подъезд.
На резиновых ногах друзья карабкались по лестнице навстречу звукам голосов.
Вид Чиззи, стоявшего на верхней площадке, несколько их успокоил.
— Всем привет! — воскликнул Чиззи. — Рад вас видеть! Отличный вечер, верно?
— Неплохой: мы в крутом трипе, — признал Круки.
— Ну и сукины же вы дети! Валите сюда!
В квартире Кэлума и Круки одолела клаустрофобия. Сев у искусственного камина. Они взяли по банке с пивом и попытались разобраться в обстановке. Бобби же сразу заперся в сортире. Он выполз оттуда только через полчаса и бессильно рухнул в деревянное кресло-качалку.
Усатый парень с квадратной челюстью подошел к приятелям и сказал:
— Так, ребята. Продаю лотерейные билеты. «Клуб-86». Первый приз — «Ровер ретро». Второй приз — туристический ваучер агентства «Сфиэр трэвел» на двести фунтов, понял? Третий приз — рождественская корзина с хавкой, фунтов на сто потянет. Билет стоит один фунт.
— Я в лотерею не играю, — сказал Круки.
Парень окинул их воинственным взглядом.
— Рождественский тира-а-ж! — рявкнул он и потряс пачкой билетов у них перед носом.
— А. Ну тогда: — Круки принялся шарить в карманах.
Кэлум счел, что ему будет лучше сделать тоже самое.
— Долбаный рождественский тираж, мудел! Всего один фунт стерлингов за долбаный билет: хавка, тур или тачка: вы мне, мудни, еще спасибо скажете!
— Э, я возьму один: — Круки протянул парню фунтовую монету.
— Что? Один долбаный билет? Да ты меня за кого держишь, мудел? Долбаный рождественский тира-а-ж! «Клуб-86»! департамент содействия развитию шотландской молодежи: можно подумать, вы сюда на своем «боинге» прилетели!
— Ну ладно: возьму пять! — неожиданно загорелся Кэлум.
— Ты парень что надо! — сказал усатый.
Круки неуверенно протянул ему два фунта.
— Куда пойдешь в субботу? — спросил усатого Кэлум.
— Что? — переспросил тот и злобно уставился на Кэлума.
— На Истер-роуд пойдешь?
Усатый снова посмотрел на Кэлума, а затем раздраженно мотнул головой:
— Я пришел на эту долбаную вечеринку билетами торговать, а не трандеть про футбол.
И с этими словами он ушел, вогнав Круки и Кэлума в параноидальное состояние.
— Надо нажраться, — сказал Круки, поднося банку с пивом к губам. — Алкоголь успокаивает. Приводит в чувство.
Кэлум нервно кивнул и тоже принялся пить.
Через час им полегчало, они встали и принялись танцевать вместе с остальными. Кто-то включил на магнитофоне приятную музыку в стиле «транс». Бобби тем временем заснул в кресле-качалке.
Тощий, стриженный под бобрик парень кричал:
— Чиззи! Поставь мою кассету! Поставь мою кассету, мудел!
— Нет: пусть играет «Финитрайб», понял? — бормотал в ответ другой тощий парень с челкой, закрывавшей глаза.
Круки показалось, что он его уже видел где-то.
Кэлум снова ощутил приступ паранойи. Он не знал никого из гостей, и ему стало казаться, что он здесь лишний и никто его не любит.
— Боб, старик, херовые мои дела, — сказал Кэлум, подсев к Бобби. — Я знаю, ты скажешь, что это все фигня, но я видел здесь пару мудней. Которые болеют за «Лохенд», и сдается мне, один из них — кореш этого психа Кейта Эллисона, того самого, который пырнул Муби: знаешь, такой, из приличной семьи: бритвами торгуют: мне рассказали тут, что какой-то мудел попытался наехать на одного из этих Эллисонов в «Почтовом клубе», а тот у него нож вырвал — спокойно так — и распластал этому козлу всю харю: будто маньяк какой. Понял: много в моей жизни говна нынче, Боб: зря я кислотой закинулся: Элен знаешь, а? А сестру её: Джулию? Знаешь Джулию?
Бобби молчал.
— Мою долбаную кассету поставь, Чиззи, пидор! — орал тощий с бобриком, но, не обнаружив в комнате Чиззи, принялся танцевать как полоумный под ту музыку, которая уже играла.
Кэлум вновь обратился к молчавшему Бобби:
— Не то чтобы я в неё втрескался — ну не совсем, в общем. Мы просто с ней никогда не разговаривали, и вот я шлялся по городу и занесло меня в «Бастер», ну и сестра её Джулия там была с подружками. Ну, короче говоря, ничего такого и не случилось. Ну, потискались немного: короче говоря, я, может, был бы и не прочь. И да и нет — вот что я имею в виду. Понял? В смысле, ты же понимаешь, верно, Боб?
Боб ничего не ответил.
— Слушай, Боб, беда в том, что я и сам не знаю, чего я хочу от жизни. В этом-то все и дело: хер знает что: мне каждая сучка кажется такой старой: ну просто полной развалиной: помнишь, та, что ходила с Кевом Маккеем: да ты её как-то трахал, Боб, старый мудила: я-то знаю:
— Отвянь от этого козла! — сказал Кэлуму тощий брюнет. — Он только что вмазался в сортире.
Вид у брюнета был страшноватый. Он выглядел так, словно его только что выпустили из концентрационного лагеря — настоящий скелет. Как только Кэлум это заметил, ему сразу же стало ясно, что это и в самом деле скелет.
— Э: а где Круки? — спросил Кэлум у «скелета».
— Твой кореш? — кадык «скелета» заходил ходуном.
— Угу.
— Он в кухне и, похоже, совсем спятил. Чубастый такой, верно?
— Не: угу: я, в смысле: а что он говорит?
— Такой здоровый, чубастый мудел — верно?
— Угу:
«Скелет» внезапно исчез, предоставив Кэлуму самостоятельно выбираться из всего этого кошмара.
— Эй, Бобби, может, пора сваливать: верно, Боб? Не те здесь вибрации, понял?
Боб ничего не сказал.
Затем пришла девушка в красном платье и села рядом с Кэлумом. У неё были пергидрольные волосы с темными корнями. Кэлум решил, что на личико она вроде ничего, но голые руки чересчур шершавые и на них слишком много суставов.
— Ты пришел с Круки?
— Э: Угу. Меня зовут Кэлум.
— Ты случайно не брат Рикки Прентайса?
Кэлум дернулся, как на электрическом стуле. Всякий знал, что его брат Рикки — полный засранец. Если здесь станет известно, что он — брат Рикки, то решат, что он ничем не лучше.
— Да: Но я совсем не такой, как Рикки!
— А я ничего такого и не сказала! — передернула плечиками девушка.
— Ну да: я только вот говорю: Рикки — это Рикки, а я — это я. Между нами ничего общего. В смысле: он — сам по себе, а я — сам по себе. Ну ты понимаешь:
— Да ты, похоже, вконец удолбался.
— Это все промокашки: а тебя как звать?
— Гиллиан.
— Держись подальше от промокашек. Гиллиан.
— Я не принимала кислоту. Никогда. Те, кто принимает, все кончают дурдомом. Крыша съезжает. Я знала одного парня, который закинулся, и у него случилась кома:
— Э: ага, — нервно согласился Кэлум, надеясь сменить тему беседы.
