— Вот как это звучит на общем языке, — сказал Арагорн, насколько я могу перевести.
Так говорил давным-давно забытый поэт в Рохане, вспоминая как высок и прекрасен был Эорл Юный, ехавший с севера. Его конь Фолароф, отец лошадей, был крылатый. Так поют люди по вечерам.
С этими словами путники миновали молчаливые могилы. Поднимаясь по извилистой дороге на зеленый склон холма, они подъехали наконец к широкой обветренной стене и воротам Эдораса.
Здесь сидело много воинов в ярких кольчугах. Они вскочили и преградили им путь копьями.
— Стойте, чужеземцы! — воскликнули они на языке Риддермарка, потребовав, чтобы путники сказали им свои имена и дело, которое привело их сюда. В глазах их было удивление, но не было дружелюбия; и они мрачно поглядывали на Гэндальфа.
— Я хорошо понимаю вашу речь, — ответил он им, — но мало кто из чужеземцев умеет это. Почему вы не говорите на общем языке, как это принято на западе, если хотите, чтобы вам ответили?
— Такова воля короля Теодена: никто не должен пройти через эти ворота, если он не знает наш язык и если он не друг нам, — ответил один из стражников. — Мы никого не пропускаем, кроме наших людей и тех, кто пришел из Гондора. Кто вы, одетые так странно и едущие верхом на лошадях, подобных нашим? Никогда не видели мы столь необычных всадников, не видели такого гордого коня, как один из тех, что несут вас. Это один из мааров, если только на наши глаза не наложено заклятие. Говорите, может вы колдуны, шпионы Сарумана, привидения, посланные им? Говорите, и побыстрее!
— Мы не привидения, — ответил Арагорн, — и ваши глаза вас не обманывают. Это ваши собственные лошади, как вы, несомненно, догадались. Но вор-конокрад редко возвращается к конюшне. Вот эти Хасуфель и Арод, данные нам два дня назад Эомером, третьим маршалом Марки. Мы привели их обратно, как и обещали ему. Разве Эомер не вернулся и не предупредил о нашем прибытии?
Беспокойство промелькнуло в глазах всадника-стражника.
— Об Эомере я ничего вам не скажу, — ответил он. — Если то, что вы говорите, правда, тогда король Теоден, несомненно, вас захочет выслушать. Может, ваш приход и не совсем неожиданен. Две ночи назад к нам приходил Змеиный Язык и сказал, что по приказу Теодена ни один чужеземец не должен пройти через ворота.
— Змеиный Язык? — переспросил Гэндальф, пристально вглядываясь в стражника. — Не говорите больше ничего! Но мое дело не к Змеиному Языку, а к самому повелителю Марки. Я тороплюсь. Пошлите сообщить о нашем приходе! — Глаза Гэндальфа сверкнули.
— Да, я пойду, — медленно ответил тот. — Но какие имена должен я сообщить? И что мне сказать о вас? Вы кажетесь старым и усталым, но я чувствую в вас силу и какую-то власть.
— Ты хорошо видишь и хорошо говоришь, — заметил колдун. — Я Гэндальф. Я вернулся. И смотрите! Я привел назад коня. Это великий Обгоняющий Тень, который не покоряется ничьей руке. А рядом со мной Арагорн, сын Арахорна, потомок королей — он направляется в Мундбург. Здесь также наши товарищи: эльф Леголас и гном Гимли. Иди и скажи своему хозяину, что мы у ворот и хотим поговорить с ним, если он позволит нам пройти в его зал.
— Странные имена вы носите! Но я сообщу их, как вы просите, и узнаю волю своего господина, — сказал стражник. — Подождите здесь немного, и я принесу вам ответ. Но не надейтесь на многое! Сейчас темные дни.
Он быстро ушел, оставив чужеземцев под бдительными взглядами своих товарищей.
Через некоторое время он вернулся.
— Следуйте за мной! — сказал он. — Теоден разрешил вам войти; но любое оружие, которое у вас есть, будь это просто посох, вы должны оставить у порога. Стражники его сохранят.
Темные ворота раскрылись. Путешественники цепочкой прошли мимо стражников. Они увидели широкую дорогу, выложенную большими плитами и ведущую на верх, к широким пролетам каменных ступеней. Много деревянных домов с темными дверями миновали они. Рядом с дорогой в каменном канале тек быстрый ручей с чистой водой, журча и всплескивая. Наконец они пришли на вершину холма. Здесь на зеленой террасе стояла платформа, из подножья которой вытекал ручей: источником его служило каменное изваяние лошадиной головы; под ней находился каменный бассейн, куда устремлялась вначале вода. Наверх вела широкая каменная лестница, на верху ее с обеих сторон были белые, высеченные из камня сидения. Здесь сидели другие стражники, положив на колени обнаженные мечи. Золотые волосы опускались им на плечи; солнце отражалось в больших щитах, ярко горели их длинные кольчуги; они казались выше обычных людей.
— Двери перед вами, — сказал стражник. — Я должен вернуться к своим обязанностям у ворот. Прощайте! И пусть повелитель Марки будет милостив к вам.
Он повернулся и быстро двинулся назад по дороге. Остальные поднялись по лестнице к высоким стражникам. Молча стояли они наверху, не произнося ни слова, пока Гэндальф не ступил на мощеную площадку над лестницей. Тут стражники неожиданно приветствовали путников на своем языке.
— Привет, пришельцы издалека! — сказали они и повернули мечи рукоятями к путникам в знак мира. Зеленые камни сверкнули в солнечном свете. Один из стражников выступил вперед и заговорил на общем языке.
— Я страж ворот Теодена, — сказал он. — И мое имя Гама. Я должен попросить вас сложить оружие, прежде чем вы войдете.
Леголас отдал ему в руки свой нож с серебряной рукоятью, лук и колчан.
— Берегите их, — сказал он, — потому что они из золотого леса и сама госпожа Галадриэль дала их мне.
Удивление промелькнуло в глазах человека, и он торопливо положил оружие к стене, как бы боясь притронуться к нему.
— Я обещаю вам, что ни один человек не притронется к нему.
Арагорн стоял в нерешительности.
— Я не хочу откладывать меч или доверять Андрил другому человеку, — сказал он.
— Такова воля Теодена, — сказал Гама.
— Я не уверен, что воля Теодена, сына Тенгела, пусть даже он повелитель Марки, должна возобладать над волей Арагорна, сына Арахорна, потомка Элендила.
— Это дом Теодена, а не Арагорна, даже если он король Гондора, — сказал Гама, быстро ступая к двери и преграждая путь. Меч в его руке теперь был обращен острием к путникам.
— Пустой разговор, — сказал Гэндальф. — требование Теодена беспочвенно, но бесполезно отказываться. У короля есть право требовать повиновения, разумен его приказ или неразумен.
— Верно, — сказал Арагорн, — и я выполнил бы приказ хозяина дома, будь это даже лесная
