некогда белом, а теперь желто-коричневом халате обнаружила гору окурков в углу и помятого сонного мужика на стуле. Обе находки ее не обрадовали.
— Япона мать! Третью пепельницу ставлю — и все без толку! А ты милок, что тут ошиваесся?
Спросонья Алик вскочил и запаниковал. Подозрительно уставившись на бабульку со шваброй, он понял — это не киллер. Потрошилов вытащил удостоверение и кивнул:
— Я из милиции, охраняю дверь.
— Чего ее охранять-то? Она уж года два, как забита.
Алик рванул к лестнице. В реанимационном отделении его встретили доброжелательно. Вызванный в спешном порядке рентгенолог, выслушав Потрошилова, философски изрек:
— Наркотики? В желудке? Это-то как раз нормально. Еще не то бывает. Можно поглядеть.
Капитан сурово сдвинул жидкие белесые брови.
— Нужно! В интересах следствия.
Африканские внутренние органы показались на экране. На фоне ребер и позвоночника все, что должно было двигаться и сокращаться, работало в нужном режиме. Доктор уверенно ткнул ручкой в темный силуэт под сердцем:
— Вот желудок. Как видите — пусто. Коля, вырубай!
Действительно, ничего похожего на контейнер с героином на всем протяжении пищеварительной системы наркокурьера не наблюдалось. Пациента бережно уложили обратно.
— Я с ним побеседую? — спросил Алик.
— Пожалуйста. Только недолго. Мы его будем на хирургию переводить.
Оставшись один на один с Манангой, Альберт Степанович осмотрелся. Под кроватью стояло судно. Последняя надежда заставила его подойти к сестре.
— Скажите, вот он, — последовал взмах рукой в сторону койки, — в туалет не ходил?
Медсестра задумчиво провела линию в температурном листе, пользуясь шпателем вместо линейки. Полюбовавшись своим произведением, она хмыкнула.
— У нас в туалет не ходят.
— А куда?
— Или под себя, или в судно, молодой человек. Если и было что за сутки — то все там, под кроватью. Еще не выносили.
Исследование содержимого судна Алик произвел, сидя на корточках. Признаков наркотика в стуле не оказалось. Выпрямившись, он пристально посмотрел Мананге в глаза:
— Здравствуйте. Я капитан милиции Потрошилов Альберт Степанович. Говорить можете?
— Дратуйта. Что уас беспокоит? — вежливо ответил негр, привычно цитируя пособие «Обследование больного».
После тревожной ночи Алик чувствовал себя неважно. Но в данном случае заботу о здоровье следовало расценивать как попытку увести разговор в сторону.
— Не надо увиливать, — строго сказал он. — Я все знаю.
Мананга провел по груди рукой в поисках амулета, но не нашел и жалобно сказал:
— Дауно уас это? — затем подумал и с мольбой добавил:
— Камьень искать. Полисиа гуд.
Систематическое высшее образование осчастливило Потрошилова неблизким знакомством с немецким языком. Но, как настоящий полиглот, он даже не задумался:
— Правильно. А мафия — капут. Предлагаю сотрудничество. Ферштейн?
Лиловые губы разомкнулись в искренней улыбке:
— Траума била? Головой ударились?
Столь недвусмысленно выраженный отказ от сотрудничества был воспринят с пониманием:
— Боишься?! Может, ты и прав. А что, если они тебя и здесь достанут? В твоих же интересах сдать наркотики!
Последние слова Алик произнес, нависнув над лежащим Манангой, как карающий меч правосудия. Угроза явно подействовала. Лицо негра исказила гримаса. Раздалось бульканье, и по прозрачной трубке в банку, подвешенную к кровати, побежала из мочевого пузыря желтая струйка. Привлеченная громким голосом капитана, сзади подошла медсестра.
— Помочился? Молодец, папуас. Так. Сегодня за ночь — четыреста миллилитров, — и ушла, безвозвратно сломав боевой настрой.
Алик сменил тактику. Присев на краешек кровати, он ласково зашептал:
— Пойми, тебя будут охранять, помогут выехать из страны...
Что-то жесткое и округлое уперлось ему в бедро.
Рука непроизвольно дотронулась до непонятного предмета. Вместо мягкой человеческой плоти под пальцами оказалось нечто каменное. Безмолвно глядя прямо в глаза посланцу далекой африсанской «Коза Ностры», Алик провел рукой вниз, потом вверх. На лице Мананги появилось выражение ужаса.
Можно знать или не знать русский или, например, идиш. Но когда тебя, беззащитного, наглаживает по ноге совершенно незнакомый полицейский — это внушает определенные опасения. А мужчине нормальной ориентации даже страх. Белый человек плотоядно улыбался. Глаза его лихорадочно сверкали сквозь толстые стекла очков. Мананга затравленно покрутил головой. До действий сексуального маньяка- полицейского никому не было дела. Из последних сил, преодолевая боль в животе и поднимающуюся из глубины души панику, он напрягся и выдал самую трудную для запоминания фразу из «Пособия...»:
— Уи нуждайт у психиатр!
Резким движением Потрошилов откинул одеяло и с вожделением уставился на загипсованную ногу:
— Откуда у тебя гипс?
Мананга потерял остатки самообладания и рявкнул:
— Тампук! Мазэфакэ!
Сестра вопросительно подняла голову, но Алик успокаивающе выставил руку:
— Все нормально.
Негр выдал себя с головой. Едва наркокурьер понял, что его хитрый маневр разоблачен, как сразу перестал прикидываться невинным ягненком. Потрошилов осмотрел гипс. На стопе и по верхнему краю лонгета крошилась. Отломив снизу небольшой кусок, милиционер растер его между пальцами. Как пахнет героин, Алик не знал. Но в крутых американских боевиках так делали все. За неимением ножа пришлось насыпать порошок на ноготь. В результате лизания и обнюхивания четко идентифицировался запах ног. Этот аромат оказался интернационален. Колебания, закравшиеся было в душу сыщика, тут же исчезли при взгляде на негра. Неустойчивая к российской действительности психика дала сбой. Мананга впал в ступор.
Предусмотрительно запасшись пакетиками из-под капельниц, проницательный Потрошилов довел начатое до конца. Действуя исключительно энтузиазмом и ногтями, он получил образцы гипса из пяти разных мест. Вакханалию изъятия вещественных доказательств прекратил заступивший на смену дежурный анестезиолог.
— Вы чем тут занимаетесь, милейший?
Сфокусировав горящий азартом взгляд на внушительном бородатом мужчине, Алик выпрямился:
— Капитан милиции Потрошилов. Провожу опрос пострадавшего.
Беглого взгляда на пациента доктору хватило, чтобы понять — больному от такого опроса живым не уйти.
— Немедленно покиньте отделение! — рявкнул врач. — Катя! — От начальственного баса дежурную сестру, как взрывом, вынесло из-за стола. — Без моего лич-но-го разрешения к больному — ни-ко-го! Ясно?!
Рассовав по карманам вещдоки, Альберт Степанович ретировался гордой рысцой. Покидая больницу, он задержался в приемном покое. Охранники у дверей долго разглядывали его удостоверение. Убрав документ в карман, капитан грозно помахал пухлым пальчиком перед их носом:
— К негру — ни-ко-го! Подданный Республики Нигерия! Это международный скандал! А в Питере
