Бомбы падали, но не очень близко: война обострила слух Мойше. Он слышал резкий свист в небе, затем снова взрывы. Стена, к которой он прислонился, сотрясалась.
– Это не бомбы, папа, – воскликнул Рейвен – да, теперь он стал знатоком в подобных вещах. – Это артиллерия.
– Ты снова прав, – сказал Мойше.
Если ящеры обстреливают Иерусалим артиллерийским огнем, значит, они недалеко. Ему захотелось убежать из города, но как? Куда надо идти?
Ударила новая волна снарядов, на этот раз ближе к ним, в воздухе свистели осколки. Дом напротив превратился вдруг в кучу щебня. Арабская женщина с покрывалом на лице, платком на голове и в платье до земли выскочила из двери соседнего дома и побежала в поисках нового убежища, словно жук, прятавшийся под камнем, который затем потревожили. Всего в нескольких метрах от нее в землю ударил снаряд. После этого она уже не могла бежать. Она лежала, корчилась и кричала.
– Она тяжело ранена, – сказал Рейвен пугающим тоном знатока.
Мойше подбежал к ней. Он понимал, что без лекарств и инструментов мало чем может помочь.
– Осторожнее! – закричала вслед ему Ривка.
Он кивнул, но усмехнулся про себя. Как он может быть здесь осторожным! Это зависело от снарядов, а не от него.
Женщина лежала в луже крови. Она причитала по-арабски, которого Мойше не понимал. Он сказал ей, что он врач – студент-медик звучало бы не слишком убедительно, – на немецком, идиш, польском и английском. Она не понимала ни одного языка. Когда он попытался оторвать кусок ткани от платья, чтобы забинтовать рану высоко на ноге, она стала отбиваться, будто подумала, что он собирается изнасиловать ее прямо здесь. Может быть, она и в самом деле думала так.
Подошел мужчина-араб.
– Что ты тут делаешь, еврей? – спросил он на плохом иврите, затем повторил на ужасном английском.
– Я – доктор. Я стараюсь помочь ей, – ответил Мойше также на двух языках.
Мужчина перевел его слова на быстрый, как огонь, арабский язык. Посредине его речи женщина перестала сопротивляться. Но не потому, что покорилась. Мойше схватил ее за запястье. Пульса не было. Когда он отпустил ее руку и та упала, араб понял, что это означает.
– Иншаллах, – сказал он и перевел на английский: – Божья воля. Добро вам за помощь, еврейский доктор.
Поклонившись, он ушел.
Качая головой, Русецкий вернулся к своей семье. Обстрел начал стихать. Прижимаясь ближе к стенам, Мойше повел жену и сына по улицам Иерусалима. Он не знал, чего ищет. Наверное, выход из города, какое-нибудь укрытие – или краешек Стены Плача.
Но прежде чем он нашел хоть что-нибудь, в нескольких сотнях футов на улице вспыхнула перестрелка.
– Это ящеры? – воскликнула Ривка.
– Не думаю, – ответил Мойше. – Скорее, это еврейские повстанцы напали на англичан.
– Ой! – одновременно сказали Ривка и Рейвен.
Мойше печально склонил голову.
Стрельба – из винтовок, автоматов, пулеметов, временами хлопки минометов – распространялась во всех направлениях словно лесной пожар. Через пару минут семья Русецких уже пряталась в арке ворот, а повсюду вокруг свистели и отскакивали пули. Несколько британских солдат в касках, в рубашках и шортах хаки выскочили на улицу. Один заметил Мойше и его семью. Он прицелился в них и закричал:
– Не двигайтесь или будете трупами, еврейские ублюдки!
И только тут Мойше вспомнил про автомат, который лежал на земле возле него. «Так дорого заплатить за то, чтобы взять в руки оружие», – подумал он.
– Возьмите автомат, – сказал он англичанину. – Мы сдаемся.
Солдат громко спросил:
– Можно взять пленных, сэр?
Русецкий сначала не понял, в чем дело. Затем до него дошло: если бы солдат не получил разрешения, то застрелил бы их и побежал дальше. Мойше был готов броситься к автомату. Если он должен погибнуть, он погибнет в бою.
Но парень со звездочками второго лейтенанта на погонах сказал:
– Да, отведи их обратно в центр задержания. Если мы начнем убивать их, эти безумцы будут уничтожать наших.
Он говорил безмерно горько и печально. Мойше надеялся, что Ривка не поняла его слов.
Британский солдат подскочил и забрал автомат.
– Встать! – приказал он. Когда Мойше поднялся, солдат выхватил у него магазины. – Руки вверх! Если опустите руки, будете мертвыми – ты, баба, отродье, любой.
Мойше повторил приказ на идиш, чтобы жена и сын все поняли.
– Марш! – гаркнул англичанин.
Они подчинились. Солдат привел их на бывшую рыночную площадь. Колючая проволока и посты с пулеметами вокруг превратили ее в лагерь для пленных. С одной стороны находилась высокая стена, сложенная из больших камней, она выглядела так, будто стоит на этом месте вечно. На верху стены располагалась мечеть, золотой купол которой портила дыра, пробитая снарядом.
Мойше понял, что это за стена, только когда британский солдат загнал его с семьей в эту большую клетку из колючей проволоки. Здесь они и остались. Единственными санитарными устройствами были помойные ведра возле колючей проволоки. У некоторых людей были одеяла, у большинства их не было. Ближе к полудню охранники стали раздавать хлеб и сыр. Порции здесь были побольше, чем в варшавском гетто, но не намного. Бочки для воды были снабжены обычными ковшиками. Мойше помрачнел – здесь должны кишеть болезни.
Он и его семья провели две неприятные холодные ночи – спали, обнявшись, на холодной голой земле. Артиллерийские снаряды падали повсюду, некоторые – в опасной близости. Если бы хоть один попал внутрь огороженного колючей проволокой периметра, бойня получилась бы ужасной. Утром третьего дня Иерусалим сотрясли сильные взрывы.
– Англичане отступают! – воскликнул кто-то уверенным юном. – Они взрывают то, что не могут унести с собой.
Мойше не знал, был ли прав этот парень, но незадолго до того охранники бросили свои посты, прихватив с собой пулеметы.
Не прошло и нескольких минут после их исчезновения, как на площади появились другие вооруженные люди: бойцы из еврейского подполья. Пленники хрипло поздравляли друг друга, когда товарищи освобождали их из заключения.
Но вместе с евреями пришли ящеры. Мойше оцепенел: вот тот, возле ворот, это не Золрааг? И в тот самый момент, когда он узнал этого ящера, Золрааг узнал его и возбужденно зашипел:
– Вот кто нам нужен, – и добавил усиливающее покашливание.
– Наконец-то прогресс! – сказал Атвар.
Приятный морской бриз овевал его. Он шел вдоль северного берега небольшого треугольного полуострова, который отделял Египет от Палестины. Тепло, песок, камни напоминали ему о Доме. Это была очень приятная страна – и тем не менее он должен был добираться сюда на вертолете, потому что Большие Уроды не побеспокоились о необходимом количестве дорог.
Рядом с ним шел Кирел и некоторое время молчал: возможно, командир корабля тоже вспоминал о мире, который он оставил ради вящей славы Императора. Пара покрытых перьями летающих существ пролетела мимо двух самцов. У них не было ничего общего с летающими существами, имеющими кожистые
