– Короче, малыш, вчера его величество король сообщил мне потрясающую новость. Я остаюсь в Глотцбурге, чтобы помочь несчастной княгине; оказывается, князь Владимир, которого я считал холостяком, женат на бедняге, которую он сделал глубоко несчастной… Ты поедешь в Париж, порыщешь среди ворья, вдруг нападешь на след Фантомаса. Ну, прощай, малыш, скоро увидимся! Как знать, может, мы пойдем по соседним дорожкам. У меня такое предчувствие, что однажды наши пути пересекутся… и в самом ближайшем будущем…
В этот миг поезд дал гудок. Медленно, затем набирая скорость, состав тронулся…
– Фандор! – выкрикнул Жюв. – И последнее: не вешай носа! Надейся и держись молодцом!
Фандор пожал плечами:
– А вы, Жюв, черт возьми, поскорее приезжайте! Князь Владимир подождет, ну его к дьяволу, главное, найти Фантомаса… Я хочу видеть Элен!
Фандор не разобрал, что ему ответил Жюв. Он только заметил, что полицейский лукаво погрозил ему пальцем…
Возможно, Жюв был бы менее беспечным, знай он об уготованных ему чудовищных приключениях, подозревай он о трагических мгновениях, которые ему еще предстояло пережить прежде, чем снова пожать руку друга, которого он любил, как отец сына!
Глава 2
ДРУГ СЕРДЕЧНЫЙ
– Что это? Как разогнался! Как высоко поднимается! Боже правый… да это аэроплан!
Люди, дремавшие в купе остановившегося в чистом поле поезда, устремились к дверям, радуясь негаданному развлечению. Пассажиры, сидящие по углам, немедленно пооткрывали окна и почти повылазили наружу, пока их соседи сзади давили друг друга, из кожи вон лезли, дабы разглядеть в облаках, что же так смутило воображение более зорких.
Было около половины шестого, близилось к концу мартовское воскресенье. На землю опускались сумерки.
День был очень теплым, и с первыми лучами солнца парижане, привлеченные чистой небесной лазурью и сияющим солнцем, торопливо принарядились и, кто на поезде, кто на трамвае, а кто на собственном велосипеде, отправились за город, чтобы вдохнуть свежего воздуха и первых ароматов весны.
К всеобщему удовольствию день выдался чудесным, и все парижское предместье полнилось разноголосицей бурного веселья.
Однако, если день оказался прелестным, возвращение домой обещало быть менее приятным.
Вдоль трамвайных линий выстроились вереницы людей, нетерпеливо, но обреченно ожидающих отправления вагонов.
На вокзалах к прибытию парижского состава сутолока из залов ожидания перекинулась на перрон; у косогоров, вдоль тротуаров изнуренные велосипедисты – пунцовые мужчины – буксировали грузных дам, изможденных дальней прогулкой, к концу которой они все были почти без чувств.
И хотя спортсмены завидовали своим согражданам, набившимся в тесные пригородные поезда, к окнам которых были подвешены, дабы не растерять свежесть, букеты сирени и пышные ветви цветущего боярышника, участь этих пассажиров была незавидной.
Действительно, главное было не выехать, а добраться до места; те же, кто рискнул отправиться по железной дороге до вокзала Сен-Лазар, томились вечной тревогой, не зная, очутятся ли они когда-нибудь в Париже, поскольку поезд то и дело вставал.
Уже добрую четверть часа следующий из Мэзон-Лаффита состав потерянно стоял среди обширной равнины Сартрувиль. Время от времени осипший от усталости паровоз натужно свистел, словно просил, если не помощи, то хотя бы разрешения продолжать путь. Но ничто не обещало вызволить его из состояния неподвижности! Измученные ожиданием, уставшие за день пассажиры, большинство которых отнюдь не торопилось по домам, впали в ласковую дремоту. Из оцепенения их вывел неожиданный возглас путешественника, заметившего аэроплан.
Пассажиры третьего класса, а таких, естественно, было хоть отбавляй, бросились к окнам, но, раздосадованные, разошлись по местам, осуждая происшествие, которое нарушило их полузабытье.
Средних лет господин буркнул, пожав плечами:
– Да это воздушный шар!
Его соседи одобрительно закивали головами.
И в самом деле, это был обычный воздушный шар. Он мог летать, где ему вздумается, устремляться ввысь, нырять к земле, даже лопнуть – никто бы и бровью не повел!
Воздушный шар! Что может быть в наше время банальнее! Аэропланы – еще куда ни шло, но кому интересны подъем и воздушные перипетии заурядного шара?
Однако обладатель быстрого и зоркого глаза, одним из первых заметивший аэростат, – плюс ко всему он занимал выгодную позицию в углу, – вполголоса заметил со сведущим видом:
– Совсем неплохо для воздушного шара! Минимум 1500 кубических метров. Наверное, он из аэроклуба, будет участвовать в розыгрыше кубка Гордон-Бенетта…
Говоривший пребывал в самом благодатном возрасте: от тридцати до тридцати двух лет; его волевое лицо перечеркивали большие черные усы, на широкий квадратный лоб падали пряди густой ухоженной шевелюры, изысканно подстриженной на висках и затылке.
Этот знаток был просто, но изящно одет. Однако некоторая безвкусица в костюме выдавала в нем человека, не принадлежащего к свету, а, скорее, представителя нынешнего поколения рабочих, элегантного, видного, усвоившего самые лучшие манеры.
Он не был аристократом, но не был и проходимцем.
Его выслушали. Кто-то, желая скрасить дорожную скуку приятной беседой, поинтересовался:
– Сударь наверняка разбирается в этом деле, раз так, на глазок, определяет размеры шара?
– Тут уж будьте уверены, все тютелька в тютельку, у меня глаз наметан. Здесь у земли тихо, а в атмосфере гуляют ветры, и приличные; этот шар пролетает, по меньшей мере, километров семьдесят в час.
Несколько женщин разом заголосило, но расфранченный рабочий их коротко ободрил:
– По этой части я собаку съел! Это мое ремесло!
Меж тем как в вагоне третьего класса, где по случаю духоты окна были открыты, разговор становился все более общим; специалист тихо беседовал, перебрасывался оживленными репликами с сидевшей с ним по соседству очаровательной девушкой, которой можно было дать не больше восемнадцати; ее огромные ясные голубые глаза скромно прятались в тени тяжелых ресниц, густые каштановые волосы были забраны под широкополую шляпу.
Нежно взяв спутника под руку, девушка твердила с тенью беспокойства на лице:
– Морис, обещай, поклянись, что не будешь летать на таком аппарате!
Выслушав мольбы подружки, молодой человек легко передернул плечами:
– Глупышка! Да я проделывал это множество раз, я же их строю! Не будь такой трусихой, милая Фирмена!
– Я не против воздушных шаров, – разъяснила девушка. – В них нет ничего страшного! Но вот аэропланы! Если ты сядешь в аэроплан, я умру от ужаса!
Желая подразнить подругу, Морис с загадочным видом проговорил:
– Хе-хе! Как знать? Сегодня воздушный шар, завтра аэроплан. Одно от другого совсем недалеко!
Красивые глаза девушки внезапно наполнились слезами, она окинула спутника долгим любящим взглядом.
– Обещай, – взмолилась она, – что ты не будешь огорчать малышку Фирмену!
В шуме поезда, который под гул восклицаний медленно тронулся, Морис, растроганный нежностью
