бедная глупая маленькая Даниэль и, конечно, ты… Это бы вывело из себя и Ореста, да? Нет, фурии не будут преследовать меня за сегодняшнее дело.
От входа раздался крик, с грохотом камней ворвался в долину и бросился к нам Нико.
— Красивая мисс! Кирие Саймон! Все в порядке! Я здесь!
Он смотрел на нас — мое рваное и грязное платье, ссадины, поцарапанные руки, на Саймона, покрытого кровью и пылью сражения.
— Мать всех богов, значит, он был здесь! Ушел?..
И тут он увидел тело. Сглотнул, бросил взгляд на Саймона, посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, но опять закрыл рот, вроде с трудом, и пошел к месту, где лежал Ангелос.
Медленно переступая, появился Стефанос, остановился у входа, пошел к нам. Посмотрел, помолчал, кивнул, улыбнулся. Он, может, что и сказал, но тут прибежал Нико. На Саймона обрушился поток греческих слов, он что-то отвечал, потом рассказывал, а я вдруг почувствовала, что очень устала, откинулась к скале и закрыла глаза.
— Тебе плохо, красивая мисс? Этот паразит тебе ничего не сломал?
— Да нет, напугал, — я улыбнулась, — жаль, что тебя здесь не было.
— Я должен бы здесь быть! — А глаза у него были не так полны энтузиазма, как голос, но, по-моему, больше всего его поразило не убийство. — Я должен был с ним расправиться, и не за двоюродного брата моего дедушки, а за тебя, красивая мисс. Хотя кирие Саймон справился очень хорошо, да?
