— Надо его вынудить, — предложил Диоген.
— Как?
— Не знаю.
— Без него возвращаться нельзя. Папа не поймет.
— Спросим шамана?
— Страшно. А вдруг и он не знает?
— Наш — точно знает!
— Ладно. Спросим.
Третий участник совещания рисовал на полу яранги закорючку, похожую на пятиугольный череп. На маленьком костерке кипел грибной супчик. Пар из кастрюльки тянуло в сторону экстрасенса. Игорю Николаевичу нравилось быть якутом и шептаться с духами. В яранге он занимал свое место. И свой суп ел не зря.
Взгляды соплеменников обратились к нему, моля о совете. «Дети, сущие дети!» — покровительственно подумал шаман. Его слово решало судьбу Белых Оленей. Поэтому пришлось идти проверенным путем. Права на ошибку у него не было.
— Возможно, не все меня поймут, — осчастливил Рыжов пространство, пытаясь воспроизвести заумную речь Кнабауха. Правда, в доступном изложении Чегевары. — Альберт Степанович Потрошилов терпила по жизни. Это его карма. Существует односторонний гомосексуальный паровоз, в котором пациента могут отдуплить авторитеты!
Сократ с Диогеном моментально впали в транс от замысловатости фразы. Узкие глаза закатились в направлении неба. Широкоскулые лица окаменели. Необъятная мудрость не влезала в предназначенные для этого дырки якутских организмов. Возможно, она вообще была непостижима смертными. Но шаман был не только мудр. Он был и добр.
— Поясняю. Ради любимого и родного существа он способен на все! — подвел итог своей речи Игорь Николаевич, начертив в воздухе немудреный знак истины из шести элементов, расположенных в виде стакана.
Якуты вспомнили, что тойон сделал с людьми, посягнувшими на родное существо, и, дрогнув, спросили:
— Хомяк?
Экстрасенс тоже помнил свою разгромленную квартиру. Он снисходительно хмыкнул и низверг истину в простодушно распахнутые северные чакры:
— За хомяка — убьют! Но есть еще мама…
Валентина Петровна вернулась с дачи в облаке смутного материнского беспокойства. С одной стороны, ей хотелось внуков. Для этого наличие хоть какой-нибудь женщины рядом с любимым сыном было неизбежным злом. С другой стороны, потрошиловские гены располагали к массовому осеменению «по площадям». Как бывший учитель биологии Валентина Петровна понимала, что воевать с генетикой бессмысленно.
Пойдя вразнос, любимое чадо могло дестабилизировать обстановку в стране, устроив демографический взрыв. Как гражданин, вернее, гражданка своей страны, она обязана была предотвратить катастрофу.
Остановить победоносное шествие хмельной удали Потрошилова можно было исключительно радикальными средствами. От дихлофоса до оскопления. Но как мать Валентина Петровна не решалась переступить через свою любовь и жалость. Лишь надеялась хотя бы немного локализовать последствия.
Из-за пелены материнского инстинкта тропинка к родному дому виделась неотчетливо. Три сумки и тележка с дачным урожаем слегка отвлекали от тяжких размышлений и выбора идеологической политики семьи Потрошиловых. Валентина Петровна вздохнула. До родного дома оставалось сто метров и два поворота.
— Тебе надо выпить, — дружелюбно сказал незнакомый голос.
— Да уж, пожалуй, — согласилась она, — только и остается.
— Потрошилова знаешь? — спросил другой голос. Он был похож на первый, только звучал чуть тише.
— Не уверена, — задумчиво пробормотала Валентина Петровна, представив, во что мог превратиться Альберт за время ее длительного отсутствия.
Ей никто не ответил. Впрочем, она поначалу не удивилась. После длительного нахождения на дачном участке наедине с безмозглыми кабачками и равнодушными патиссонами городской житель закономерно дичает вплоть до разговоров с самим собой.
Валентина Петровна возобновила путь, прерванный глубокомысленным диалогом с пустотой в материнской груди. Неожиданно перед ней возникла какая-то преграда. Она подняла склоненную раздумьями к земле голову и застыла. Из ослабевших рук на землю шмякнулись набитые доверху сумки. Валентина Петровна качнулась назад, тяжело опираясь на тележку, и потрясение ахнула:
— Алики!
Перед ней стояли два сына. В сумерках она не могла сразу отличить, который из них натуральный Потрошилов, а кто — клон.
От внезапного столкновения с необычайным Валентина Петровна растерялась. Алики молчали, поблескивая очками. Постепенно туман потрясения начал рассеиваться. Выплывая из него, в глаза Валентины Петровны полезли детали. Она еще раз тихо охнула. Вторая открывшаяся ей истина оказалась еще более невероятной. Оба Алика были чукчами! Черные прямые волосы, широкие скулы, полушубки, унты… Лишь печать несмываемой интеллигентности на лицах и лопоухие очертания головы порождали путаницу.
Валентина Петровна перевела дух, понимая, что обозналась. Хотя для облегчения поводов было мало. Еще неизвестно, что лучше. Два собственных сына, пусть даже непутевых, или два незнакомца на немноголюдной узенькой дорожке. Внутренняя борьба перекосила лицо Валентины Петровны вбок и чуть назад,
— Тебе надо выпить, — снова сказал один из чукчей.
— Вы кто? — спросила Валентина Петровна, материнским сердцем чувствуя, что ответ ее не порадует.
— Потрошиловы, — пожал плечами второй чукча, как бы сообщая об общеизвестном факте.
Валентина Петровна села прямо на тележку. Опыт двадцатикратного изучения записок о Шерлоке Холмсе подсказывал, что таких совпадений не бывает.
— А отчество? — спросила она хрипло.
— Степановичи мы, — хором ответили чукчи.
— А ма..? Хотя понятно, — выдавила пораженная Валентина Петровна.
Она покрутила головой, стараясь получше разглядеть однофамильцев и, возможно даже, родственников.
— Пойдем, — сказал Сократ, — есть разговор.
Он невозмутимо поднял тяжелые дачные сумки и зашагал, не оборачиваясь.
Клим и Альберт Степанович вернулись из больницы на троллейбусе. После удачного освобождения и благополучного излечения хомяка их сердца пели. После длительных торжеств по этому поводу вокруг распространялся ароматный выхлоп медицинского спирта. В нагрудном кармане Алика уютно, как дома, спал Доктор Ватсон.
В семейную крепость Потрошиловых команда ввалилась радостно хохоча. Жизнь дарила им удачу. Впереди была безоблачная «ночь длинных стаканов». Альберт Степанович толкнул дверь кухни. Клим сунулся в ванную. Ватсон потащил в домик свежую морковку. Та шла с трудом. В конце концов на последнем сантиметре толстый конец застрял в дверном проеме намертво. Ватсон попытался выпихнуть ее обратно. Без результата. Отчаяние овладело бесстрашным хомяком, и он дико заверещал.
Клим залез под душ. Физические упражнения с баллоном не способствовали благоуханию. А вонять
