— Дай парашют, — попросил Клим.
— Нету! — мгновенно ответил прапорщик.
— Два.
— Тем более… Тильки для сэбе, — менее уверенно пробормотал прапорщик, — на машину накидывать приберег два списанных…
Рядом с первым «Араратом» встал второй.
— Ну, дохтур! — хитро хохотнул Калита, старательно поддерживая шутку. — Ты и мертвого уболтаешь!
— Ох, Макарыч, дождешься ты ревизии! — шутливо пригрозил Клим.
— Устаканим, — незамедлительно отреагировал прапорщик, но все же перекрестился.
Мимо притихшего пса они проходили с опаской. Тот не обратил на Альберта и Клима никакого внимания, весело играя большим куском белой материи, напоминающим медицинский халат.
— Клим, — спросил Алик, — а зачем Калите наш коньяк? У него ведь все есть?
Распутин остановился, посмотрел в наивные глаза друга и произнес:
— Ты так ничего и не понял, капитан гражданский. То, что у него есть, — это тильки для сэбэ!
Авиационный полк работал по плану. Был день парашютных прыжков. На стоянке царила суматоха. Три самолета «Ан-12» грузились горбатыми от ранцев за спиной любителями острых ощущений. Здесь были представители МЧС в оранжевых беретах, члены аэроклуба «Свободный полет», сборная ВВС военного округа, местные десантники и целая команда мрачных типов со зверской наружностью и жуткими габаритами, сидевшая в стороне отдельным кружком. Люди суетились, перемещаясь и готовясь к полету.
По пути к общему бедламу Альберт Степанович получил краткий инструктаж по нехитрым премудростям парашютного спорта. Короче, чем реклама памперсов.
— Если парашют не раскрылся, дергай вот эту штуку и выкидывай запасной. Держи ноги вместе! Приземлишься — перекатывайся.
Инстинкт самосохранения, задремавший под коньячок, вдруг очнулся и разжал Потрошилову зубы железными пальцами ужаса.
— А если и запасной…
Распутин небрежно махнул рукой:
— Сматываешь и снова кидаешь. Пока не раскроется.
— Мы что, из космоса прыгаем? — неожиданно возмутился Алик. — Сколько раз я его, по-твоему, смотаю? Скажи точно, что делать, если запасной не раскроется?
Клим с серьезным видом склонился к пылающему от возмущения уху Потрошилова и зашептал:
— Запоминай. Если запаска со второго раза не хлопнула, поднимаешь голову…
— Поднимаю, — заворожено прошептал Алик.
— И повторяешь…
— Повторяю, — послушно кивнул начинающий парашютист.
— Отче наш, иже еси на небеси…
— Отче на… Тьфу ты! Не полечу! — прохрипел Алик.
Ему почему-то перестала нравиться идея полета на списанном парашюте. Он развернулся и по большой дуге рванул куда-то мимо стоянки.
— Не переживай! — крикнул Клим. Его, наоборот, возбуждала опасность. — Посмотри, никто не боится.
Он догнал друга и развернул в нужном направлении. Уговоры прошли под резервное яблоко. Прямо из горлышка фляги с коньяком в Альберта Степановича проник необходимый заряд отваги. Он снял очки и бережно спрятал их в карман. Народу действительно было много. Перед лицом такой многочисленной аудитории позориться не хотелось.
Обойдя вокруг стоянки, Алик решительно направился к ближайшему самолету. Он шел с таким видом, словно всю жизнь улетал в неизвестность, чтобы низвергнуться с небес, положившись на эфемерный запас надежности дырявой шелковой тряпки.
Клим повертел головой, определяя, какой из «Ан-12» самый правый. Вроде бы получалось, что совсем не тот, в который лез героический Потрошилов. С другой стороны, решимость не бесконечна. Пересадка могла дать отрицательный результат. Клим пожал плечами и направился следом за Аликом.
Альберт Степанович ничего не боялся. Он непринужденно спрятался за кучу каких-то ящиков и бесстрашно накрылся брезентом. Распутин нашел его только потому, что знал о твердом намерении Алика стать парашютистом.
Дружба — это не только совместное употребление спиртного и частые телефонные разговоры. В нужный момент настоящий друг должен хоть немного побояться твоими страхами. Или чуть-чуть синхронно подрожать поджилками. На худой конец, всплакнуть «на брудершафт». Клим заполз под сыроватый самолетный чехол, сваленный в дальнем конце салона. Наткнувшись на вибрирующие щеки партнера, он зашептал:
— Молодец, здорово придумал! Теперь не высадят. А то сиди и думай, договорился Макарыч — не договорился, устаканил — не устакаиил… Полежим до выброски и спокойно-прыгнем!
Под рукой экстремала отчаянно дернулся животик Потрошилова, округленный до подбородка запасным парашютом. Мирное «прыгнем» его не обмануло. Алик со всей ясностью обреченного понимал, с какой высоты придется сделать «это».
Неожиданно корпус самолета дрогнул. Заводящийся двигатель издал душераздираяощий вой и зарычал сотней голодных псов. От вибрации затряслись пол и стены. «АН-12» заскрипел всеми изношенными механизмами, ворчливо жалуясь на старость. Ветеран транспортной авиации натужно готовился к очередному полету.
Распутин осторожно приподнял брезент. В люке на фоне аэродромной панорамы показалась громоздкая фигура в камуфлированном комбинезоне. Несмотря на габариты Кинг-Конга, она двигалась легко и бесшумно. Человек придирчиво осмотрел пустой салон, шевеля всеми органами чувств. Его зверская физиономия, испещренная шрамами вдоль и поперек, подозрительно вытянулась, как узконаправленный микрофон.
Клим плавно, стараясь не дышать, потянул брезент вниз. Он вспомнил хитрющую гримасу старшего прапорщика Калиты и понял: «Не устаканил!» Их присутствие в улетающем самолете явно не предполагалось. Пока он раскидывал трясущимися от вибраций Алика и «Ан-12» мозгами, жуткий человек исчез. Распутин приблизил губы к уху друга и закричал, пробиваясь сквозь нарастающий рев двигателей и дребезжание пропеллеров:
— Только-о тихо-о!!! А то выкинут раньше времени-и!!!
Альберт Степанович поспешно и мелко закивал. Внезапно в гул и вибрацию вплелись совершенно новые ноты. Пол ритмично заколебался. Раздался мерный грохот шагов. Клим одним пальцем приподнял краешек брезента, высовывая наружу не более половины левого глаза. Зрелище, даже для экстремала, показалось излишне жутким. Он спрятался обратно, наваливаясь на Потрошилова.
В полном молчании в «АН-12» строем грузились здоровенные типы. От их вида кровь стыла в жилах. С такими лицами не читают проповеди о любви к ближнему. И к дальнему тоже. С такими лицами вообще ничего не читают. Разве что короткие погребальные молитвы над свежим трупом врага. Размерами каждый из молчаливых походил на двустворчатый шкаф. Костяшки пальцев на мускулистых руках бугрились набитыми мозолями. Над ними синели татуировки в виде черепа, пронзенного молнией.
Распутин зажал ладонью рот Алика. Пронзительный шепот вонзился прямо в барабанные перепонки:
— Не туда попали! Будем лежать как дрова. Тихо и не двигаясь. Иначе полетим без парашютов!
Альберт Степанович согласился сразу. Без диспутов и сомнений. Просто поверив другу. После очень большого глотка из фляжки с коньяком. Он пригрелся и пережил волнительные мгновения взлета в режиме пофитизма, то есть мирно уснув.
Летели долго. Если мерить полет в «Арарате», то ровно семьсот пятьдесят грамм. Клим
