деревянные мостки, но сейчас от них остались лишь обломанные столбики у самого берега.
Бильбо встал на колени и, вглядевшись в черноту, вдруг воскликнул :
— У того берега лодка! Что бы ей быть на нашей стороне!
— Как вы думаете, далеко она? — спросил Торин. Гномы уже убедились, что у Бильбо самые зоркие глаза.
— Совсем недалеко. Метрах в десяти, не больше.
— Всего десять метров! Я думал, тут по крайней мере двадцать пять! Что делать, я теперь не так хорошо вижу, как сто лет назад. Впрочем, десять или двадцать пять — какая разница? Нам все равно не перепрыгнуть ручей, а плыть или идти вброд опасно.
— Умеет кто-нибудь забрасывать веревку?
— Что толку? Даже если удалось бы зацепить лодку, она наверняка привязана.
— По-моему, нет, — сказал Бильбо, — но в такой темноте не разглядишь.
— Дори самый сильный, но Фили самый молодой, и глаза у него лучше видят, — сказал Торин. — Фили, подойди сюда, видишь ты лодку, о которой говорит мистер Бэггинс?
Фили долго всматривался и, наконец разглядев лодку, определил, как мог, расстояние. Ему принесли веревку, самую длинную из взятых с собой, и привязали к ее концу большой железный крюк — из тех, которыми пристегивали тюки к ремням, когда несли их на спине. Фили взял крюк в руку, покачал его на ладони и швырнул через поток.
Крюк плюхнулся в воду!
— Недолет! — заметил Бильбо, следивший за процедурой. — Еще полметра, и он бы зацепился за лодку. Попробуй еще раз. Думаю, что, если ты и дотронешься до мокрой веревки, чары тебе не повредят.
Фили вытянул веревку и взялся за крюк, но проделал это с большой опаской. Вторично он зашвырнул веревку дальше.
— Спокойно! — сказал Бильбо. — Ты закинул крюк за дальний борт. Тяни полегоньку.
Фили стал медленно тянуть, и вскоре Бильбо сказал:
— Осторожней! Крюк лежит на борту, надо, чтобы он не соскользнул.
Крюк зацепился за борт, веревка натянулась, Фили тащил и тащил, но безрезультатно. Ему на помощь пришел Кили, потом Ойн и Глойн. Они тянули изо всех сил и вдруг все разом хлопнулись навзничь. Но Бильбо был начеку, он перехватил у них веревку и задержал палкой черную лодочку, которую быстро понесло течением.
— Помогите! — закричал Бильбо, и подоспевший на крик Балин схватил лодку за корму.
— Значит, все-таки она была привязана, — сказал Балин, глядя на обрывок фалиня, прикрепленный к лодке. — Удачный рывок, друзья, и удачно, что наша веревка оказалась крепче.
— Кто поплывет первый? — спросил Бильбо.
— Я, — ответил Торин, — и со мной вы, Фили и Балин. Больше в лодке никто не поместится. Затем Кили, Ойн, Глойн и Дори, потом Ори, Нори, Бифур и Бофур. И последними — Двалин и Бомбур.
— Всегда я последний, мне надоело, — запротестовал Бомбур. — Пусть сегодня кто-нибудь другой будет последним.
— А зачем ты такой толстый? Вот и плыви, когда в лодке меньше груза. И не вздумай ворчать и оспаривать приказания, а то с тобой произойдет что-нибудь скверное.
— Тут нет весел. Как же перебраться на другой берег? — поинтересовался хоббит.
— Дайте мне еще одну веревку и еще крючок, — попросил Фили. Привязав крюк к веревке, он закинул ее в темноту как можно дальше и выше. Крюк не свалился вниз — следовательно, застрял в ветвях.
— Залезайте, — скомандовал Фили, — кто-нибудь будет тянуть за веревку, которая в ветвях, а кто- нибудь из оставшихся пусть держит первую веревку. Когда мы переправимся на тот берег, тяните лодку обратно.
Таким образом они все благополучно переправились через заколдованный поток. Только что Двалин вылез из лодки на берег с мотком веревки в руках, а Бомбур (кстати, не перестававший ворчать) собирался последовать за ним, как вдруг действительно произошло нечто скверное. Впереди на тропке послышался бешеный стук копыт, из темноты возник силуэт мчащегося оленя. Олень врезался в отряд гномов, раскидал их в разные стороны и взвился в воздух. Он перемахнул через поток одним прыжком, но… ему не удалось достичь того берега невредимым. Торин, едва ступив первым на противоположный берег, натянул лук и вложил стрелу на тот случай, если поблизости притаился хозяин лодки. Торин был единственный, кто удержался на ногах и сохранил присутствие духа ; теперь он уверенно и метко послал стрелу в оленя. Приземлившись, зверь пошатнулся, его поглотила тьма леса, послышался звук спотыкающихся копыт, потом все стихло.
Только все хотели воздать хвалу меткому стрелку, как послышался отчаянный возглас Бильбо:
— Бомбур в воде! Бомбур тонет!
Мечты об оленине вышибло у них из головы. Увы! То была правда. Когда олень вылетел из лесу и опрокинул Бомбура, толстяк стоял на суше только одной ногой. Падая, Бомбур нечаянно отпихнул лодку от берега, попытался ухватиться за скользкие корни, руки у него сорвались, он плюхнулся в воду, а лодку закрутило и унесло по течению.
Все кинулись к ручью и увидели над водой капюшон Бомбура. Они быстро кинули ему веревку с крюком и вытянули его на сушу. Бомбур, естественно, промок насквозь, и это было еще ничего, но вот беда: он спал, сжимая веревку в руке, да так крепко, что руку не могли разжать. Он продолжал спать, несмотря на все попытки его разбудить.
Они все еще стояли над ним, проклиная его неуклюжесть и свою невезучесть и оплакивая утрату лодки, лишенные теперь всякой возможности подобрать убитого оленя, как вдруг в отдалении послышались звуки рога и лай собак. Неожиданно впереди на тропе показалась белая лань, настолько же ослепительно белоснежная, насколько олень был черен. Прежде чем Торин успел предостерегающе крикнуть, гномы вскочили и выстрелили из луков. Ни одна стрела не попала в цель. Лань повернулась и исчезла среди деревьев так же бесшумно, как появилась, и гномы напрасно продолжали пускать стрелы ей вслед.
— Стойте! Перестаньте! — закричал Торин,но поздно: гномы в возбуждении расстреляли последние стрелы. И теперь подаренные Беорном луки стали бесполезны.
Уныние охватило всю компанию, и в последующие дни оно еще усилилось. После заколдованного ручья тропа вилась точно так же, лес был все тот же. Если бы они знали о лесе побольше, то догадались бы, что приближаются к восточной опушке леса и еще немного терпения и отваги и они выйдут в более редкий лес, куда проникает солнце. Но они не догадывались. К тому же они попеременно несли тяжелого Бомбура — четверо тащили его, а остальные несли их поклажу. Не полегчай тюки за последние дни, им бы нипочем не справиться. Но даже тяжелые тюки лучше тяжелого Бомбура. Толстяк, к сожалению, не заменял собой мешков с едой. Настал день, когда у них почти не осталось ни пищи, ни питья. В лесу ничего не росло — лишь губки на деревьях да растения с бледными листьями и неприятным запахом.
Через четыре дня после того, как они переправились через поток, начался сплошной буковый лес. Путники сперва обрадовались этой перемене: пропал подлесок, темнота перестала быть такой густой, освещение сделалось зеленоватым. Однако светились лишь бесконечные ряды прямых серых стволов, возвышающихся, словно колонны в громадном сумеречном зале. Появился ветерок, зашелестела листва, но и шелест был какой-то печальный. Сверху слетали листья, напоминая о том, что приближается осень. Под ногами шуршал сухой ковер, накопившийся от прежних осеней.
Два дня спустя они заметили, что тропа пошла под уклон, и скоро оказались в ложбине, заросшей могучими дубами.
— Да кончится когда-нибудь этот проклятый лес?! — проговорил Торин. — Кто-то должен залезть на дерево, просунуть голову сквозь листву и оглядеться. Надо выбрать самое высокое дерево у самой тропы.
Конечно, под «кто-то» разумелся Бильбо. Выбор пал на него потому, что забираться — так уж забираться на самую верхушку, а для этого надо быть очень легким, чтобы выдержали тонкие ветки. Несчастный мистер Бэггинс был не большой мастак лазать по деревьям, но делать нечего — его посадили на нижние ветки исполинского дуба, росшего на обочине, и хочешь не хочешь, а пришлось карабкаться
