Такое согласие будет, вероятно, даже более полным при возможности для слушателей прямого наблюдения клинической ситуации без знания об этом ее участников.
Попытки повысить научный статус психоанализа посредством применения к нему критериев объективности, приложимых к другим наукам, будут неизбежно приводить к противоположному результату. Психоаналитическое знание имеет собственные критерии объективности, придерживаться которых требуется для его развития в научную дисциплину с общей и бесспорной достоверностью.
Хотя аналитик с самого начала аффективно реагирует на нового пациента как ответственный профессионал, первое время он будет уделять много внимания своим рациональным откликам, представляющим собрание фактических и исторических сведений о пациенте, а также впечатлениям о его физической внешности и явном поведении. Это соответствует традиционному сбору сведений об истории жизни пациента и установлению его «психического статуса», как этому обучают в медицинских институтах и что обычно считается достаточным для постановки диагноза и разработки плана лечения среди «биологически» ориентированных профессионалов в области психики. В психоанализе эти сведения считаются лишь предварительными для понимания, хотя они и необходимы, образуя каркас и структуру для аффективно значимой инфор– ; мации, позволяя сравнение получаемых данных с относящимся к делу общим знанием и обеспечивая иссле– I довательскую площадку для инсайтов и заключений, не защищенную от действия недоступных сознанию субъективных факторов в аналитике.
Аффективные отклики
Сегодня, когда конкретные кляйнианские концепции, предполагающие прямые психические передачи извне, приобретают все большую популярность в психоаналитическом языке, есть повод напомнить о простом базисном факте, что все переживания психоаналитика, связанные с восприятием пациента, являются его откликами и его психическими содержаниями, а не откликами и психическими содержаниями пациента. Пациент появляется в психическом мире переживаний аналитика, и аналитик, будучи поверхностно мотивирован своим профессиональным интересом, а более базисным образом – своими объектно-поисковыми и реагирующими на объект импульсами, начинает не только реагировать на пациента, но также регистрировать эти отклики как содержащие информацию о пациенте. Постепенно активизируется тотальная
восприимчивость аналитика к пациенту, приводящая ко все возрастающей аккумуляции регистрируемых откликов, которые, помимо того что они содержат информацию о пациенте, также зависят от структуры и истории собственного психического мира переживаний аналитика и ими определяются. Как неоднократно подчеркивалось, наиболее полезными, с точки зрения понимания, являются те отклики аналитика на пациента, которые аффективно заряжены и, таким образом, наполнены субъективным смыслом для одной или обеих сторон в аналитическом взаимоотношении.
Концепция аффективных откликов аналитика на пациента на протяжении истории психоанализа была тесно связана с концепцией контрпереноса (Freud, 1910). Будучи верен своей квалификации естествоиспытателя Фрейд глубоко сомневался в том, что аффективные реакции аналитика вообще являются полезными в качестве прочного источника знания о пациентах. Хотя он и рекомендовал аналитикам использовать «собственное бессознательное» в качестве воспринимающего органа (Freud, 1912с), а также позднее подчеркивал роль эмпатии как незаменимого механизма в понимании людьми друг друга (Freud, 1920), он предпочитал сравнивать аналитика с объективным зеркалом, просто отражающим проблемы пациента. Фрейд, очевидно, понимал контрперенос, хотя и не определял его таким образом, как перенос аналитика на пациента, что препятствовало объективности аналитика и что следовало исключить посредством самоанализа (Freud, 1910,1912а). Согласно знаменитой аналогии с хирургом (Freud, 1912с), аналитик не должен в интересах объективности испытывать какие-либо чувства к своим пациентам. Хотя в собственной аналитической работе Фрейд, очевидно, не следовал неукоснительно этим принципам, его последователи склонны были настаивать на том, Чтобы никакие аффективные отклики аналитика на пациента не считались «реалистическими», «объективными» или разрешаемыми в аналитической работе. В соответствии с этим идеалом появились поколения аналитиков, похожих на роботов, с каменными лицами, склонных верить в то, что даже соблюдение правил приличия по отношению к пациентам может угрожать стерильности аналитического операционного поля.
Довольно интересно, что после Фрейда те аналитики, которые рассматривали природу и возможную полезность эмоциональных откликов аналитика на пациентов, в целом показывали большую лояльность подразумеваемому Фрейдом приписыванию всех чувств аналитика контрпереносу, чем его более ясно выраженному мнению о контрпереносе как вредном и мешающем аналитическому пониманию. Даже если Ференци (1919), а позднее Винникотт (1949) полагали, что часть эмоциональных откликов аналитиков на пациентов могла быть полезной и называться «объективной ··, они обозначали эти реакции общим термином „контрперенос“ и совершенно не отделяли их от переносных фенЪменов. То же самое справедливо относительно новаторской формулировки Дейч (1926) по поводу двух информативно полезных способов идентификации, используемых аналитиком в его взаимодействиях с пациентом. Первый из них возникает во взаимодействиях с инфантильным эго пациента и обеспечивает основу для интуитивной эмпатии. Второй тип идентификации, который Дейч назвала комплиментарным отношением аналитика, возникает во взаимоотношениях с инфантильным объектом пациента, как это обычно бывает в переносе пациента на врача. Независимо от вызываемой природы и информативной полезности этих откликов со стороны аналитика, Дейч предпочла говорить о них как о формах контрпереноса. Так же поступил Ракер (1957) и другие аналитики, которые позднее по существу основали свою концептуализацию на формулировке Дейч о двойной идентификации аналитика с пациентом и с инфантильным объектом последнего (Modell, 1984).
Относительно нескольких недавних обзоров литературы по контрпереносу (Gorkin, 1987; Slatker, 1987; Tansey and Burke, 1989) я лишь кратко прокомментирую некоторые аспекты развития и использования этой концепции, которые представляются уместными в контексте приведенной ниже концептуализации. Основные вопросы в дискуссии по поводу контрпереноса по сути остались теми же самыми: во-первых, являются ли аффективные отклики аналитика на пациента полезными в аналитической работе, и, во- вторых, должны ли все эмоциональные отклики аналитика включаться в концепцию контрпереноса.
Эти два базисных вопроса частично перекрывают друг друга (смешиваются), ибо хотя за небольшим исключением (A.Reich 1951,1960) все согласны относительно информативной ценности по крайней мере некоторых аффективных откликов аналитика в психоаналитических взаимодействиях, некоторые авторы предпочитают отличать полезные отклики аналитика от его существенно вредного контрпереноса (W.Reich, 1933; Fliess, 1942, 1953; Tahka, 1970; Blum, 1986), тогда как другие, использующие термин «контрперенос» в качестве общего названия, склонны проводить различие между полезными и вредными видами контрпереноса (Little, 1951; Racker, 1957; Sandier, 1976; Gorkin, 1987; Tansey and Burke, 1989). Чем более «всеобъемлющей» является точка зрения на контрперенос (Kernberg, 1965), тем большая уверенность обычно высказывается о его почти всеобъемлющей полезности (Heiman, 1960; Searles, 1965, 1979, 1986).
Мысль о фактически существующей передаче психических содержаний от пациента к аналитику, которые будут восприниматься последним как контрперенос, была высказана Хайман (1950), далее тщательно разработана Ракером (1957) и четко концептуализирована на языке «проективной идентификации» (Klein, 1946) Гринбергом (1957,1962). Эта концепция, или «вторая стадия» ее разработки, как оценивает ее Сандлер (1987), с тех пор все более принималась за пределами кляйнианской школы и считается многими авторами полезной, если не незаменимой, в понимании контрпереноса (Malin and Grotstein, 1966; Langs, 1976; Ogden, 1979, 1982; Tansey and Burke, 1989).
Я нахожу «всеобъемлющее» использование концепции контрпереноса не только нелогичным, но и редукционистским до того момента, когда данная концепция лишается всякого специфического смысла и полезности. Структура данного слова, а также смысл, первоначально придаваемый данной концепции Фрейдом, предполагают, что контрперенос должен пониматься как дубликат переноса пациента на аналитика. Фрейд выбрал слово Uebertragung, чтобы показать, что нечто переносилось от образа кого-то
