Человек подошел так тихо, что она не заметила. Это было как оскорбление. До сих пор это было ее привилегией – тайно подкрадываться, высматривать, подглядывать. Никто другой не мог с ней сравниться.
Но человек ли это был? Ей приходилось слышать, что в пустынных местах обитают духи, мороки, мелкие боженята. До сих пор Дарде не приходилось их встречать, но тот, кого она видела перед собой, настолько отличался от всех известных ей людей, что заставляло заподозрить наличие правды в пастушеских россказнях. Он был невысок, вряд ли выше Дарды, худощав. Одежда – длинная рубаха и широкие штаны, делала его еще более тощим. Но это был не мальчик, а старик – во всяком случае морщинистое лицо, белые волосы, усы и борода убеждали в этом. Однако усы и борода были совсем редкими, точно повылезли. И само лицо было диковинным – плоское, с выступающими скулами и узкими глазами. Загар его имел странный желтоватый оттенок. Если бы Дарда выросла в Каафе или каком-нибудь другом большом городе, где навидались купцов со всех стран света, она и не подумала бы удивляться. Но Дарде известны были лишь жители Илая. И теперь ей казалось, что незнакомец на свой лад так же безобразен, как она сама. Может, его изуродовала болезнь? На краткий миг она ощутила укол сочувствия. Тем более, что по какому-то совпадению чужак сжимал в руке посох. Но это чувство быстро испарилось. Лучше бы ему оказаться духом.
Возможно, чужака одолевали те же мысли. Дарда мало походила на человеческое дитя, особенно сейчас, после перехода через горы и пустыню. А может, он просто не мог понять, какого пола это создание. Дарда не стала углубляться в различные предположения и огрызнулась.
– Я – Дарда. – О том, что нельзя называть свое имя незнакомым людям, ей тоже никто не говорил.
– Колючий куст? – Он поднял брови. – Шутка, да?
Ей показалось, что он нарочито коверкает ее речь. Поскольку ей никогда не приходилось слышать, чтобы люди говорили с акцентом. Но тут неизвестный протянул руку к ее посоху, и ее раздражение обернулось злостью. Забыв об усталости, она перехватила посох так, чтобы можно было ударить.
– Не трогай! И не подходи!
Конечно, он и не думал отступать. Внимательно смотрел, склонив голову к плечу. И это взбесило ее еще больше.
– Не подходи! Я уже убивала, убью и снова!
Наверное, это прозвучало глупо. Но он не засмеялся. Спросил:
– Этим… убила? – он указывал на посох.
Ей почудилось… да нет, определенно в его словах было искреннее любопытство. Пусть даже оно служило развлечению.
– Нет. – При всех своих пороках лживой она не была. Подумавши, добавила: – Но могу и этим.
Гнев утихал в ней. Напрасно она стращала старика, он не таков, как тот изгой, он слабее ее… И словно в ответ на ее мысли. он сказал
– Ударь меня.
Наверное, этот человек сумасшедший, подумала Дарда, потому его и прогнали в пустыню. Разве тот, кто в здравом уме, попросит, чтоб его ударили?
– Нет, – сказала она.
– Почему?
– Ты старый. – С безумными надо, наверное, как с детьми, все им разъяснять.
– Уважаешь… старый. Хорошо, – сказал он. – А если я буду тебя прогонять?
Конечно же, он угадал. После скитаний это было для нее худшей из угроз. Дарда осталась стоять на месте, но посох в ее руке крутанулся словно сам собой. И увидела, как взлетел посох в руке старика.
В несколько следующих мгновений она узнала, как чувствует себя зерно на молотильне. Удары сыпались на нее со всех сторон и одновременно. Офи, даже когда он был на десять лет моложе, не удавалось бить ее так больно и так сильно. А главное – так точно. Этот человек был не Офи, не ее отец, она имела право отбиваться. Но ее удары все время попадали мимо цели, как она не вертелась, и наконец – верх позора – посох действительно сам собой вывернулся и скакнул в сторону.
– Хорошо, – сказал старик.
У нее чуть слезы не брызнули от унижения. Мало того, что старик, казавшийся таким слабым, побил ее, он еще издевался!
– Хорошо, – повторил он. – Никто не сумел здесь… так не сумел. Вам нужен меч… или много силы, да?
Дарда ничего не поняла, кроме того что ее, вроде бы хвалят. А за что – тоже не поняла. Она отступила и подняла посох.
– Это не оружие здесь, – продолжал он, – ни у кого, кроме тебя. Храбрые люди, умения нет. И не хотят… Тебя кто учил?
– Никто, – буркнула Дарда.
– Неправда.
– Правда!
– Не то, не то. Не обязательно человек учил. Не обязательно тебя. Смотрела, училась, так? Птицы, звери, да?
– Ну, так, – Дарда, убедившаяся было, что перед ней человек, вновь засомневалась. Иначе как он угадывал не только ее намерения, но и ее прошлое?
Он словно отмахнулся.
– Не ты первая… другие были, придумали… не здесь, давно. Здесь не придумали.
– А ты откуда знаешь? – хмуро спросила она.
– Знаю. До тебя знал.
И внезапно, словно его окликнули, повернулся и пошел прочь. И хотя шел он очень быстро и легко, Дарда все же пришла к выводу, что это не дух.
Останавливать его она не стала. От побоев все тело ее разламывалось, и усталость, о которой Дарда было позабыла, разом навалилась и сбивала с ног. И еще ее утомил этот непонятный разговор. Она знала, что люди могут говорить долго, пастухи в предгорьях болтали и рассказывали истории чуть не ночи напролет, но даже родители Дарды избегали вступать с ней в долгие беседы.
Она, однако, была уверена, что одними разговорами и одной дракой дело не кончится. Не было причины чужаку покидать распадок, а значит – не миновать новой встречи. Что ж, она будет настороже.
Незнакомец вернулся вечером, когда Дарда все же наловила рыбы и жарила ее на костре (удивительно, но кремень и кресало она умудрилась не потерять). Когда к твоему костру подходит человек, а ты собираешься есть, нужно его пригласить. Пастухи всегда так делали. Старик не отказался принять от Дарды еду ( и был бы дураком, по ее мнению, если б отказался), и они отужинали молча. Когда Дарда, облизывая пальцы, думала, как бы попристойнее спровадить гостя, он неожиданно спросил:
– Где твои родители, Дарда-с-посохом?
– Там, – она мотнула головой. Потом решила уточнить. – Они живут в Илае.
– О! – казалось, он был удивлен. – Не умерли, нет?
Она не ответила, не считая необходимым повторяться.
– Значит, ты сбежала от них?
– Нет. Они меня прогнали. – Эти слова она произнесла не без вызова.
– Плохо почитала их?
– Хорошо. Меня не за это прогнали.
Он хотел было спросить, но сам себе ответил: – Ах, да, убила, да… И куда ты идешь?
– Не знаю. – Раньше она бы ответила: в Кааф, но теперь не была в этом уверена.
– Я думал, в Кааф, на состязание. Удивился – не весна, не осень…
– Какое еще состязание?
– Не знаешь? Ваш обычай, ваша богиня. Девушки дерутся на палках, на мечах. Плохо дерутся, Хуже, чем ты.
– А ты сам разве не из Каафа?
– Я был в Каафе. Но я не из здесь. Далеко, не эта страна.
– Из Дельты? Или из Шамгари? – На этом ее познания о дальних странах заканчивались.
– Нет, совсем далеко. Идти, плыть на корабле, снова идти. Здесь никто не знает…
– Как ты сюда попал?
– Как ты примерно, можно так сказать.
В том, что ее собеседник запросто мог убить кого-то, Дарда не сомневалась. Но неужели из-за убийства так далеко убегают? Или он шутит так?
– А как тебя зовут?
Дарда не очень ждала, что он ответит, но он ответил. И пользы от этого не было никакой. То, что он произнес, напоминало помесь птичьего чириканья с рычанием. Первую половину имени она не могла воспроизвести даже приблизительно, со второй с разбега справилась.
– Фар-ран?
– Хваран, – поправил он. – Ильгок-хваран.
Она несколько раз повторила второе имя, не рискуя браться за 'Ильгока', и наконец выговорила 'хваран' довольно сносно.
– Так, – согласился он. – Только это не имя. Ильгок – имя. Хваран – это кто я есть…был.
– Как это?
– По вашему трудно сказать. Наставник – да? Учитель – тоже… но не все.
Дарда некоторое время молчала, усваивая услышанное. Ее ничему не учили, и тем паче не наставляли, но некий образ наставника в ее представлении имелся. Это был почтенный седой старец, который сидит где-нибудь в тени и вещает нечто мудрое внимающим ученикам. Перед ней был и впрямь человек преклонных лет, но то, как он поступал, как двигался, как разговаривал, никак не соответствовало образу учителя…
За единственным исключением.
– Ты учил драться?
– Не драться, нет. – Она не ожидала такого ответа. – Я учил искусству боя.
Искусство боя. Это звучало гораздо лучше, чем 'драка' и даже 'борьба'.
– А меня ты бы мог научить? – вопрос был неожиданным для нее самой, и она почти не надеялась на согласие.
– Зачем тебе? Ты и так хорошо дерешься… если смотреть, как здесь…
– А если не как здесь? Если сражаться, как ты учил?
