американских горках. Лишь двое заблудившихся «отверженных» повторили мою ошибку, избрав тот же маршрут. Я проехал мимо одного из них; он склонился над дорожной картой на допотопной бензоколонке рядом с баром «Мормон». Другой, с девушкой на заднем сиденье, отчаянно сигналя, пристроился ко мне в хвост, поднимаясь к Марипосе.
Температура к полудню достигла почти 105 градусов, и казалось, что коричневые Калифорнийские холмы вот-вот зайдутся в пламени пожара. Единственная зелень, украшавшая пейзаж, — кромка, поросшая кустарником и карликовыми дубами, нависавшими над долиной. Весьма осведомленные лица утверждают, что такие сучковатые маленькие деревья прижились только в двух местах на этой Земле — Калифорнии и Иерусалиме. Как бы там ни было, они отлично горят, и, если огонь займется внизу в траве, главная работа резервных пожарных команд будет состоять в том, чтобы не дать ему добраться до дубов, согнувшихся от сухого ветра, подобно армии нервных девственниц, — вот вам и шквал огня, ждущий своей заветной искры.
Я тащился позади пожарной машины, когда мимо проскочил какой-то отбившийся outlaw. Он, очевидно, совершенно устал от черепашьего темпа и вгрызся на своем «борове» в первый же образовавшийся на секунду просвет, включив вторую передачу… Он не переключал ее, пока не поровнялся со мной, а затем уже ломанулся вперед на третьей. Люди из пожарной команды уставились на него так, как если бы на глазах у них через дорогу промчался ошалевший от жары белый медведь. Байк моментально улетучился, но лязг и резкий звук от рычага переключения передач завис в воздухе — ощущение было такое, словно над нами только что пролетел реактивный самолет. И за это мгновение пожарники успели рассмотреть волосатого райдера, свастику на бензобаке и девушку на заднем сиденье — это явление было настолько неописуемо странным для них, привыкших обозревать горы, что они открыли от изумления рты… Да так и застыли.
Проехав несколько миль к западу от Марипосы, углубившись в горы, я услышал очередные новости по радио: «Мотоциклетный Клуб Ангелов Ада приехал в Бейсс Лейк, и, как нам сообщают, члены клуба пытаются проникнуть в курортную зону. Власти, имеющие на руках распоряжение суда об ограничении въезда, выставили на дороге заграждения, пытаясь помешать мотоциклистам попасть в курортную зону и оставаться там в течение долгого праздничного уик-энда».
Если дорожные заграждения будут размещены в стратегически правильно выбранных местах, тогда они действительно помешают съезду «отверженных», перекрыв им доступ к общественным кэмпингам в национальном парке, и вынудят их собраться в местах, где Ангелы, учитывая саму природу и характер подобных сборищ, как пить дать нарушат какой-нибудь окружной или муниципальный закон. Затор на Оукхерст, в непосредственной близости от границы национального парка, может создать такую ситуацию, которая приведет к аресту Ангелов либо за блокирование движения по хайвею, либо за то, что они свернули с дороги и вторглись в частные владения. При наличии хоть капли воображения с помощью дорожных заграждений можно заставить одну группу «отверженных» повернуть на юг, а другую — на север. У властей не было недостатка в подручных средствах, чтобы помешать пробегу Ангелов Ада к Бейсс Лейк. Но повторялась все та же старая история: полиция ожидала встретить ни много ни мало пять сотен упырей, направляющихся сюда для шумного скандала; заграждения на дороге какое-то время смогут сдерживать варваров, но насколько их хватит? А потом что? Думать, что Ангелы проедут две сотни миль ради своей вечеринки, а затем их удастся завернуть заграждением за десять миль от места их сбора, значит выдавать желаемое за действительное. Конечно же, здесь будет насилие, кровавая схватка на главном хайвее, на виду у потока машин с отдыхающими, которым придется вернуться на много миль назад. Был и такой вариант — позволить все-таки outlaws проехать, но и это тоже было весьма чревато трагическими последствиями. Получалась стопроцентная гарантированная головоломка, провокационный вызов, брошенный законодательному и социальному устройству округа Мадера.
На бензоколонке в Марипосе я спросил дорогу к Бейсс Лейк. Рабочий, мальчик лет около пятнадцати, серьезно посоветовал мне отправиться куда-нибудь еще. «Ангелы Ада собираются разнести здесь все в клочья, — поведал он. — Вот же рассказ о них в журнале Life. Господи, да почему же всем сегодня приспичило отправиться на озеро Бейсс? Эти парни ужасны. Они выжгут здесь все дотла!»
Я заявил ему, что я — мастер по каратэ и хотел бы поучаствовать в происходящем. Когда я уезжал с заправки, мальчик попросил меня поберечь себя и не испытывать судьбу. «Ангелы Ада гораздо хуже, чем Вы думаете, — проговорил он. — Они готовы броситься грудью на амбразуры пулеметов».
Следующий этап дороги оказался какой-то пакостью в духе дневника Льюис и Кларка. Машина так сильно пострадала, что я уже прикидывал, а не бросить ли мне ее, пока не кончился уик-энд, и не отправиться ли обратно в Сан-Франциско в одном из этих фургонов со свастикой. Так я развлекал себя и, пока пересекал ручьи, наговаривал на магнитофон свои соображения вроде: как все-таки странно заниматься розысками банды психопатов из большого города в таком месте. Дорога не была даже обозначена на карте. Время от времени я проезжал мимо брошенных срубов или остатков золотопромывочных лотков. Если бы не бубнеж по радио, я чувствовал бы себя таким же оторванным от цивилизации, как и любой браконьер-одиночка в зубчатых скалах Мишшн Рэндж, в Северной Монтане. <Родина самой большой и злобной банды медведей-гризли в Соединенных Штатах. Их популяция насчитывает не более 400 особей.>
Примерно около двух часов дня я добрался до ровного асфальтового покрытия 41-го хайвея, южнее Бейсс Лейк. Я крутил ручку радио, пытаясь поймать информационные сообщения, и, проскочив закусочную с хот-догами, заметил два байка outlaws, подозрительно припаркованных у дороги. Я круто развернулся, остановился рядом с байками и обнаружил Пузо и Канюка, пытающихся вникнуть в суть «Приказа о сдерживании». Канюк, бывший член отделения в Берду, является Ангелом Ада руководящего состава. Он представляет собой довольно странную, причудливую смесь угроз, непристойностей, изящества и искреннего недоверия ко всему, что движется. Он всегда поворачивается спиной к фотографам и считает, что все журналисты — агенты Главного Копа, живущего в пентхаусе на другой стороне некоего бездонного крепостного рва, который никогда не пересечет ни один Ангел Ада, разве что только в качестве заключенного… А если и пересечет, то лишь за тем, чтобы ему отрубили руки в назидание всем остальным. Канюк изумительно последователен. Он — дикобраз среди людей, и его иглы всегда топорщатся. Если он выиграет новую машину по лотерейному билету, купленному на его имя какой-нибудь случайной подружкой, то может усмотреть в этом скрытый подвох дескать, его пытаются наебать и лишить водительских прав. Он обвинит девушку в том, что она — подосланная сука, изобьет организатора лотереи до потери сознания и сплавит машину за пятьсот таблеток секонала и электродубинку для скота с позолоченной рукояткой.
Лично мне Канюк нравится, но я никогда не встречал кого-нибудь вне тусовки Ангелов, кто бы считал, что он заслуживает чего-либо лучшего, нежели двенадцати часов сплошного измывательства или зуботычин и ударов чем-нибудь тяжелым.
Однажды утром, когда Мюррей искал материалы, чтобы сделать статью для Post, я заверил его, что можно совершенно спокойно отправиться в дом Баргера в Окленде и взять там интервью. Сказав это, я благополучно завалился спать. Проходит всего несколько часов, как у меня над ухом трезвонит телефон, и я снова слышу голос Мюррея, который просто не помнит себя от ярости. По его словам, он спокойно беседовал с Баргером, когда к нему внезапно пристал какой-то психопат с бешеными глазами, потрясавший сучковатой палкой перед его носом и кричавший: «А ты кто такой, твою мать?». Мюррей описал мне внешность этого психа — ни на одного из моих знакомых Ангелов тот похож не был. Пришлось звонить Сонни и спрашивать, что же случилось. «Ох, черт, да это же был просто Канюк, — ответил тот с усмешкой. — Ты же знаешь его как облупленного».
Еще бы! Любой, кто хоть раз встречал Канюка, знает его как облупленного. Мюррею потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться после знакомства с ним, но, спустя несколько недель, после весьма мучительных размышлений, и находясь на расстоянии в три тысячи миль от Окленда, он описал этот инцидент. По его рассказу здорово чувствовалось, что журналист все еще обижен и оскорблен.
«Мы говорили довольно вежливо около получаса, вдруг Баргер усмехнулся и сказал: „Что ж, никто никогда не написал о нас ничего хорошего, но и мы ведь со своей стороны никогда не делали ничего хорошего, чтобы об этом написать“. Однако компанейская атмосфера беседы резко изменилась, когда четверо или пятеро других Ангелов (в том числе и Тайни, огромный держиморда отделения) остановились
