видите, что я ранен?
Тут я заметил, что у старика левый бок весь в крови.
- Да поддержи отца, - сказал я Георгию, - а ты, Зденка, напоила бы его чемнибудь, ведь он, того гляди, упадет.
- Отец, - промолвил Георгий, подойдя к Горче, - покажи свою рану, я в этом знаю толк, перевяжу тебя…
Он только взялся за его одежду, но старик грубо оттолкнул его и обеими руками схватился за бок:
- Оставь, коли не умеешь, больно мне!
- Так ты в сердце ранен! - вскричал Георгий и весь побледнел. - Скорей, скорей раздевайся, так надо - слышишь!
Старик вдруг выпрямился во весь рост.
- Берегись, - сказал он глухо, - дотронешься до меня - прокляну! - Петр встал между отцом и Георгием.
- Оставь его, - сказал он, - ты же видишь, больно ему.
- Не перечь, - проговорила жена, - знаешь ведь, он этого никогда не терпел.
В эту минуту мы увидели стадо, возвращающееся с пастбища в облаке пыли. То ли пес, сопровождавший стадо, не узнал старика хозяина, то ли другая была причина, но едва только он завидел Горчу, как остановился, ощетинился и начал выть, словно бы ему чтото показалось.
- Что с этим псом? - спросил старик, серчая все более. - Что все это значит? За десять дней, что меня не было, неужто я так переменился, что и собственный пес меня не узнал?
- Слышишь? - сказал своей жене Георгий.
- А что?
- Сам говорит, что десять дней прошло!
- Да нет же, ведь он в срок воротился!
- Ладно, ладно, я уж знаю, что делать. Пес не переставая выл.
- Застрелить его! - крикнул Горча. - Это я приказываю - слышите!
Георгий не пошевелился, а Петр со слезами на глазах встал, взял отцовскую пищаль и выстрелил в пса - тот покатился в пыли.
- А был он мой любимец, - проговорил он совсем тихо. - С чего это отец велел его застрелить?
- Он того заслужил, - ответил Горча. - Ну, стало свежо, в дом пора!
Тем временем Зденка приготовила питье для старика, вскипятив водку с грушами, с медом и с изюмом, но он с отвращением его оттолкнул. Точно так же он отверг и блюдо с пловом, которое ему подал Георгий, и уселся около очага, бормоча сквозь зубы чтото невнятное.
Потрескивали сосновые дрова, и дрожащие отблески огня падали на его лицо, такое бледное, такое изможденное, что, если бы не это освещение, его вполне можно было принять за лицо покойника. Зденка к нему подсела и сказала:
- Ты, отец, ни есть не хочешь, ни спать не ложишься. Может, расскажешь, как ты охотился в горах.
Девушка знала, что эти слова затронут у старика самую чувствительную струну, так как он любил поговорить о боях и сражениях. И в самом деле, на его бескровных губах появилось чтото вроде улыбки, хотя глаза смотрели безучастно, и он ответил, гладя ее по чудесным белокурым волосам:
- Ладно, дочка, ладно, Зденка, я тебе расскажу, что со мной было в горах, только уж какнибудь в другой раз, а то сегодня я устал. Одно скажу - нет в живых Алибека, и убил его я. А ежели кто сомневается, - прибавил старик, окидывая взглядом свою семью, - есть чем доказать!
И он развязал мешок, висевший у него за спиной, и вытащил окровавленную голову, с которой, впрочем, его собственное лицо могло поспорить мертвеннобледным цветом кожи! Мы с ужасом отвернулись, а Горча отдал ее Петру и сказал:
- На, прицепи над нашей дверью - пусть знает всякий, кто пройдет мимо дома, что Алибек убит и никто больше не разбойничает на дороге, кроме разве султанских янычар!
Петр, подавляя отвращение, исполнил, что было приказано.
- Теперь понимаю, - сказал он, - бедный пес выл от того, что почуял мертвечину!
- Да, почуял мертвечину, - мрачно повторил Георгий, который незадолго перед тем незаметно вышел, а теперь вернулся: в руке он держал какойто предмет, который тут же поставил в угол - как мне показалось, это был кол.
- Георгий, - вполголоса сказала ему жена, - да неужто ты…
- Брат, что ты затеял? - заговорила и сестра. - Да нет, нет, ты этого не сделаешь, верно?
- Не мешайте, - ответил Георгий, - я знаю, что мне делать, и что надо - то сделаю.
Тем временем настала ночь, и семья ушла спать в ту часть дома, которую от моей комнаты отделяла лишь тонкая стенка. Признаюсь, что все, чему я вечером был свидетель, сильно на меня подействовало. Свеча уже не горела, а в маленькое низенькое окошко возле самой моей постели вовсю светила луна, так что на пол и на стены ложились белые пятна вроде тех, что падают сейчас здесь, в гостиной, где мы с вами сидим, милостивые государыни. Я хотел заснуть, но не мог. Свою бессонницу я приписал влиянию лунного света и стал искать, чем бы завесить окно, но ничего не нашел. Тут за перегородкой глухо послышались голоса, и я прислушался.
- Ложись, жена, - сказал Георгий, - и ты, Петр, ложись, и ты, Зденка. Ни о чем не беспокойтесь, я посижу за вас.
- Да нет, Георгий, - отвечала жена, - уж скорее мне сидеть, ты прошлую ночь работал, - наверно, устал. Да и так мне надо приглядеть за старшим мальчиком, - ты же знаешь, ему со вчерашнего нездоровится!
- Будь спокойна и ложись, - говорил Георгий, - я посижу и за тебя!
- Да послушай, брат, - промолвила теперь нежным, тихим голосом Зденка, - по мне, так нечего и сидеть. Отец уже уснул, и смотри, как мирно и спокойно он спит.
- Ничегото вы обе не понимаете, - возразил Георгий тоном, не допускающим противоречия. - Говорю вам - ложитесь, а я спать не буду.
Тут воцарилась полная тишина. Вскоре же я почувствовал, как отяжелели мои веки, и сон меня одолел.
Но вдруг дверь в комнату как будто медленно отворилась, и на пороге встал Горча. Я, впрочем, скорее догадывался об этом, чем видел его, потому что там, откуда он вышел, было совершенно темно. Его погасшие глаза, - так мне чудилось, - старались проникнуть в мои мысли и следили за тем, как подымается и опускается моя грудь. Потом он сделал шаг, ещедругой, затем, с чрезвычайной осторожностью, неслышно ступая, стал подходить ко мне. Вот одним прыжком он очутился у моей кровати. Я испытывал невыразимое чувство гнета, но неодолимая сила сковывала меня. Старик приблизил ко мне свое мертвеннобледное лицо и так низко наклонился надо мною, что я словно ощущал его трупное дыхание. Тогда я сделал сверхъестественное усилие и проснулся весь в поту. В комнате не было никого, но, бросив взгляд на окно, я ясно увидел старика Горчу, который снаружи прильнул лицом к стеклу и не сводил с меня своих страшных глаз. У меня хватило силы, чтобы не закричать, и самообладания, чтобы не подняться с постели, как если бы я ничего и не видел. Старик, однако, приходил, повидимому, лишь удостовериться, что я сплю, по крайней мере, он и не пытался войти ко мне и, внимательно на меня поглядев, отошел от окна, но я услышал, как он ходит в соседней комнате. Георгий заснул и храпел так, что стены чуть не сотрясались. В эту минуту кашлянул ребенок, и я различил голос Горчи, он спрашивал:
- Ты, малый, не спишь?
- Нет, дедушка, - отвечал мальчик, - мне бы с тобой поговорить.
- А, поговорить со мной? А о чем поговорить?
- Ты бы мне рассказал, как ты воевал с турками - я бы тоже пошел воевать с турками!
- Я, милый, так и думал и принес тебе маленький ятаган - завтра дам.
- Ты, дедушка, лучше дай сейчас - ведь ты не спишь.
- А почему ты, малый, раньше не говорил, пока светло было?
- Отец не позволил.
