провинившегося водителя. Кроме милицейского «уазика», в пределах видимости транспортных средств не наблюдалось. Клим решил, что люди в машине разговаривают между собой. Он остановился и подсказал:
— Он уже не едет, мужик! Это у тебя перед глазами плывет!
— Поднимите руки вверх и подойдите к машине! — прохрипел громкоговоритель.
— Я?
— Вы!
Распутин задумался на несколько секунд, потом убежденно произнес:
— Нет! — И снова зашагал по правительственной полосе.
Машина медленно двинулась вслед за ним.
— Приказываю остановиться, — не унимался микрофон.
— Отстань! — отмахнулся Клим, как от большой мухи.
— А я говорю, остановитесь!
— А смысл?
— Проверка документов!
— Они тебе не понравятся.
— Подрезай его! — решился наконец Мудрый.
Толик до боли в суставах сдавил цевье автомата, будто пытался его задушить. Трезво оценив глубину собственного опьянения, рядовой милиции немного занервничал. В задержании опасного преступника он участвовал впервые. Водитель пошел на обгон нарушителя. Взвыла сирена, распугивая сексуально озабоченных кошек. Могильным ультрафиолетом забрезжила мигалка на крыше уазика.
Лихо заложив вираж, машина остановилась в нескольких метрах от Клима, перекрывая путь. Хлопнули дверцы, с автоматами наперевес выскочили решительно настроенные сотрудники. Мудрый продолжал движение, водитель остался в машине. Толик занял позицию, привалившись к капоту. Стоять оказалось значительно труднее, чем сидеть.
— Руки! — сходу завопил Мудрый, угрожая оружием.
— Где? — Клим снова начал оглядываться по сторонам.
Толик икнул. Мудрый передернул затвор автомата.
— Круто! — Распутин восхищенно похлопал в ладоши. —Чего надо-то?
— Ваши документы.
— Это будет непросто, — Клим достал из кармана пакет с паспортом. — Грязные документики. Отмыть бы надо.
Паспорт под майонезом действительно выглядел довольно странно. Толик снова икнул, его затошнило.
— Вам придется проехать с нами, — наконец принял решение Мудрый и в качестве аргумента пошевелил оружием.
— А если я не поеду?
— Мы применим силу.
Толик опять икнул. Его затошнило еще больше.
Клим поднял голову и посмотрел в небо. Широко расправив могучие плечи, он набрал в легкие воздуха:
— Арестовать меня хотите? Сильные, да? Знаете, почему вы сильные? Потому что оружие в руках. А у кого оружие в руках — тот и прав. Так? Вы ведь за этим в милицию работать пошли? Без оружия никто вас слушать не хотел? Старшеклассники били? Хулиганы с танцев выгоняли? Учителя, гады, почему-то одни двойки да тройки ставили? Но вы-то, конечно, здесь ни при чем. Вас просто не поняли. На самом деле вы — цвет нации! Надежда Отчизны! Светлое будущее страны!
Клим протянул вперед длинные волосатые руки.
— Давайте, вяжите! Окольцуйте свободную гордую птицу! — Он задрал голову вверх и негромко добавил: — Мне все равно сегодня ночевать негде. И, похоже, будет дождь. У вас, кстати, отдельные номера есть?
Толика наконец стошнило, и ему сразу стало легче. Теперь он счастливо улыбался, не вдаваясь в смысл услышанного. Мудрый тоже ни черта не понял. В странной речи мата не было. А оскорбление было. Такой парадокс его разозлил.
— Умный, да?! — грозно зарычал младший сержант.
— Да, — честно ответил Клим.
Щелкнули наручники. Бить его не стали. Толика снова затошнило. А Мудрый боялся получить сдачи. Машина с мигалкой взревела и вместе с добычей поползла в родное отделение.
За неповиновение сотрудникам милиции, до выяснения личности, Клим был водворен в небольшое душное помещение с железной дверью и окошками из «толстого оргстекла. Одиночество его не пугало. На улице пошел-таки дождь, а в камере было тепло и сухо. Запах, почти такой же, как в родной больнице, навевал спокойствие и создавал атмосферу промозглого рабочего уюта.
Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы выбрать удобное положение на неудобных нарах и уснуть. Могучий храп безмятежно спящего хирурга пробивался сквозь толстые окна и двери «аквариума», превращаясь в убаюкивающее урчание довольной кошки.
Снилось ему зубоврачебное кресло, и в нем — Люда. А он, Клим Распутин, перебирает на столике инструменты, большинство из которых — отвертки и плоскогубцы. На лице спящего появилась сладкая улыбка.
— Не любишь мужчин, говоришь? — Он поднес огромные щипцы к Людиному лицу и открыл ей рот. Оттуда сверкнули острые, как ножи, крепкие акульи зубы. Щипцы звонко клацнули в воздухе.
— Нет, Клим, только не это! — послышалось где-то совсем рядом.
Он оглянулся. Рядом стояла Людина подруга. Ее глаза, многократно увеличенные толстыми линзами очков, смотрели с мольбой. Клим отвернулся. Но взгляд продолжал преследовать его.
— Отстань, лесбиянка мерзкая! — закричал он и, бросив щипцы, побежал.
За спиной откуда-то появился парашют, а на ногах — лыжи. Внезапно он оказался на улице. Бежать по асфальту на лыжах было трудно, а умоляющие глаза ехали следом на милицейском автомобиле марки «УА3» и подмигивали самым похабным образом. Последним усилием воли Клим нащупал кольцо парашюта и рванул изо всех сил. Дыхание сбилось, будто почва исчезла из-под ног. Затем на мгновение стало легко и свободно. Потом тяжелый удар о землю заставил открыть глаза. Клим лежал на грязном бетонном полу, а сквозь толстое органическое стекло окошка на него продолжали смотреть все те же глаза из-за толстых линз.
— Клим, это ты? — произнесли они мужским голосом.
— Альберт? — с трудом вырываясь из мира грез, пробормотал Распутин.
Товарища по несчастью он узнал сразу. Сказалась старая хирургическая привычка — просыпаться в состоянии полной боевой готовности. Глаза улыбнулись. Распутин решил, что дурдом еще какое-то время поживет без него.
— Сейчас я тебя выпущу, друг, — сказали глаза и исчезли.
— Нет! — завопил Распутин, прислушиваясь к шуму дождя на улице.
— Все нормально! Не волнуйся! Протокол я порвал. Сержант! Откройте камеру.
Мудрый, к тому времени набравший все-таки дозу, долго искал ключ. Дверь отворилась с противным скрипом,
— Руки, — привычно произнес Мудрый.
— Где? — тем же тоном отозвался Клим.
— А-а-а, — шутливо погрозил ему пальцем сержант и отошел в сторону.
— Клим! Ты свободен! — гордо произнес Альберт, пожимая ему руку. — Что я еще могу для тебя сделать?
— Достань из урны протокол. Меня запри в камере. Никого туда не пускай! — выпалил Распутин, чувствуя, что если сейчас же не уснет, голова его разорвется на тысячу мелких осколков, забрызгав отделение мозгами.
