призракам поддаваться пока не стоит... Сейчас цель одна – здание в центре сада! Вот если там ничего не прояснится... что ж, тогда он будет рад любой подсказке, даже такой необычной...
Запомнив место, где его поймало наваждение, он вернулся на аллею и двинулся дальше. Страха не было. Конечно, он с самого начала понимал, что очень рискует – и был готов ко всему... Но если с ним что- то случится, некому будет помочь тем, кто двинется следом! Как мог, он подстраховался и на этот случай: велел перенести основное внимание патрулирования с внешнего периметра на внутренний и задерживать любого, кто выйдет изнутри к периметру без его сопровождения. Кроме того, он заручился поддержкой вертолетного соединения полиции – теперь можно по крайней мере не опасаться, что в воздушное пространство базы сумеет прорваться еще какой-нибудь вертолет... Но самое главное – если он вдруг не вернется и не подаст сигнала, жесткий карантин базы продолжится до следующего утра, и только после этого внутрь двинутся полицейские отряды. Было непросто убедить руководство страны в серьезности возможной угрозы, особенно когда у ворот базы бушевала толпа терявших терпение журналистов. Он не пожалел красок, расписывая потенциальные ужасы, и понял, что переборщил, только когда министр внутренних дел предложил в помощь войска...
...Висящее в воздухе напряжение словно сгущалось с каждым его шагом – и все-таки он невольно улыбнулся, вспоминая, скольких трудов стоило после этого уговорить министра, что в войсках надобности все-таки нет...
Впереди просветлело – аллея кончалась. Пришел... Веренков отступил чуть в сторону, укрываясь за кустами, и осторожно выглянул из-за них. Здание открылось перед ним все сразу, и он внимательно осмотрел его. Все спокойно, тихо, ни души вокруг. Два окна то ли разбиты, то ли открыты – далеко, не разобрать... Из разрубленной надвое крыши печально торчит хвостовая балка вертолета, под ней на карнизе и на земле – куски лопастей. Лужайка перед домом чиста – никаких распростертых тел или чего-то подобного...
Куда же делись люди? По оценке начальника охраны, внутри периметра оставалось десять человек – не считая тех, кто прилетел на вертолете... Из этих десяти один убит, другой без сознания – по крайней мере, был без сознания четверть часа назад. Сколько прилетело, неизвестно – экстренные запросы на все ближайшие аэродромы ничего не дали. Похоже, вертолет или прибыл издалека, или просто стоял у кого-то во дворе... Впрочем, тут Гуминский прав – там могло быть не больше трех...
Но десять человек – это целая толпа, они должны создавать какой-то заметный шум, деятельность, особенно в чрезвычайной обстановке... если, конечно, живы... Или они все забились в какую-нибудь комнату? Час от часу не легче: где их искать, да и в каком они состоянии? Кто из них может представлять опасность?..
Веренков покачал головой. В глубине души он надеялся, что внешний осмотр даст достаточно информации, чтобы избежать неприятного путешествия по зданию, но увы... Ничего не поделаешь, придется идти дальше...
Он достал рацию, включил ее и коротко доложил об увиденном. Это была полицейская рация, позаимствованная у прибывшего патруля. Она работала на другой частоте, и его не могли подслушать на базе. Правда, его слышали все другие патрули в радиусе двадцати километров, поэтому приходилось осторожно выбирать выражения...
Когда он сказал, что собирается идти внутрь, Майзлис всерьез забеспокоился:
– Ты уверен, что стоит это делать? Может, вернешься? Или хотя бы...
Он не стал договаривать, но Веренков понял, что он хотел сказать: «Хотя бы оставишь рацию включенной?» Он вздохнул: сколько можно! Десять минут назад все было обговорено, и вот опять!.. Включенная рация, конечно, может помочь – ему персонально. Но что, если здесь происходит нечто такое, о чем «широкой общественности» знать не стоит? Это было одной из главных причин его одиночной экскурсии – и прямая трансляция на полицейском канале плохо увязывалась с этой причиной...
Конечно, тревогу Майзлиса можно понять – но только пока эта тревога не становится назойливой...
– Хватит, – прервал Веренков. – Все остается, как договорились. Конец связи!
С этими словами он выключил рацию и медленно, не прячась, пошел через лужайку к крыльцу...
...Первое, что он увидел, распахнув тяжелую дверь – направленный прямо в лицо пистолет. Веренков качнулся было назад, но его остановил резкий голос Гуминского:
– Стоять!
Он замер. Гуминский, смерив его взглядом, усмехнулся:
– Прорвался-таки? Упорный ты, Ян, даже завидно! Ну, заходи, заходи, раз уж пришел... И руки вверх!
Ствол чуть пошевелился, показывая Веренкову, куда именно ему следует двигаться. Он осторожно, не сводя глаз с пистолета, сделал несколько шагов вправо, поднял руки – дверь захлопнулась, отрезая путь к спасению.
– Ты с ума сошел, Дмитрий, это точно! – со злым отчаянием (ну надо же было так влипнуть!) обратился он к Гуминскому. – Чего ты добиваешься?
– Ты жить хочешь? – прервал его тот. – Тогда заткнись и перебирай ногами!
Прижимаясь спиной к стене, Ян пятился до тех пор, пока не оказался в углу возле лестничной площадки. Боковым зрением он видел лежащего человека – убит? усыплен? – но не мог сообразить, кто это...
– Все, хватит елозить по стене, – остановил его Гуминский. – Теперь присаживайся...
– ???
– Садись, говорю! И не вздумай опускать руки... Когда сядешь, можешь оглядеться как следует: увидишь немало интересного...
Как ни странно, Ян почти не удивился, встретившись глазами со стоявшей на лестнице компанией. Может быть, изначальная готовность к чему угодно помогла ему? Однако есть вещи, к которым нельзя быть готовым...
Веренков ощутил это, когда попытался позвать Сару, но она не ответила ему, и он понял, что никогда, никому больше она уже не ответит... С его опытом не нужно было смотреть дважды, чтобы поставить безнадежный диагноз. «Но может быть, – мелькнула мысль, – это все-таки внушение?»
Но честный, уже без экстрасенсорного тумана, взгляд Дэна рассеял надежду: нет, не внушение... и помочь тут нельзя!
Сергей переводил взгляд с Веренкова на Гуминского так, словно не мог поверить своим глазам. Ян невольно улыбнулся: уважение к авторитетам трудно изжить даже в экстремальной ситуации!
Инга смотрела едва ли не сердито: старый дурак, ничего не сумел сделать! Хотя мелькала в ее глазах и чисто женская жалость к слабому...
А встретить взгляд Евгения Веренков так и не рискнул – даже будучи уверенным, что в нем не будет ни обвинения, ни упрека...
...Потом он снова посмотрел на лежащего. Теперь он вспомнил, кто это: Валерий, лучший друг Евгения. Слава богу, не мертвый – спит... пока! И его жизнью нельзя рисковать, нельзя ни в коем случае! «Господи, какая ерунда, – одернул себя Веренков, – как будто чьей-то жизнью можно рисковать?!»
Но как бы там ни было, что теперь делать?...
Черт возьми, надо было оставить рацию включенной! Хотя... Спецподразделение еще не прибыло – а от обычных патрулей, или, тем более, от перепуганных охранников, толку в этой ситуации чуть...
– Чего ты хочешь? – Веренков снова повернулся к Гуминскому. – Ты можешь объяснить?! Между прочим, не рассчитывай, что сумеешь убежать: подлеты к базе охраняются...
– Твоя аккуратность, Ян, – вздохнул Гуминский, – порой граничит с идиотизмом. Да я, честно говоря, не особенно рассчитывал на бегство!..
– На что же ты тогда рассчитывал?! Послушай, может быть...
– Может быть, хватит трепаться? – перебил его Гуминский. – Я почти уверен, что ты пришел сюда один, но все-таки предпочитаю поторопиться. На всякий случай! – Он повернулся к Евгению: – Ну, что, Миллер, убедились, как вредна самодеятельность? Ваш учитель тоже оказался в весьма глупом положении... И ему может стать совсем плохо, если вы не расскажете мне, как уничтожить бесконтактное
