Гнида опустил голову, стараясь держать в поле зрения костыль. Голод, дождь и разбушевавшийся пахан — все это было жутко до смерти. В прямом смысле. Но за пазухой лежал пухлый конверт и ключи в новую жизнь, а потому умирать не хотелось. Он буркнул:
— Ладно, папа. Не стучи кадыком. Лажа вышла.
Моченый пристроил повязку обратно на глаз, мгновенно успокоившись.
— Хорош канителиться. — Он покрутил головой по сторонам. — А жрать-то, в натуре, охота. Че Паук тебя подзывал? Отломил капусты и ключ от хазы?
Гнида как обычно открыл рот. Моченому это понравилось.
— Тебе уж скоро семьдесят стукнет, Санек, а все ни хрена в калгане нету. — Он страшно улыбнулся и показал изъеденные цингой десны. — Паук с закона соскочил. Без сходняка. Сам. А за это — откат положен. Вот он мне конверт втихую и отдакнул. Кто знает, че у него за терки на воле? Теперь нас к нему не пришьют. Побазарили, посрались да разошлись вроде. Усек?
Гнида кивнул. Пахан ткнул пронзительным взглядом единственного глаза в преданное лицо шестерки и поставил точку в разговоре:
— Вот поэтому я — Моченый, он — Паук. Хоть и бывший. А ты — …Санек.
Моченый снова развернулся на одной ноге и похромал в Санкт-Петербург.
Пухлый пакет вскрыли в кабинке общественного туалета. Причем именно в кабинке. Вдвоем. В одной. Одинокая, голубенькая, она стояла прямо по среди улицы, а полупьяная тетка рядом продавала билеты, как в «Комнату смеха» парка аттракционов. С Моченого и Гниды денег она не взяла со словами: «У меня у самой такой инвалид». Потом подумала и добавила: «На шее». Ей видно показалась мало, и женщина подвела черту: «Чмо!»
— Давайте по-быстрому. Ссыте на брудершафт и ковыляйте отсюда. Вам, деды, стесняться-то уж нечего.
Спорить с ней не было смысла. Садиться за мочилово левой ботвы не хотелось. Поэтому кореша молча протиснулись в вонючую мокрую кабинку и вскрыли конверт. Непонятные зеленые листочки сначала хотели слить в парашу. Потом решили, что Паук, конечно, сука, но не до такой степени, чтобы подсунуть бесполезные бумажки! Решили повременить и прикинуть чего-нибудь к носу. Или кого-нибудь.
Странную капусту рассовали по карманам.. В конверте отыскали ключ, приклеенный скотчем к листку бумаги. Моченый долго рылся в своем рюкзаке, затем вытащил оттуда очки с одним стеклом и пристроил их на носу. Гнида заржал. Ему было страшно до смерти, но удержаться он не мог. Нервный хохот рвался носом и через плотно сжатый рот.
Моченый смотрел на него поверх очков и решал для себя непростую задачку. Что сделать? Утопить Гниду в унитазе и остаться на всем белом свете одному? Или признать, что он — старый человек с плохим зрением, причем на один глаз. Здраво рассудив, пришлось выбрать второе.
— Притихни! — беззлобно прошипел он. — А то подумают, что тебе со мной хорошо.
«Прости-прощай, кореш. Эта малява — крайняя. Я оттолкнулся за бугор. Бабки на подогрев отстегнул без пурги. Не шугайся — это баксы. Десять кусков. Заначь и хиляй по суше. Адресок хазы срисуй на спине. Аля-улю [10]. Извини, если что не так. Вова»
К двум часам ночи со стороны Московского проспекта на Лиговку вышли два мокрых старика. Они шли, поддерживая друг друга, с трудом переставляя полные воды сапоги. Промокшие телогрейки пришлось по дороге выкинуть, иначе своим весом они придавили бы владельцев к земле. Лямки вещмешков натерли плечи, и даже наколки потускнели, словно их смыло дождем. На улице было пусто и тихо. Только дождь шуршал, как тысячи копошащихся крыс, и кое-где иногда кричали: «Помогите! Убивают!»
К счастью, дом нашли сразу Кодовый замок с оригинальным набором кнопок — один-два-три-четыре — тоже не пришлось взламывать. И ключ подошел сразу. Гнида нетерпеливо просунул его в прорезь замка и повернул несколько раз до упора.
— Погоди, — вдруг остановил его Моченый. — Что-то тут не так. В чем прикол-то? Не мог Паук нас просто так сюда отправить. Он, конечно, правильный мужик, но прикол-то где?
Гнида из всего сказанного ничего не понял и заскулил:
— Папа, жрать охота! Ты, если не хочешь, постой на другом этаже, а я — пошел.
Он рванул да себя ручку двери, шагнул в прихожую и …замер!
— Ох-х! — послышалось сзади. — В натуре, как у Хозяина, — благостно, с оттенком легкой грусти сказал Моченый. — Тут шмон толково делать. Ни хрена не заныкаешь.
Прихожая напоминала бесплатный общественный туалет — выкрашенные серой краской стены, кафельный пол и тусклая лампочка в зарешеченном колпаке навевали глухую казенную тоску. Единственная дверь, ведущая из прихожей, была обита железом и снабжена окошечком с решеткой и заслонкой.
— Ну, вот и прикол. — Гнида посторонился, открывая для Моченого обзор на все это великолепие.
— Ну, вот мы и дома, — произнес с выражением пахан. По его щеке потекла скупая стариковская слеза умиления.
В усталом мозгу забурлили счастливые воспоминания. Подъем. Отбой. Завтрак, обед, ужин. И он, Моченый, всегда первый на раздаче. Вот, собственно, и все. А что еще нужно человеку? Вспомнилась милая сердцу камера с веселыми картинками на стенах. Затем родной барак на поселении и койка в дальнем углу Воспоминания вскипели и полились через край.
Вот они с Гнидой вернулись с неудачного побега. Больничка. Операции. После живодерни оказалось, что «корова» затоптала не только берлогу. Она еще и обгадила репутацию. Разбитый вдребезги авторитет пришлось собирать по кусочкам и сколачивать костылем. Кое-кого Моченый просто загрыз. Что не укоротило срока. Правда, на зоне воцарился прежний порядок. Но о побегах не могло быть и речи. Весь прежний жизненный уклад пошел прахом из-за проклятого интеллигента!
Моченый стоял и смотрел на уютную камеру в центре Петербурга, а сам думал: жаль, что «корова» сдохла в тундре. Ее можно было бы долго резать…
— Гнида, — негромко произнес он, и эхо разнесло по подъезду: — Да-да-да…
— Здеся я, папа, — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, отозвался за спиной кореш.
— Ты пока бабки Паука пришхерь. До поры, — ни с того ни с сего сказал Моченый.
— Лады, — торопливо согласился Гнида. Сейчас его больше интересовало, в каком состоянии в хате холодильник и есть ли он вообще.
На самом деле квартира Паука отличалась лишь «стильной» прихожей. В остальном же трехкомнатный приют зэков был мечтой любого среднестатистического дегенерата.
— Евробарак, еврокамбуз и европараша. Говно! — емко оценил обстановку Моченый.
Жизнь потекла своим чередом. Гнида поселился в еврораю. Моченый перетащил диван в прихожую и там затихарился. Встречались они редко. В основном у туалета и во время вечерних новостей, которые Моченый принципиально смотрел, сидя перед телевизором на полу. Гнида вздыхал, глядя, как истязает себя кореш, но, по понятиям, молчал. Пахан сам знает, что делать.
А пахан тем временем совсем скис. Новая жизнь потрясла его до глубины души. Он все реже появлялся в ванной. Потом случилось страшное — в его камере появились газеты! Как закономерное следствие этого пагубного шага, он отказался от чифира и начал пить водку.
Глава 14
КАМЕННАЯ ТУНДРА
Братья Потрошиловы вышли из суматохи аэропорта. Там, внутри, было неспокойно, а они привыкли к тишийе. Якуты отошли подальше, не обращая внимания на дождь, и надели очки. Сократ вытащил из кармана бумажник оленьей кожи. Из отделения для визиток торчала фотография отца. На оборотной
