на улицах Киото, им вскоре пришлось разочароваться, и одной из причин этого стало вмешательство буддийской общины.
В 767 г. родился монах по имени Сайтё, известный ныне под своим посмертным именем Дэнгё Дайси. Почувствовав отвращение к чересчур мирским устремлениям своих собратьев в Нара, Сайтё удалился в горы в поисках духовного мира. Его скитания привели его наконец на холмы к западу от озера Бива, и здесь в 788 г. у вершины горы Хиэй он основал монастырь Энрякудзи. Это произошло за шесть лет до основания Киото, так что, когда рядом стали строить столицу, монастырь Сайтё уже стоял в пяти милях к северо-востоку от нее, среди густо поросших лесом холмов. Для суеверных придворных такое положение Энрякудзи имело большое значение, поскольку, согласно правилам китайской геомантии, зло могло напасть на город прежде всего с северо-востока – со стороны, считавшейся «вратами демонов». Поскольку основанию новой столицы должны были сопутствовать сколь можно более благоприятные условия, наличие Энрякудзи было сочтено очень хорошим предзнаменованием, и недавно основанный монастырь стали считать божественным хранителем Киото. Еще одним свидетельством благосклонности богов стало наличие на горе Хиэй святилища важного синтоистского божества, Царя гор. На Энрякудзи посыпались благодеяния, которых не знал даже монастырь Тодайдзи. По мере того как он рос, его строения заняли всю гору Хиэй, и настоятель Энрякудзи основал дочерний храм Миидэра (или Ондзёдзи) у подножия горы рядом с озером Бива. Через несколько лет монастыри Киото уже могли соперничать богатством и влиянием с древними монастырями в Нара. В Южной Столице, как назывался теперь Нара, жители негодовали, видя, что у них отбирают привилегии и лишают покровительства.
Как мы уже видели, знать и монастыри довольно легко избегали уплаты налогов. Более мелким землевладельцам или тем, кто не был связан с могущественными аристократическими семьями, уклониться было гораздо труднее. Решение напрашивалось само собой: они номинально передавали свои владения землевладельцу, который платил небольшой налог или совсем его не платил – например, монастырю. Новый владелец регистрировал эти земли под своим именем, таким образом выводя их из списка подлежащих налогообложению, а затем возвращал прежнему владельцу. Все, что такой «защитник» требовал от «дарителя», сводилось к ежегодной подати, гораздо ниже установленной нормы налога, и к молчаливому соглашению не разглашать условия сделки. По мере того как развивалась эта система, известная как кисин, формы дарственных передач становились все сложнее. Землевладелец мог счесть выгодным действительно передать свою землю храму и стать содзи, маноральным управляющим этой землей. Поскольку крестьяне, работавшие на этих свободных землях, были избавлены от тирании официальных сборщиков налогов, люди стекались в феодальные поместья и в храмовые владения. Магнат, который принимал «в дар» земли, получал ощутимую выгоду: для увеличения дохода с угодий ему не надо было возделывать целинные земли. Такую сделку, выгодную обеим сторонам, было непросто выявить – коррупция проникла в среду высшей бюрократии, покрывавшей систему кисин. Выходили указы, запрещавшие подобную практику, но слишком многие успели нагреть на этом руки, и все продолжалось по-прежнему. Семейство Фудзивара особенно преуспело в извлечении выгоды из кисин. Следует вспомнить, что именно основатель этого прославленного дома начал воплощать в жизнь программу реформ принца Сётоку. С тех пор как Каматари пришел к власти, Фудзивара процветали. Они заняли ключевые места в императорском совете и начали просачиваться в императорскую фамилию. Они избрали весьма простой путь, выращивая и воспитывая прекрасных дочерей, которые выходили замуж за наследных принцев. В этом они так преуспели, что между 724 и 1900 гг. не менее пятидесяти пяти из семидесяти шести наследовавших друг другу императоров были рождены женщинами из клана Фудзивара.
В течение восьмого и девятого веков императорский двор превратился в клуб Фудзивара, а сами императоры, потомки воинов, перестали походить на простых смертных и уподобились божествам. Император даже не упоминался по имени, которое заменялось эвфемистическими титулами; наиболее известный из них – микадо, буквально – «почтенные врата». Появилась практика отречения императора: он еще молодым передавал свои полномочия родственнику-ребенку, которым легче было манипулировать и чья власть была чисто номинальной. Рождение большого количества принцев неизбежно вызывало сложности. В каждом поколении были недовольные, которых обошли при выборе наследника престола, не говоря уже о родственниках императора, не принадлежавших к клану Фудзивара, у которых шансов на повышение в должности было еще меньше. Эти аристократы тактично покидали столицу, чтобы поискать удачи в других местах. В то время такая практика казалась удобной. Лишние члены правящего дома селились далеко от Киото, многие из них вступали в браки с представителями древних кланов. Двор, сам того не ведая, сеял зубы дракона, из которых вскоре должны были вырасти воины.
Глава II
Будда и Буси
В предыдущей главе мы рассмотрели крах земельной реформы, первую неудачу в программе Великих Реформ. Вслед за ее провалом система всеобщей воинской повинности, служба в армии за данную правительством землю, была подорвана практикой кисин. Создать регулярную национальную армию так и не удалось. В Киото, где знатные семьи соперничали друг с другом за синекуру, каковой было несение караула в покоях императора, не было недостатка в желающих «поступить на военную службу», однако в восточных и северных провинциях, где обитали аборигены эмиси, проблема безопасности стояла очень остро. Эмиси были искусными лучниками и свирепыми воинами. Помимо войн с эмиси, надо было еще время от времени подавлять восстания и бороться с бандитами и разбойниками. Поскольку система всеобщей воинской повинности не срабатывала, обеспечение безопасности в этих отдаленных провинциях стало заботой местных землевладельцев. Придворные аристократы в столице наслаждались праздной жизнью, описание которой дошло до нас в таких романах, как «Повесть о принце Гэндзи», и меньше всего желали принимать на себя обязанности сёгуна, отправляться на край света и воевать с врагами трона. Они были настолько увлечены столичной жизнью, что даже гарнизоны в провинциях были сокращены, а солдаты переведены в столицу и зачислены в городскую стражу.
Людьми, которым выпала задача поддерживать закон и порядок, были землевладельцы, разбогатевшие, вероятнее всего, благодаря практике кисин. Были среди них и обедневшие аристократы, в поисках удачи покинувшие двор и бежавшие от засилья Фудзивара. Под началом этих землевладельцев находились многочисленные мелкие держатели земель и крестьяне, которых система кисин сделала зависимыми. Не требовалось много времени, чтобы эта экономическая зависимость переросла в вассальные отношения. Связи, возникшие благодаря кисин, укреплялись, когда заинтересованные стороны вступали в родственные отношения. Вассалы были лично преданы господину и готовы были следовать за ним в минуту опасности.
Сторонники могущественных землевладельцев называли себя самураями. Приблизительный смысл слова «самурай» – «тот, кто служит» (от глагола самурау или сабурау – служить). В первоначальном значении этот термин не ассоциировался с военной службой, однако со временем его значение изменилось. Другое слово, буси, известно нам в словосочетании буси-до, «путь воина». Буси, однако, не подразумевало отношений между слугой и господином, его можно считать общим термином для обозначения воина, солдата.
Было бы неверным рассматривать возникновение самурайства как демократическое движение храбрых крестьян, объединившихся под эгидой избранного ими вождя для защиты собственных интересов. За редким исключением, все могущественные землевладельцы, вокруг которых формировались военные дружины, были знатного происхождения, порой даже отпрысками императорской фамилии. Любопытно, что в провинции, хотя при выборе военачальников предпочтение отдавалось людям действительно обладавшим военными талантами, аристократическая родословная была немаловажным подспорьем при вербовке сторонников. По мере того как росла их поддержка, возрастало и чувство причастности, основанное на новом понимании клана. Кланы дореформенной эпохи, ради уничтожения которых, собственно, и проводились реформы, возродились как самурайские кланы. Благодаря системе кисин клан стал гораздо более крупной социальной единицей, чем прежде: вокруг семейного ядра сплачивались многочисленные люди и целые семьи, не связанные с ним родственными узами. Главенство принадлежало
