ЛОШАДИНАЯ СЕРИЯ
Единственной цепочкой, которой могут похвастаться эволюционисты, является так называемая лошадиная серия. В учебниках приводится последовательность из четырех картинок древних лошадок, различающихся ростом и формой копыт (рис. 14). Но следует помнить, что такая схема выстроена довольно условно и искусственно. На самом деле в мире найдено не 4, а до 300 видов различных лошадей, причем в пределах одной территории никак не удается найти последовательности эволюционных изменений: внизу мелкие лошадки, далее все крупнее и крупнее вплоть до современных. Напротив, останки многих разновидностей встречаются в одних и тех же захоронениях. Как одни из них могли быть предками других?
Кроме того, если лошадок расставить в воображаемой эволюционной последовательности, то окажется такая «эволюция» количества ребер: сначала 18, потом 15, потом 19, наконец снова 18. Подобные же вариации наблюдаются и в количестве позвонков.
С другой стороны, в наше время иногда рождаются лошади и мулы с лишними пальцами, оканчивающимися карликовыми копытцами, совсем как у «первобытных» лошадей. Поэтому в существовании трех– и четырехпалых лошадей в прошлом нет ничего сверхъестественного. Просто первоначально сотворенный род лошадей имел достаточный запас наследственной изменчивости и первоначально это проявилось во множестве разновидностей, но впоследствии, видимо, часть этого разнообразия была безвозвратно утрачена.
Если когда-нибудь эволюционист-палеонтолог раскопает современные породы собак от сенбернара до крошечного мопса, не построит ли он восходящую эволюционную последовательность от последних к первым, как путь развития от низших форм к высшим? Впрочем, об изменчивости в пределах рода мы скажем далее немного подробнее.
Были ли лошади изначально разными видами в пределах одного семейства или относились к одному роду, – в любом случае лишнее ребро или лишнее копытце – это не замена чешуи на шерсть или перья. Общее правило, установленное всеми палеонтологами, таково: чем выше таксономическое деление от семейств и отрядов к классам и типам, тем меньше вероятность встретить какую-либо форму, которую с какой угодно натяжкой еще можно толковать как переходную. Между классами еще встречаются мозаичные формы, между типами их уже нет, тем более форм переходных.
НЕОДАРВИНИСТСКИЕ ТЕОРИИ
Объяснить столь неутешительное для дарвинизма положение с переходными формами недостатком ископаемых остатков уже невозможно. Сами эволюционисты большей частью уже не держатся чисто дарвиновского учения о накоплении мелких эволюционных изменений, «фильтруемых» естественным отбором, и выдвигают видоизмененные теории.
Предсказание Дарвина о множестве переходных форм оказалось полностью несостоятельным. С тех пор теория эволюции уже ничего не предсказывает. Вместо того, чтобы искать подтверждающие факты, она вынуждена постоянно давать объяснения опровергающим фактам.
Различают две неодарвинистских теории, которые слегка затрагиваются и в школьном учебнике.
1. Прерывистое равновесие
Сторонником этого взгляда выступает известный биолог Стивен Джей Гоулд. Идея заключается в том, что переход от одних отрядов и классов к другим происходит очень быстро, буквально в несколько поколений в одной обособившейся популяции предков. Такое быстрое изменение не оставляет следа в окаменелостях. Быстрое изменение сменяется длительным периодом накопления непроявляемых мутационных изменений, пока их количество не перейдет в качество и вновь в отдельной малой популяции, где наследственных изменений накопилось много, произойдет новый скачок эволюции.
2. «Обнадеживающий урод» (hopeful monster)
Другая неодарвинистская теория сводит переход от одного класса к другому вообще к одному поколению: динозавр отложил яйцо, а из него вылупляется готовая птица. Автором этой теории является Гольдшмидт, про которого неодарвинисты шутят, что он сам снес это яйцо.
Между сторонниками двух концепций эволюции давно ведется спор, сводящийся в основном к опровержению оппонента на том основании, что ни за ту, ни за другую версию не находится реально подтверждающих фактов. Разница между двумя названными теориями лишь в том, что первая требует долгого случайного повторения случайных изменений (мутаций), а последняя требует одной супермутации повышенной сложности. Трудность последнего случая состоит еще в том, что «обнадеживающему уроду» должен найтись точно такой же урод противоположного пола для деторождения. Не вдаваясь в подробности спора, мы можем лишь констатировать факт хрупкости и шаткости всех подобных построений. Обратим внимание и на то, что для исключения Бога из картины мира люди готовы придумать самую фантастическую нелепость и невероятицу вроде этих «обнадеживающих уродов», которые позволили совершенно случайно создать все многообразие земной жизни. В такую чушь верить – это научно, а верить во Всемогущего и Всеведущего Творца – почему-то до сих пор считают недопустимым.
ДАННЫЕ ЭМБРИОЛОГИИ И ЭВОЛЮЦИЯ
Теория эволюции ищет поддержки в разных отраслях биологической науки. Не найдя для себя ничего обнадеживающего в палеонтологии, эволюционисты попытались найти общие признаки и общих предков всего живого, рассматривая строение организмов, и в частности их зародышей.
Во всех учебниках биологии приводится изложение теории рекапитуляции Геккеля, сводящейся к тому, что любой зародыш в своем развитии проходит целый ряд стадий, каждую из которых предлагается рассматривать как повторение эволюционного пути данного вида.
Этот «закон» иллюстрируется, например, тем, что на ранних стадиях развития у всех позвоночных зародышей появляется хорда, из которой потом формируется позвоночник. Из этого делается вывод, будто бы таким путем зародыш повторяет эволюцию древнейших хордовых. Но спрашивается: какие-то группы зародышевых клеток должны же послужить материалом для развития позвоночника? Не может же одна клетка сразу иметь вид целого, сформировавшегося организма, только маленького. Причем тут воображаемые предки?
Чтобы доказать свою теорию, Геккель указывал на складки кожи человеческого зародыша, уподобляя их жаберным щелям древнего своего предка – рыбы.
