— Я услышала, что вы с кем-то говорите, и решила, что проспала.
В то утро она надела голубой костюм из тонкой шерсти, глаза сияли, лицо дышало умиротворенностью, и едва ли причиной тому был всего лишь шестичасовой сон.
— Заходил наш давний знакомый, — пояснил Падильо. — Как видите, ненадолго.
— Давайте я приготовлю завтрак, — предложила Сильвия.
— Мне только гренок, — определил я свое меню.
— Мне тоже, — поддержал меня Падильо.
— Вы не будете возражать, если я сварю яйцо или два? — Сильвия улыбнулась. — Умираю от голода.
— Яйца в холодильнике.
Падильо последовал за ней на кухню, и вернулись они с гренками, яйцами, ветчиной и кофе. Мы уселись вокруг кофейного столика. И Падильо первым делом познакомил Сильвию с распорядком дня.
— В одиннадцать часов у нас встреча. Вы останетесь здесь. Закроетесь на все замки. Дверь никому не открывать, кроме меня и Маккоркла. Если зазвонит телефон, трубку не снимайте.
— Когда мне вас ждать?
— Примерно в три... после того, как мы переговорим с Хардманом и его парнями, — он посмотрел на часы и повернулся ко мне. — Пожалуй, нам пора. Я оставил твою машину в подземном гараже. Поедем на ней?
— Почему бы и нет.
— Закройтесь и на цепочку, — потребовал Падильо от Сильвии.
Подхватил «дипломат», и мы вышли в коридор. Подождали, пока скрипнули все замки и Сильвия закрыла дверь на цепочку.
— Тех, кто захочет войти, мои замки не остановят, — заметил я.
— Не остановят, — согласился Падильо, — но задержат, и она успеет выхватить из сумочки тот маленький пистолетик.
Мы выехали из гаража и повернули налево. Путь наш лежал мимо церкви святого Матфея, в которой служили панихиду по Кеннеди. Затем последовали площадь Скотта, тоннель под площадью Томаса, Массачусетс-авеню и наконец Седьмая улица. Многие вашингтонцы в этот час ехали в церковь, а потому дорога заняла у нас довольно много времени. Машину мы смогли оставить лишь в паре кварталов от нужного нам дома и вернулись к нему пешком.
По лестнице мы поднялись к обшарпанной комнатенке, открыли дверь, вошли.
— Рекомендую стул, что за столом, — предложил я. — Тогда ты сможешь положить на него ноги.
Падильо положил «дипломат» на стол и последовал моему совету. Я тоже выбрал себе стул и сел лицом к двери. В нее постучали через три минуты.
— Войдите, — крикнул Падильо, и перед нами предстала Магда Шадид.
В легком шерстяном пальто, которое она тут же сняла, чтобы продемонстрировать нам вязаное платье цвета ржавчины.
— Ты очаровательна, — выразил наше общее впечатление Падильо.
Магда улыбнулась. Сначала ему, потом — мне.
— Вам нравится? Я надела его специально для вас.
— Оно подчеркивает достоинства твоей фигуры, — уточнил Падильо.
— Они открыты для более пристального осмотра.
— Буду иметь это в виду.
— А вы, мистер Грустнолицый, ну почему вы так печальны? Взбодритесь.
— Он не печальный, а грозный, — поправил Магду Падильо.
Она подошла, пробежалась рукой по моим волосам.
— Я бы могла поднять вам настроение.
— Осторожно. Я кусаюсь, когда грозен.
Глаза у нее были черные-пречерные, и подкрашивала она их так, чтобы они казались веселыми и порочными.
— Как интересно. С условием, что кусаться вы будете не слишком сильно.
— Мне представляется, намек ты поняла, — вмешался Падильо. — Почему бы тебе не сесть и не положить ногу на ногу, чтобы мы могли полюбоваться ими.
— Тут так грязно. Почему мы всегда должны встречаться на каких-то помойках?
— Получая такие деньги, тебе грех жаловаться.
— А за что я их получаю, Майкл?
— До этого мы еще доберемся. Лучше скажи, что ты делаешь со своими деньгами?
— Вкладываю их в государственные облигации Израиля.
Она раскрыла сумочку, достала сигарету. Мы не шевельнулись, а потому ей пришлось прикуривать от собственной зажигалки.
Затем прибыл Димек. Поздоровался и сел рядом с Магдой, положив большие, сильные руки на колени. Сидел он, выпрямив спину, уставившись в никуда. Похоже, ждать он привык и не стремился ускорить бег времени.
Прайс заявился последним, отстав от Димека на несколько минут. В строгом костюме в серо-черную полоску, с широким муаровым галстуком и в коричневых ботинках на толстой подошве. Шляпу он положил на один из пустых стульев.
— Для вас двоих, — Падильо коротко глянул на Магду и Прайса, — сообщаю, что наши африканцы согласились заменить меня Димеком. Они встречались с ним и готовы заплатить прежнюю цену — семьдесят пять тысяч долларов.
— Часть из которых мы должны получить сегодня, — уточнил Прайс.
— Совершенно верно.
Магда бросила окурок на пол и растоптала его каблуком. Я с интересом следил за движениями ее щиколотки.
— Я полагаю, что причитающаяся мне доля, составляющая восемнадцать тысяч семьсот пятьдесят долларов, куда как щедро оплачивает мои услуги, до сих пор состоящие лишь в том, что мне приходится болтаться в грязных комнатах да выслушивать твои угрозы, Майкл. Раньше ты не отличался подобной расточительностью. Похоже, мне еще предстоит отработать эти деньги. Так что я должна такого сделать, дабы заслужить столь крупное вознаграждение?
— Ты поможешь нам вызволить миссис Маккоркл из того места, где ее прячут.
— Понятно. И что от меня потребуется?
— Ты подойдешь к двери и постучишь. Когда же кто-то подойдет, а подойдут обязательно, потому что ты — женщина, достанешь пистолет и скажешь, что хочешь видеть миссис Маккоркл. Твоя задача — заставить их открыть дверь.
— А ты знаешь, где ее держат?
— Нет.
— Так я буду вашей ширмой?
— Что-то в этом роде, но, возможно, с более широким диапазоном действий.
— К примеру, не исключена стрельба.
— Убивать их не обязательно.
Магда покивала.
— Достаточно и ранить.
— Совершенно верно.
— За те же восемнадцать тысяч семьсот пятьдесят долларов.
— Нет. Ты забыла про уже полученные четырнадцать «кусков». А в этой стране многие согласятся выстрелить в человека за тридцать две тысячи семьсот пятьдесят долларов.
— Как вы узнаете, где они держат его жену? — спросил Димек.
— Мы этим занимаемся.
— Что-нибудь выяснили? — полюбопытствовал Прайс.
