изобретателен. Сингэну был пятьдесят один год, он был опытен, горд и дороден. Среди его командиров были лучшие полководцы Японии: Ямагата Масакагэ, Баба Нобухару, Найто Масатоё и Оямада Нобусигэ.
Иэясу выслал разведчиков под командованием Окубо Тадаё и Хонда Тадакацу. Они наткнулись на авангард Сингэна и вернулись изрядно потрепанными. Их настроение несколько поднялось, когда пришло подкрепление из 3 000 самураев от Нобунага, который и сам более чем когда-либо нуждался в людях, но, очевидно, понимал, что наступление Сингэна представляет для него наибольшую опасность. Иэясу встал перед выбором: вступить в сражение при таком перевесе сил в пользу противника было равносильно самоубийству, но оставаться за стенами Хамамацу – значило играть на руку Сингэну, который, вероятно, выделил бы небольшой контингент, чтобы сдерживать армию Токугава, а сам беспрепятственно пошел бы на Киото. Это ведь был Такэда Сингэн, а не Имагава Ёсимото!
Иэясу храбро повел армию по дороге на север. В трех четвертях мили от Хамамацу была поросшая кустарником гряда, известная как Миката-га-хара. Рядом с правым флангом Иэясу протекала река Магомэ, а слева мили на две тянулся кустарник. Он выстроил свои войска в линию – японцы дали такому построению поэтичное название «крылья аиста». Подкрепление, пришедшее от Нобунага, он поставил справа вместе с отрядом Сакаи Тадацугу – на самом фланге, где начинался склон. Другие его си-тэнно стояли слева, а сам Иэясу возглавлял основные силы, расположившись немного позади от центра. Напротив них стояло войско Такэда, один авангард которого едва ли не превышал по численности всю армию Токугава. За ним стоял сам Сингэн с пятнадцатитысячной армией.
Когда обе армии встали в боевой порядок, пошел снег. Снегопад продолжался непрерывно до четырех вечера, когда авангард Такэда двинулся вперед, чтобы атаковать фланги Токугава. Левый фланг держался твердо, но правый, люди Нобунага, вскоре отступил, оставив Сакаи Тадацугу в окружении врагов. Он попытался пробиться назад, но Такэда Кацуёри, сын Сингэна, обошел его и атаковал с тыла. Поскольку стало темнеть, центр Такэда предпринял атаку во фронт, заставив Токугава поспешно отступить. Чтобы перегруппировать силы, Иэясу установил свой штандарт, большой золотой веер, на возвышенности в тылу войска. Опасаясь, что гарнизон в Хамамацу поддастся панике, Иэясу позвал одного самурая, который отрубил голову какого-то вражеского воина, и велел ему отнести ее в Хамамацу и объявить, что это голова Сингэна.
В это время самураи Такэда уже находились в опасной близости от Иэясу, стрелы и пули свистели у него над головой. Он уже подумывал о том, чтобы умереть как истинный самурай, но мысли о будущем взяли верх, и Иэясу ускакал в направлении Хамамацу. Он едва спасся. Один из людей его свиты успел выбить лук из рук вражеского самурая, когда они проскакали мимо, а Иэясу пронзил стрелой самурая, который бросился на него с копьем. Прибыв в замок, Иэясу велел оставить ворота открытыми и зажечь факелы, чтобы указать путь отступающим. «Это должно также смутить врага, – добавил он. – Если закроем ворота, они подумают, будто мы их боимся». Наконец подошли самураи Такэда. По пути они заметили, что все Токугава, которые пали при отступлении, погибли, стоя лицом к противнику. В эту ночь они не пытались штурмовать замок. Не исключено, что попытайся они это сделать, им сопутствовала бы удача. Иэясу тем не менее мирно спал, а отряд самураев-добровольцев подобрался к лагерю Сингэна, который встал у Сай-га-дани. Поскольку местность была им хорошо знакома, они сумели подойти достаточно близко, прежде чем открыть огонь, так что самураи Такэда провели весьма беспокойную ночь.
Утром Сингэн созвал военный совет. Чем дольше они будут ждать падения Хамамацу, тем скорее наступит весенняя оттепель, и Уэсуги Кэнсин спустится с гор Этиго. Поэтому Сингэн решил снять осаду и начать общее наступление на Нобунага силами нечестивого союза – Такэда, Асаи, Асакура и Икко-икки. В начале 1573 г. Сингэн продолжил борьбу и вторгся в Микава, чтобы подготовить завершающий удар. Его первой целью был замок Нода, который удерживал один из командиров Иэясу. Осада была хорошо организована, настолько хорошо, что у защитников вскоре совсем кончилась еда, а единственным продуктом, оставшимся в замке, было изрядное количество сакэ. Не желая, чтобы драгоценный напиток достался врагу, гарнизон решил уничтожить его надлежащим образом. Шум пиршества далеко разносился в ночном воздухе, и сам Сингэн приблизился к крепостному валу, чтобы лучше слышать приятную мелодию, которую наигрывал на флейте кто-то из часовых. Когда он подошел к стене, один самурай, который, видимо, был не так пьян, как остальные, прицелился из аркебузы и прострелил ему голову. Рана не повлекла за собой немедленной смерти, но Сингэн скончался в апреле 1573 г. Он, бесспорно, был одним из величайших самурайских полководцев. Говорят, что, узнав о его смерти, Уэсуги Кэнсин оплакивал потерю «лучшего из врагов».
Смерть Сингэна была страшным ударом для клана Такэда. Его сын Кацуёри был достаточно храбр, но ему недоставало исключительных талантов отца. Старые приближенные его семьи не были уверены в его способностях, и крушение дома Такэда казалось им неминуемым. Для Нобунага лучшего известия, чем о смерти Сингэна, и быть не могло. Как будто вдохновленный его гибелью, он выгнал сёгуна Ёсиаки из Киото, тем самым раз и навсегда уничтожив сёгунат Асикага, и атаковал Асаи и Асакура столь яростно, что оба покончили с собой. Летом 1574 г. он взял штурмом Нагасима, цитадель Икко на реке Кисо, и начал блокаду Исияма Хонгандзи. Звезда Нобунага вновь стояла в зените, и в следующем году он достиг вершины славы в битве при Нагасино, в сражении, которое открыло новую эру в военном деле Японии.
Если бы Нагасино была единственной битвой, которую выиграл Нобунага, этого было бы уже достаточно для утверждения его репутации. Нагасино – название замка в Микава, построенного на очень выгодном от природы месте, там, где реки Такигава и Оногава сливаются, образуя реку Тойокава. У места слияния реки имеют в ширину около ста метров, берега их высокие и крутые. Несмотря на неприступный вид, замок Нагасино несколько раз переходил из рук в руки, и в мае 1575 г. его удерживал для Ода Нобунага Окудайра Садамаса, энергичный давдцатичетырехлетний самурай, один из людей Токугава Иэясу родом из Микава. 16 июня замок Нагасино осадил Такэда Кацуёри. Гарнизон стойко сопротивлялся всем тактическим приемам, которые могли быть в распоряжении сына Сингэна. Он привел с собой команду рудокопов с золотых рудников Такэда, которые стали подводить подкоп под стены. Защитники ответили контрминой. Тогда Кацуёри построил плоты и переправил самураев через реку, но эти платформы оказались столь же хорошей мишенью, как сидячие утки. Были построены и подведены под стены осадные башни, но защитники с легкостью разнесли их из крупнокалиберных мушкетов. К 22 июня Кацуёри решил превратить штурм в осаду: был возведен частокол, через реку протянуты канаты, а самураи Такэда расположились вокруг, надеясь уморить защитников замка голодом.
Поскольку пищи у осажденных осталось всего на несколько дней, они забеспокоились. Послали Иэясу просьбу о помощи, он в свою очередь попросил подкрепления у Нобунага, но защитникам ничего не было известно об этом. В это время произошел один из тех героических эпизодов, которые так разнообразят монотонное повествование о кампаниях XVI века, когда личная самурайская доблесть проявляет себя во всей красе. Самурай по имени Тории Сунъэмон вызвался доставить Иэясу послание из осажденного замка. В полночь 22 июня Тории тихо пробрался к реке и проплыл мимо часовых Такэда, разрезав канаты кинжалом. Вскоре он добрался до Окадзаки, где Иэясу и Нобунага обещали незамедлительно прислать помощь, и Тории поспешил назад с доброй вестью. К несчастью, этот доблестный самурай слишком спешил, чтобы сообщить гарнизону, что все в порядке, ибо зажег сигнальный огонь на холме, который заметили Такэда и что-то заподозрили. Когда Тории поплыл вверх по течению, он обнаружил, что к канатам на этот раз привязаны колокольчики. Звон колокольчиков и выдал Тории. Его схватили и привели к Кацуёри, который обещал ему жизнь, а также хорошую награду, если он согласится подойти к стенам замка и сообщить гарнизону, что помощь не придет и что им осталось только сдаться. Тот согласился, но Кацуёри, мало ему доверяя, велел привязать его к большому деревянному кресту, который установил перед замком. Гарнизон позвали на стены, чтобы все могли выслушать послание Тории. В качестве дополнительной меры предосторожности несколько пехотинцев окружили крест и приставили наконечники копий к телу Тории. Тогда Тории крикнул: «Через три дня к вам придет помощь. Держитесь!» Как только он произнес это, копья пронзили его. Мужественный поступок Тории – лучший пример самой совершенной формы самурайской доблести, подвиг, который снискал ему уважение как друзей, так и врагов. Один самурай из стана Такэда был так потрясен примером Тории, что велел изобразить его на кресте на своем знамени.
Итак, подкрепление было в пути, и это было немалое войско. В операции по снятию осады с Нагасино Нобунага увидел возможность окончательно сокрушить клан Такэда, так что с ним шло 30 000 воинов, тогда как у Иэясу было 8 000. Войско Такэда, осаждавшеее замок, едва ли насчитывало 15 000, так
