отражатели разрядов. Вот оно! Дебильная публика из “почтовых ящиков” вдруг выдавила из себя что-то, пригодное для огорчения монстров. Вернее, подняла и оживила разработки, выпавшие из разжавшихся челюстей технопарков. Ладно, насчет дебилов беру обратно, эта кличка больше мне подходит. Все-таки ученые они не только, когда бабу на улице клеют. Корпели, небось, где-нибудь в подпольном бункере (сто метров ниже киношек и кабаков), сотрясаясь и ходя ходуном от страха.
Итак, группа Федянина двигалась грамотно, удерживая под контролем все ходы-выходы. Не смогли твари ее подловить, поэтому добралась она, сметая все живое и дохлое на своем пути, аж до самого первого этажа. Там порадовались сердца гадобойцев — встретился бывший фонтан, ныне обжитый младым племенем: чуть подросшими, до размеров колбасы, но беспечными еще монстрятами. Водоем, кипящий, как суп с лапшой, мигом заминировали, палец уже лежал на кнопке взрывателя, но гадская кодла еще раз напомнила, что держит лапы на наших глубинных пульсах, что в курсе самых светлых мечтаний. Хоть Федянин, он же Наполеон наших дней, умом ни в чем не уступал монстрам, они прочно посадили его с героями под электрический колпак, только поглотители и выручали. Связь накрылась, начальство было готово и третью группу вычеркнуть из Книги Жизни, то есть списков личного состава. А потом искать компромисс, но в душе навсегда прокакать игру. Впрочем, вычеркивающее перо пришлось отложить в сторону. Уже за периметром оцепления вспучилась и лопнула земля. Оцепляющие встрепенулись и приготовились к быстрому бегу. Однако, из-под земли вылезли два федянинских человека, а вскоре все его бойцы повалили из щели, как горошины из стручка. Последним вступил на поверхность планеты сам майор, который не унывал с момента рождения. Он рассказал с неподдельной улыбочкой между щек, как внутри оборонительного кольца, составленного из его удальцов, вдруг провалилось несколько мраморных плиток и образовалась дыра, сулящая всяческие неприятности. Но из той дыры демонстративно, задом, выбрался противник количеством один и удалился по слюнке-ниточке в сторону потолка, как бы показывая, что путь наружу свободен. Майор Федянин догадался, что с ним пытаются совершить сделку и ударить по рукам. Суть сговора в том, что он сваливает с парнями из дворца по открывшемуся лазу, но в ответном жесте ему подобает выудить взрывчатку из монструозного детсада. Майор не стал упираться рогом, приказал первый “батон” забрать из водоема и парочке разведчиков прогуляться по подаренному тоннелю. Те, обливаясь предсмертным потом, соскользнули в щель, но через десять минут загалдели по рации, что уже пьют чай с бубликами, и не в небесах, а у своих. Сигнал без всяких помех проскочил, хотя до того будто глушилка надрывалась. Майор послал еще трех человек, потом вынул второй “батон” и с оставшимися бойцами сколол из дворца.
Газетчик из лагеря калов, конечно, съязвил, что накануне операции вождь гадов, кажется, вместе с командиром спецназа любил сладкое и алкоголь. И уж, по крайней мере, изучал “искусство побеждать” в наших военных заведениях.
Кстати, подвернувшейся сваезабойкой успели расколоть орех с БРДМ внутри до того, как души бойцов самостоятельно бы полетели на волю. Кто неудачно съездил на БТР и нанюхался нервно- паралитического аэрозоля, тоже жить остался, правда, на первых порах, с белой горячкой. Таким образом, всерьез не повезло только тем, кого накрыло взрывами.
Из этого прыткие консервные журналисты выводили несомненное: “природные гады земли нашей” нрав крутой показали, гордый, но не чужие они нам, не любо им кровь народную проливать. Мирные люди, конечно, сразу стали смаковать дружественность и незлобивость тварей, подозревая в них родню бабочек и кузнечиков, и внутренне уже были не против, чтоб побыть какое-то сонное время пакетом для яиц.
Лишь один биолог разгуделся, как духовой оркестр, по каловым газетам пробежался и даже в телек влез. Мол, назови животное патриотом и гуманистом, а все равно, кроме инстинктов, от него ничего не дождешься. Тварь она и есть тварь, пусть по-своему и замечательная, и лишь в качестве подопытного объекта может вызывать восхищение. И молнии она мечет не как представитель Перуна-громовика, а будучи живой электрической машиной с подобием жидкостного МГД-генератора внутри. И чутье у нее на наши настроения с состояниями не от общих корней, а потому, что мы сверхдлинные субэлектронные волны, хотим — не хотим, модулируем — получившийся сигнал монстры, как антенны, ловят. И вся недолга.
Я прочитал заметку ученого и стал сам не свой ходить, даже нехорошо от мыслей было. Еще бы, монстры овладели всем тем, что прорастало в головах Файнберга, Веселкина и субэлектронщика. Зверье угробило мудрецов и их знания себе заграбастало. Кочевые ребята из команды Чингисхана тоже перехватывали у оседлых умников достижения, которые могут в драке пригодиться. Я собирался было письмо такому содержательному биологу накатать, уже начал словами: “Глубокоуважаемый Никанор Павлович. Я давно вас ищу. У меня есть что сообщить серьезному человеку с маслом в голове…” И тут очередное разочарование. Не стало Никанора Павловича. Пришли к нему, почувствовав сигнал, подопытные объекты и вызвали вместо восхищения летальный исход. А случилось так, что автомобиль с ученым врезался в грузовик у Пяти Углов. Причем, на теле потом нашли следы приличных, хотя и не убойных укусов. Как хорошо, подумалось мне — в моей голове ничего такого, что может промодулировать эти самые субэлектронные волны.
В начале четвертой недели вынужденного, но полюбившегося простоя дозы стали редкими, как дождь в пустыне, и смехотворно мелкими. Удивительно, что я их еще как-то ощущал. Однако уже во вторник я вынужден был узнать, что потрепанное тварями спецподразделение за свои немеркнущие подвиги перекинуто из внутренних войск в городскую милицию. Теперь это воинство обнимет и примет любого, кому не жалко собственного трупа. До конца недели я вычислял, поступать ли туда, смогу ли я колбасить по-прежнему, как мне нравится. С одной стороны, объявление заманивало крепких ребят с хорошей подготовкой — а я уж готовее других, настоящее путассу в маринаде. И оружие пока там существенное, что руки развяжет. А с другой стороны, начальство, находящееся в последней стадии умственного развития, лобные доли мне нагрузит, ну, в общем, те места, где шарики крутятся. Еще надо учесть обязательный форменный прикид от “Пьера Болвэна”.
Пока на переднем плане я тщательно выбирал одно из двух, по заднику протекали ручейки сомнительных мыслишек. Они складывались в мороку, ее первую серию мне крутили еще на нарах СИЗО. Туман или бульон, я в нем бреду или плыву. Там и сям перевариваются маленькие человечки вроде моего верного гнома. Пиявки сосут, чмокая и давясь, из этой питательной среды. Они унавоживают своим дерьмом почву, на которой весело растут грибы-поганки. Грибочки вымахивают выше тумана, тянутся навстречу лучам, бегущим от “колпака”, моего старого знакомого. От преданных растений к нему, в ответ на солнечную заботу, поднимается дымок. Вот вам круговорот дерьма в природе, я ж предупреждал! Есть тут и вампиры-колхозники вроде Дуева, те самые черви-сосуны; и гады, мои гады, которых я углядел в неблагородных грибах-поганках; и руководящее звено — верховный колпак. Все при деле, и дело за счет нас, людей, процветает — ведь гном есть лучшая часть гражданина. С нас начинаются эти переваривания, прихлебывания, унавоживания, разрастания, испарения, излучения. А я — немногий, если не единственный путешественник по адскому мирку, ни во что не превращающийся и собой довольный.
Насмотришься такого фуфла и почему-то чувствуешь себя обогащенным. Даже обогащеннее, чем после заслушивания симфонии и блужданий по Эрмитажу.
Перед тем, как броситься в омут необратимого решения, отправился к знакомому егерю в лес. Вернее, омут ни при чем, просто харчи с бухалом оказались у меня на последней стадии истощения. И вот повстречал я в тех местах, где делил трапезу с кабаном, Дуева Родиона Михайловича.
— Кажется, я про вас что-то слышал,— сказал он и впервые пожал руку. Потом обрисовал мое положение. — Хочешь отличиться перед народом, да видно не знаешь как. Народу такие твои старания не нужны. Монстры, люблю я это слово, никак не колышут простых людей: аратов, дехкан, холопов; кручиниться тем нечего. Яйцекладка не считается, как мелкое недоразумение. Гады вполне удовлетворяют простых людей, разоряя замки нынешних дворян и прочих заносчивых граждан. Монстры кого-то скушали? Допустим. Мы столько лет питались животными, вот и они повели себя в том же духе, употребили кого-то из нас, причем не лучшего. Есть повод для беспокойства только в иудео-христианской системе координат. У многих же самобытных этносов ритуал скармливания самых умных, красивых соплеменников тотемным животным органично входит в культуру.
— Из меня вылезает слеза, лишь только я подумаю о культурных монстрах, у которых болит живот за простых людей,— слегка оскаливаясь, парировал я.
— Ладно, перейдем к тебе. Понимаешь ли с кем связался?
