В топографической теории, развивавшейся в течение примерно 25 лет, Фрейд по-прежнему связывал между собой аффект, энергию и мотивацию, хотя и более сложным образом. Он определил инстинктивное влечение как психическую репрезентацию биологической силы; из этого следует, что провоцирующее событие должно быть скорее внутреннего, чем внешнего характера. Влечение подразумевает постоянно присутствующее мотивирующее напряжение (1915а, стр. 118-119), которое, накапливаясь, вызывает неприятные чувства, прежде всего тревогу; процессы разрядки напряжения порождают разнообразные эмоции, в основном приятные (1915с, стр. 178). Фрейд добавляет, что эмоции связаны с идеями, или мыслями, поэтому, осознав свои чувства, мы можем «узнать», что происходит в глубинах нашей психики, и определить нужды, требующие удовлетворениям (1915с, стр. 177). Связь идей и чувств поныне остается центральным положением психоаналитической теории аффектов (Brenner, 1974). В научных исследованиях, однако, нередко идеи и чувства рассматривают изолированно, что, вероятно, является неизбежным артефактом принятых концепций, но, тем не менее, приводит к определенным проблемам. Например, аффекты идентифицируется почти исключительно по характеру осознаваемых чувств, которые мы испытываем, при этом недооценивается роль неосознанных фантазий (Arlow, 1977).
Топографическая теория была полезна Фрейду для понимания многих клинических ситуаций, однако по мере накопления опыта он находил все больше трудностей в концептуализации аффектов, — особенно связанных с чувствами тревоги и вины, — как результата накопления энергии влечений. Эти трудности послужили одним из стимулов для разработки новой структурной теории психики, в которой классификация базировалась на психическом функционировании, а не на степени осознавания (1923а).
В дальнейшем (1926) Фрейд оставил попытки найти источник аффектов и занялся рассмотрением их влияния на психическое функционирование. В его структурной теории было два важных момента, касающихся аффектов. Во-первых, он предположил, что аффекты (обсуждая в основном тревогу, он считал, что теория может быть обобщена и на другие аффекты) могут травматически влиять на функционирование Эго. Он выдвинул предположение, которое можно считать унаследованным из теории аффективной травмы: чрезмерное возбуждение, порожденное реальными внешними обстоятельствами (например, такими, как сексуальное совращение или физическое унижение) или внутренними инстинктивными факторами, вызывает такую сильную тревогу, что организующие, синтезирующие и защитные функции Эго оказываются перед ней беспомощны. Фрейд считал, что такие травматические обстоятельства обычно, хотя и не всегда, относятся к младенчеству и к раннему детству, когда незрелое, еще слабое Эго легко может быть обезоружено. Во-вторых, Фрейд предположил, что аффекты могут способствовать адаптации, так как сигнализируют об опасности. Поскольку изначально тревога — это реакция на собственную беспомощность, впоследствии она может воспроизводиться в ответ на потенциально опасную ситуацию: «Таким образом, тревога, с одной стороны, — это ожидание травмы, с другой — повторение ее в смягченной форме» (1926, стр. 166). Он добавляет, однако, что «Эго, которое пережило травму пассивно, теперь активно повторяет ее в ослаблением варианте, надеясь, что теперь сможет само направлять ее ход» (стр. 167). Итак, когда человек воспринимает какую-либо внутреннюю опасность (внутрипсихический конфликт между влечением и запретом) или внешнюю угрозу, у него возникает чувство тревоги, связанное с идеей, образом или фантазией об угрожающей ситуации. Благодаря тому, что аффект активизирует защиты, соответствующие опасной ситуации, беспомощности удается избежать и интенсивность чувств удерживается на минимальном уровне, где они не могут дезорганизовать деятельность Эго. В этом смысле можно рассматривать влияние аффектов как организующее, адаптивное и мотивирующее, как часть реакции Эго, связанной с предвосхищением опасности и позволяющей не допустить травмы. «Индивидуум, — писал Фрейд, — значительно увеличивает свою способность к самосохранению, если он может предвидеть травматическую ситуацию, связанную для него с беспомощностью, и подготовиться к ней, вместо того, чтобы просто сидеть и ждать, когда она случится» (стр. 166).
Фрейд приходит к выводу, что созревание Эго приносит с собой улучшение способности предвосхищать то, что Рэнгелл назвал впоследствии «беспомощным, обезоруженным травматическим состоянием» (1968, стр. 391), путем все лучшего использования аффектов как сигналов. Опасность здесь рассматривается либо как внешняя, ведущая к «физической беспомощности, если опасность реальна», либо как внутренняя, проистекающая из конфликта, ведущая к «психической беспомощности, если опасность обусловлена собственными влечениями» (Freud, 1926, стр. 166). Следовательно, мы можем сказать, что после достижения такого уровня зрелости и развития, на котором может действовать сигнальная функция, непосредственными побудителями являются не влечения, а аффекты.
Фрейд добавляет важное звено между двумя формами тревоги: «После того, как младенец обнаруживает, что внешний, воспринимаемый объект может положить конец опасной ситуации... он уже боится не самой ситуации (мучительной беспомощности), а того, что приводит к ней, то есть потери объекта» (1926, стр. 137-138). Отныне тревога, пережитая как реакция на ситуацию, вновь испытывается тогда, когда ожидаются обстоятельства, в которых эта ситуация может повториться. Фрейд считал, что для каждой стадии психосексуального развития характерны свои потенциальные опасности, и предложил последовательность ситуаций вместе со связанными с ними фантазиями и тревогами. Эта последовательность определяется психосексуальным развитием: страх потери объекта и потери любви объекта, страх кастрации, страх наказания со стороны Суперэго (чувство вины). Сейчас мы знаем, что первые три из этих опасностей могут предвосхищаться уже вскоре после того, как ребенок, начавший ходить, становится способен к формированию фантазий, и что эти три опасности спепифически связаны с конфликтами развития второго года жизни, так же, как и с более поздними. Поэтому соотнесение с психосексуальными стадиями уже не особенно полезно.
Сигнальная теория аффектов Фрейда показала, что приятные и неприятные ощущения младенца очень рано прикрепляются к объектам. Сигнальная теория не только внесла вклад в теорию объектных отношений, но и способствовала признанию важности раннего младенческого опыта для здорового функционирования личности в будущем.
СОВРЕМЕННОЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ АФФЕКТА
Последняя модель Фрейда не решила все проблемы в теории аффекта, и это отразилось на дальнейшей психоаналитической мысли. Оставалось неясным, как лучше рассматривать аффекты: в связи с влечениями и их разрядкой, как в ранней теории Фрейда, или как функции Эго, или же в рамках сигнальной теории. Оставалось также под вопросом, могут ли выполнять сигнальную функцию другие аффекты, кроме тревоги. В течение прошедших лет теоретики уделили много внимания этим двум проблемам. Например, хотя Джонс (1929) полагал, что сигнальная теория применима ко всем чувствам, и писал о страхе, вине и ненависти, хотя Фейнихел (1941) описал, как гнев, тревога, возбуждение, отвращение и стыд попадают под контроль зрелого Эго и используются как сигналы, лишь в 50-е годы, благодаря работам Рапапорта (1953) и Якобсон (1953), было признано, что сигнальная теория применима и по отношению к другим аффектам. Якобсон даже считала, что сигнальную функцию могут принимать и позитивные чувства, такие, как восторг, однако, по мнению Шура (1979), в концепции сигнального удовольствия есть определенные трудности.
Фрейд (1926) определенно говорит о связи между влечениями и аффектами. Он не оставляет сомнений и в том, что считает аффекты участвующими в функционировании Эго, а также то, что они должны рассматриваться в связи с объектными отношениями. В современных психоаналитических теориях аффекты, как правило, обсуждаются в одном или в нескольких из этих аспектов.
АФФЕКТЫ И ВЛЕЧЕНИЯ
