Д-р Тэхкэ начинает тщательно разрабатывать свою теорию развития, используя небольшое количество простых основополагающих принципов. Он использует бескомпромиссно интеллектуальный подход,считая, что психика – это все то (но также только то), что может быть пережито и представлено на языке психических репрезентаций. Вдобавок это – динамический подход, который пытается установить значимую и причинную основу для каждого эволюционного шага в возрастающе усложняющейся и наслаивающейся организации психики в противовес более генетическому (и описательному) подходу, в большей мере сфокусированному на том, «что» и «как», чем «почему», относительно нормального и анормального процесса созревания и роста. И этот подход проводится на языке Собственного Я и переживания Собственного Я в ходе развития у психики способности саморефлексирующего осознания, в то же время Тэхкэ избегает концептуальных абстракций эго и ид, или либидо и катексиса, или сил и механизмов как слишком далеких от опыта, не элементов переживания Собственного Я, чувствующей психики, постоянного фокуса интереса Тэхкэ.
Внутри этих параметров Тэхкэ создает возрастающе усложняющуюся модель психики, концептуализация которой в общем не является непривычной или чуждой по духу тем моделям, которые культивировались внутри парадигмы структурной теории и психологической метапси-хологии эго Фрейда, столь долгое время представлявших основное направление американского психоанализа. В ней также ясно видны корни и связи с концептуализациями и формулировками Якобсон, Малер, Винникотта, Кохута и Кернберга. И все же в целом это – единый ансамбль, уникальное творение Тэхкэ, а вовсе не эклектическая смесь, которую мог бы создать менее оригинальный или менее творческий ум при смешении элементов из столь отдельных и несхожих потоков.
По ходу дела Тэхкэ предлагает значительное количество новых концепций или по крайней мере провоцирующе (и вызывающе) новых семантик. Перечислю лишь наиболее интересные: первичное психическое состояние недифференцированности и регрессивные угрозы утраты дифференцированности на последующих эволюционных уровнях; страх утраты дифференцированности вместо более знакомого страха аннигиляции или страха сепарации; первичное идеальное состояние Собственного Я; защитные дихотомии; функциональный объект и функциональная объектная привязанность со многими отголосками я-объекта Кохута и я-объектных переносов и преодоление такой функциональной зависимости через процесс функционально-селективных идентификаций; защитные действия Собственного Я – вместо механизмов защиты эго, – развертывающиеся для сохранения переживания Собственного Я как можно ближе к идеальному состоянию Собственного Я; оценочно-селективные идентификации – более высокое эволюционное достижение, чем функционально-селективные идентификации, где интро-ецируются характерные черты идеального образца и происходит идентификация с ними, а не с функциями идеального образца; и параллельно с ними идут информативные идентификации, базис объектной любви, эмпатии и все разнообразие любовной привязанности; при их дальнейшем развитии появляется сравнительная и творческая эмпатия; идеал Собственного Я (в отличие от эго-идеала) и его дополняющее другое, объект- идеал; функциональный объект (и объектная связь) и индивидуальный объект (и объектная связь) опять до некоторой степени аналогичны объекту Собственного Я Кохута и истинному объекту; и становление памяти, третьего и высшего типа интернали-зации, когда конфликтные (эдипальные) объектные связи разрешаются посредством интерпретации, преодолевается их давление на текущее функционирование, и тогда их бытию придается статус исторического воспоминания, не являющегося более динамически активным присутствием в настоящем. Вследствие этого все ведущие нити являются разновидностями структурализации на уровнях все более возрастающей оттеночной сложности через процессы интернализации, интроекции, идентификации и (с окончательными «идеальными» решениями) структур памяти.
То, каким образом Тэхкэ придает определенный смысл этим новым выражениям, воплощающим его собственные концепции эволюционной динамики, а затем выводит из этого все узоры ткани (умственной) теории психического развития, может проясниться лишь при полном прочтении его крайне информативной, иногда сжато излагающей, но так или иначе всегда с большим интересом читаемой книги. Вышеизложенное может дать лишь приблизительное представление о тех особых смыслах, которыми Тэхкэ наделяет свои концепции и развивает характерную, хотя никоим образом не противоречивую или дисгармоничную, теорию развития, которую он предлагает на обсуждение и которая поистине несет на себе отпечаток его личности.
Но все это лишь половина книги. Другой половиной является извлеченный им психоаналитический терапевтический четко сформулированный смысл массы фазово-специфических психоаналитических подходов, различным образом применяемых при лечении пациентов на разных уровнях психической структурализации и объектной связи. Базисные соображения основываются здесь на сложном разнообразии переплетенных связей и взаимодействий, внедренных в каждую терапевтическую ситуацию; деятельности аналитика как текущего объекта для пациента, основы для жизненно важного рабочего альянса; аналитика как прошлого (или трансферентного) объекта, с которым возрождается и повторяется вся история прошлых и похороненных объектных взаимоотношений; аналитика как нового (или связанного с развитием) объекта (это напоминает здесь концепцию Левальда), с которым осознается новое видение возможностей для преступающих прежние рамки новых трансферентных разыгрываний ролей, переходящих в новые способы взаимоотношений, свободные от оков прошлого, с переходом в этом случае от рабочего альянса к подлинно терапевтическому альянсу (одно из отличий Тэхкэ); и дубликате всех этих отношений, пациенте как текущем объекте для аналитика (так называемое реальное взаимоотношение); (взрослый) пациент как «ребенок», одновременно «ребенок» переноса, которым он является, и развивающийся «ребенок», которым ему помогают стать; и также, конечно, неизбежно, пациент как объект контрпереноса аналитика. При всех превратностях процесса психоаналитического лечения на каждом психопатологическом уровне проблема, как ее выдвигает Тэхкэ, заключается в том, чтобы удовлетворять психические потребности пациента и благоприятствовать эволюционному процессу в рамках наиболее полного возможного понимания сложных взаимодействий всех этих поведенческих способов общения.
Это делается посредством разнообразных фазово-специфических терапевтических стратегий, которые все называются психоаналитическими, сколь бы сильно они ни отличались от обычных параметров классической психоаналитической работы. Короче говоря, в работе с открыто психотическим (шизофреническим) пациентом, которому грозит погружение в хаотически недифференцированный мир, задачей будет восстановление интерактивного психологического диалога, для чего аналитику необходимо предстать в психотическом эмпирическом мире в качестве «абсолютно хорошего», приносящего удовлетворение объекта, который обеспечивает пациенту переживания символического удовлетворения:– забота о поддержке его психически живым, об обеспечении его базисных психических потребностей и о подходящем удовлетворении его инфантильных стремлений – все это приводит, когда успешно продолжается в течение некоторого времени, к психической дифференцированное Собственного Я и объекта, к дифференцированности, которую следует подпитывать и охранять, которая незаметно приводит к улучшенным структурализациям посредством того, что Тэхкэ называет функционально-селективными идентификациями, продвигая пациента в конечном счете к пограничному уровню функционирования. Хотя лечение этого психотического состояния называется психоаналитическим, отсутствуют обычные аксессуары классической психоаналитической ситуации (кушетка, попытка свободно ассоциировать и т. д.), и лечение напоминает то, что столь много лет тому назад новаторски разрабатывалось Швингом и Сечехайе.
С пограничным пациентом, чьи объектные отношения функциональны, то есть люди являются не отдельными другими, а расширениями Собственного Я, выполняющими важные функции в психической организации Собственного Я, терапевтической задачей будет благоприятствовать функционально- селективным идентификациям, посредством которых пациент каждый раз после тревожной опустошенности все в возрастающей степени и постепенно принимает в свое Собственное Я функции, которые до этого обеспечивались для него аналитиком. Здесь аналитик служит моделью и обеспечивает мотивацию для этих новых создающих структуру идентификаций, и техническим инструментом является не интерпретация в классическом смысле, а «эмпатическое описание», которое схватывает субъективный способ переживания пациента через скоротечные информативные идентификации аналитика с пациентом, аналитик передает затем это описание субъективности пациента обратно пациенту. Опять избегается кушетка и классическая психоаналитическая ситуация в противовес тому, что защищают столь многие, по причинам, убедительно описанным автором.
