место в противоположном углу?
Директор решил обойти перегородку со всех сторон. Он сделал это, соблюдая наивысшую осторожность, как если бы кто-то притаился за ширмой. Но за ней было пусто.
Однако, когда Барзюм, обойдя все вокруг, вернулся к своему рабочему месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все же не удержался от возгласа изумления. За его бюро, в кресле, преспокойно положив локти на стол, восседал незнакомец, небрежно вертя в руках синий карандаш, оставленный импресарио полминуты назад, и насмешливо, даже вызывающе, поглядывал на Барзюма.
Директор побледнел. Кто был этот незнакомец, позволивший себе сыграть дерзкую шутку? Барзюма охватила ярость. Он собрался уже выругать невоспитанного пришельца, но тот уверенным, четко поставленным голосом первым нарушил молчание.
– Мсье Барзюм, – сказал он, – разрешите дать вам один важный совет. Человек, занимающий такое место, как вы, должен быть постоянно настороже и не доверять никому. Между тем, я полагаю, что это предельная неосмотрительность – хранить в своем кабинете столь опасную перегородку.
– Простите, – сказал импресарио, – но…
– Позвольте мне договорить, – прервал незнакомец. – Я думаю, в вашем кабинете вообще не должно быть места никаким ширмам. Знаете почему?
Директор собрался что-то возразить, но странный собеседник опередил его:
– Вы скажете, когда закончу я. А сейчас – выслушайте мои соображения по поводу перегородки. Она безвредна только на вид, на самом же деле… Поверьте, нет предмета более опасного при вашей работе. Во-первых, персонажи, изображенные на ней, рассеивают внимание, во-вторых, от малейшего толчка стенка приходит в движение, и они как бы оживают, даже делают жесты, что, согласитесь, весьма озадачивает. Но и это еще не все! Третье, и самое главное, за этой ширмой очень удобно прятаться. Практически любой может забраться сюда, подслушивать разговоры, шпионить, выведывать все ваши намерения, а затем напасть, ограбить или убить.
Барзюм, пораженный, слушал эту небольшую речь, произносившуюся спокойным, чуть насмешливым тоном. Застигнутый врасплох директор не шевелился. Пришелец же поднялся из кресла и открыл одно из боковых окошек вагона. Потом, подойдя к ширме, он быстрым движением сложил ее и, ловко просунув в окно, выбросил на пути.
Затем закрыл раму и посмотрел на Барзюма.
– Как-то вы очень уж бесцеремонно обошлись с такой ценной меблиной, – сказал импресарио.
– Не сердитесь, это в ваших же интересах, – ответил незнакомец и добавил:
– Впрочем, это все детали. Итак, вы назначили мне встречу, желая сообщить что-то важное. Я вас слушаю.
Внезапно мрачное лицо Барзюма озарилось широкой улыбкой.
– Вот как?! Ну, вы и оригинал, я погляжу! Что ж, это мне даже нравится. Я вас только что мысленно оклеветал за опоздание. А между тем, вы находитесь здесь, видимо, довольно давно?
Директор на секунду прервался и спросил:
– Я угадал, вы – мсье Жюв, инспектор парижской Службы безопасности?
– Он самый, – отрапортовал знаменитый полицейский. Приблизившись к нему, Барзюм протянул руку:
– Очень рад, мсье! Как вы поживаете?
Жюв пожал руку:
– Спасибо. Превосходно!
И, расположившись в глубоком кресле, на которое указал ему хозяин, инспектор повторил:
– Итак, я вас слушаю.
Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от французских полицейских жестких решительных действий, так характерных для людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику.
Он был благодарен княгине Соне Данидофф, порекомендовавшей такого детектива.
И, пытаясь быть таким же пунктуальным и решительным, как собеседник, Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации.
– Вот о чем идет речь, мсье Жюв, – закончил он, – я не один, меня, так сказать, двое…
– Как вы сказали? – переспросил полицейский.
Директор спокойно повторил:
– Меня – два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю… Возможно, и сейчас моя личность раздвоена, и в некоторых обстоятельствах я совершаю поступки, как говорится, без своего ведома…
Жюв иронично улыбнулся:
– Правая рука не ведает, что делает левая…
– Как бы там ни было, – прервал Барзюм, – но это означает, что однажды я сделаю какие-то вещи, совершу определенные поступки, от которых впоследствии откажусь. Но как быть, если в обоих случаях найдутся вполне достойные свидетели?
– Вы в этом уверены? – спросил Жюв.
– В чем? – наивно проговорил импресарио.
– Ладно, – пояснил полицейский сердитым тоном, – во-первых, в том, что говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей?
Выслушав этот грубый вопрос, директор остался на несколько мгновений озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел детектив подвергнуть сомнению его слова, а, кроме того, достоинство его окружения?
Если бы перед ним находился не Жюв, а кто-то другой, Барзюм немедленно выставил бы его за дверь. Но американец умел сдерживать свои чувства и поэтому лишь ограничился репликой:
– Мсье, я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству.
«О! – подумал Жюв. – Этот человек говорит прямо, как пастор…»
Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил:
– Само собой разумеется, вы – правдивый человек, и те, с кем вы имеете дело, – вне подозрений. Итак?
– Итак, – повторил Барзюм, не понимавший, серьезно говорит инспектор или шутит, – вот, что произошло.
Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте, – как он, с одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, – в это же самое время – не покидал рабочего кабинета, что, кстати, совпадает с утверждениями секретаря.
Кроме того, Барзюм рассказал о нападении на автомобиль, в котором ехала подруга его знакомых с «ним – вторым» по дороге из Спа в Тирлемон, где находился тогда цирковой поезд.
– А! – воскликнул Жюв, внезапно оживившись, и уточнил:
– Что это был за грабитель?
– Он должен еще сидеть в тюрьме города Спа, и мне бы не хотелось, чтоб он выходил оттуда, поскольку этот бандит собирался прикончить как меня, так и женщину, которую я сопровождал.
– Эта женщина, – прямо спросил Жюв, – кто она, и какие между вами отношения?
Барзюм покраснел до самых корней волос. Ведь он был воспитан в религиозных традициях протестантства. Он проговорил сухо:
– Это не имеет никакого отношения к делу. И я бы предпочел оставить данный вопрос в стороне.
Жюв не настаивал. С минуту помолчав, он спросил:
– Короче говоря, что бы вы хотели от меня?
– Мне нужно знать, – решительно сказал Барзюм, – действительно ли я имею двойника, или это все – ловко подстроенный обман. Кроме того, мне бы хотелось понять, что все-таки происходит в моем поезде. Несколько раз подряд в нем наблюдались какие-то странные кражи, незначительные, но, впрочем, порядком взволновавшие цирковой персонал. Затем случился ужасный эпизод, чуть не закончившийся
