он глотает молоко. В эти дни использовать бутылочки нельзя – нет специальных смесей, нет простых способов содержать вещи в чистоте, как это требуется. Но даже кормление грудью – не слишком сложная вещь, если к нему привыкнуть.
– Я думаю, он будет спать, – сказала Барбара.
Даже голос диктора на радио, рассказывавшего о победном налете бомбардировщиков Джимми Дулитла на Токио, не звучал так возбужденно. Она продолжила:
– Кажется, он захочет пососать и другую грудь. Помоги мне стянуть рукав, Сэм. Я не могу сама, пока держу его.
– Конечно.
Он поспешил к ней, спустил рукав и помог ей вытянуть руку. Дальше она справилась сама. Платье спустилось до талии. Через пару минут она переложила Джонатана к левой груди.
– Хорошо бы, чтобы он заснул поскорее, – сказала Барбара. – Я замерзла.
– Судя по его виду, он уже собирается, – ответил Сэм.
Он накинул сложенное пополам полотенце на левое плечо жены, не столько для того, чтобы согреть ее, а чтобы она не запачкалась, когда ребенок срыгнет.
Она подняла бровь.
– «Судя по его виду, он уже собирается», – словно эхо, повторила она.
Он понимал, на что она намекает. Он не мог бы построить такую фразу, когда они встретились впервые; для этого пришлось бы сначала как следует выучиться в школе, а уж потом перейти на игру в мяч.
– Все дело в компании, которая меня окружает, – ответил он с улыбкой, затем заговорил более серьезно. – Мне вообще нравится учиться у окружающих – и у ящеров тоже, если получается. Разве надо удивляться, что я научился чему-то у тебя?
– О, в своем роде это удивительно, – сказала Барбара. – Многим людям, похоже, ненавистна сама мысль – учиться чему-нибудь новому. Я рада, что ты не такой, иначе жизнь была бы тоскливой. – Она посмотрела на Джонатана. – Да, он уснул. Хорошо.
Вскоре ее сосок выскользнул из ротика ребенка. Она подержала его еще немного, затем осторожно подняла на плечо и похлопала по спинке. Он отрыгнул, не просыпаясь и не сплевывая. Она вновь опустила его на руку и подождала несколько минут, затем поднялась и переложила его в деревянную колыбельку, которая занимала большую часть их крохотной комнаты. Джонатан вздохнул. Она постояла возле него, опасаясь, что малыш проснется. А затем его дыхание стало ровным. Она выпрямилась и потянулась за платьем.
Прежде чем она успела его надеть, Сэм оказался у нее за спиной и сжал груди руками. Она повернула голову и улыбнулась ему через плечо, но это не была приглашающая улыбка, хотя пару недель назад они снова начали заниматься любовью.
– Ты не считаешь, что мне лучше просто немножко полежать? – спросила она. – Сама я именно так и считаю. Это не означает, что я не люблю тебя, Сэм, просто я так устала, что света белого не вижу.
– Конечно, я понимаю, – сказал он и отпустил ее.
Теплое мягкое ощущение ее тела осталось запечатленным на его ладонях. Он лягнул пол, покрытый линолеумом.
Барбара быстро натянула платье, затем обернулась и положила руки ему на плечи.
– Спасибо, – сказала она. – Я знаю, что тебе это нелегко.
– Надо просто привыкнуть, только и всего, – сказал он. – Женитьба в разгар войны не очень располагает к комфорту, и потом ты сразу забеременела… – Лучшее, о чем они могли вспомнить, случилось в их брачную ночь. Он хмыкнул. – Конечно, если бы не война, мы никогда не встретились бы. Что там они говорят об облаках и серебряной подкладке?
Барбара обняла его.
– Я очень счастлива с тобой, с нашим ребенком и со всем остальным. – Зевнув, она поправилась: – Почти со всем остальным. Мне только хотелось бы немножко больше спать.
– Я тоже счастлив во всем, – сказал он, сомкнув руки у нее на спине.
Как он сказал, если бы не война, они бы не встретились. А если бы и встретились, она бы даже не взглянула на него: она была замужем за физиком-атомщиком в Чикаго. Но Йене Ларссен находился далеко, выполняя задание для Металлургической лаборатории, – так далеко и так долго, что они оба решили, что он мертв, и стали вначале друзьями, потом любовниками и наконец – мужем и женой. А когда Барбара уже была беременна, они узнали, что Йене жив.
Сэм прижал к себе Барбару еще раз, затем отпустил ее и подошел к колыбели, чтобы взглянуть на спящего сына. Он протянул руку и взъерошил почти снежно-белые тонкие волосы Джонатана.
– Как приятно, – сказала Барбара.
– Хорошенький парнишка, – ответил Игер.
«А вот если бы ты не выносила его, то – десять долларов против деревянного пятицентовика – ты бросила бы меня и вернулась к Ларссену». Он улыбнулся ребенку. «Малыш, я тебе очень обязан. Когда- нибудь я постараюсь тебе отплатить».
Барбара поцеловала его в губы – коротко, дружески – и отправилась в постель.
– Я хочу немного передохнуть, – сказала она.
– Хорошо. – Сэм отправился к двери. – Поищу какого-нибудь ящера, и мы немного поболтаем. Надо делать добро сейчас, а может быть, даже после войны, если когда-нибудь это «после войны» настанет. Что бы ни случилось, люди и ящеры отныне должны сотрудничать друг с другом. Чем больше я узнаю, тем лучше я становлюсь.
– Я думаю, ты будешь великолепен в любой ситуации, – ответила Барбара, укладываясь в постель. – Почему бы тебе не вернуться примерно через час? Если Джонатан будет по-прежнему спать… кто знает, что из этого может получиться?
– Посмотрим. – Игер отворил дверь, затем взглянул на сына. – Спи крепко, малыш.
Человек с наушниками на голове посмотрел на Вячеслава Молотова.
– Товарищ народный комиссар, к нам поступают все новые сообщения о том, что ящеры на базе к востоку от Томска собираются сдаться нам. – Поскольку Молотов не ответил, радист набрался смелости и добавил: – Вы помните, товарищ, это те, что восстали против своего начальника.
– Я уверяю вас, товарищ, что полностью владею ситуацией и не нуждаюсь в напоминании, – холодно сказал Молотов – холоднее, чем московская зима и даже чем сибирская.
Радист сглотнул и наклонил голову в знак извинения. После первой ошибки в обращении к Молотову еще может повезти, а вот после второй уже точно не поздоровится.
Комиссар иностранных дел продолжил:
– На этот раз они выдвигают конкретные условия?
– Да, товарищ народный комиссар. – Радист посмотрел в свои записи. Его карандаш был длиной в палец – в нынешние времена не хватало всего. – Они хотят гарантий не только безопасности, но и хорошего обращения после того, как перейдут на нашу сторону.
– Это мы можем им обещать, – сразу же ответил Молотов. – Я бы подумал, что даже местный военачальник должен был увидеть разумность такого требования.
У местного военачальника должно также хватить разума на то, чтобы игнорировать любые гарантии в тот момент, когда они станут лишними.
С другой стороны, вполне вероятно, что местный военачальник старался не проявлять чрезмерной инициативы, а просто передал все вопросы в Москву, коммунистической партии большевиков. Командиры, которые игнорируют контроль партии, ненадежны.
Радист передавал в эфир кажущиеся бессмысленными наборы букв Молотов искренне надеялся, что для ящеров они и оставались бессмысленными.
– Чего еще хотят эти мятежники? – спросил он.
