собственной цели.
От них нельзя было глаз отвесть
Пристыженный, он все же с усилием отвел, поискал взглядом ее большие темные глаза, не нашел и успокоился на том, что видит ее лицо вполоборота к себе.
Она рассказывала свою историю, рассказывала бессвязно, повторяясь и возвращаясь к тому, с чего начала. Многих слов он не понял, но смысл уловил по содержанию. Понял, что ее зовут Жанетта Растиньяк. Что она с плоскогорья, расположенного в глубине материка. Что она и три ее сестры, насколько ей известно, последние, кто уцелел в их роду. Что ее изловила научная экспедиция жучей и хотела увезти в Сиддо. Что она совершила побег и с тех пор прячется в развалинах и в окрестном лесу. Что ей очень страшно, потому что по ночам в чаще рыщут какие-то ужасные звери. Что она питается дикими плодами и ягодами, или тем, что крадет у поселенцев на ближних хуторах. Что она увидела Хэла, когда он сбил колесницей антилопу. Да, то, что он принял за глаза антилопы, это были ее глаза.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил Хэл.
– Я шла следом и слышала, как тебя окликали. Сначала я ничего не могла разобрать. Потом поняла, что ты отзываешься на имя «Хэл Ярроу». Заучить это было проще простого. Ты и твой товарищ, вы очень похожи на моего папу, вы люди, и этого я никак не могла понять. Если вы и люди, то не с его планеты, не с Уобопфэйи, потому что говорите не на папином языке. А потом я подумала: «Ну, конечно же! Папа говорил, что его народ прибыл на Уобопфэйи с другой планеты, где много народов. Все правильно, значит, и вы с той планеты, с родины всех людей на свете!»
– Ничего не понимаю, – сказал Хэл. – Ты говоришь, что предки твоего отца здесь, на Оздве, пришельцы. Но об этом нет никаких сведений. Лопушок мне говорил…
– Нет-нет, ты не понял. Мой папа, Жан-Жак Растиньяк, сам родился на другой планете, на Уобопфэйи.
И прибыл сюда оттуда. Его предки пришли на Уобопфэйи очень издалека, с еще одной планеты, которая вращается вокруг дальней-предальней звезды.
– Так, значит, это были колонисты с Земли. Но об этом нет никаких сведений. По крайней мере, известных мне. Должно быть, они были французы. Но если это так, значит, они покинули Землю и отправились в межзвездное странствие свыше двухсот лет тому назад. И это были не канадские французы, потому что канадских французов после Апокалиптической битвы осталось совсем мало. Это были французы из Европы. А последний человек, который в Европе говорил по-французски, умер двести пятьдесят лет тому назад. И…
– Странно, неспфа? Я знаю только то, что говорил мне папа. Он говорил, что он и его товарищи с Уобопфэйи отправились на разведку и нашли нашу планету. Они спустились на наш материк, его товарищей поубивало, он встретил мою маму…
– Твою маму? Час от часу не легче, – простонал Хэл.
– Моя мама – здешняя. Ее народ всегда жил здесь. Он этот город построил. Он…
– А твой отец – землянин? И ты рождена от союза с оздвийским гоминидом? Этого не может быть! Хромосомы твоего отца и твоей матери несочетаемы.
– Не знаю я ни про какие хромосомы, – сказала Жанетта дрожащим голосом. – Вот я стою перед тобой, стою или нет? Я существую или нет? Мой папа лежал с моей мамой, и появилась я. Если можешь, скажи, что меня нет на свете.
– Но… но я же не имел в виду… Я имел… то есть, я полагал, – Хэл сбился, замолк и уставился на нее, не зная, что сказать.
А она всхлипнула. Обхватила его, повисла у него на плечах. Руки у нее были мягкие, гладкие, груди уперлись ему в ребра.
– Спаси меня, – срывающимся голосом сказала она. – Не могу я здесь больше. Возьми меня с собой. Забери отсюда.
Мысли взвились вихрем. Надо вернуться, прежде чем Порнсен проснется. Завтра он не сможет увидеть Жанетту, потому что рано утром придет гичка с корабля и заберет обоих землян. Что делать? И если придумается, что делать, как объяснить это Жанетте сию же минуту, не сходя с места.
И вдруг созрел план. Он вырос из другой мысли – мысли, глубоко затаенной в его уме. Мысли, которая зародилась еще до того, как «Гавриил» покинул Землю. Но смелости не хватало додумать эту мысль до конца. И вот явилась эта девушка, именно в ней он нуждался, чтобы вспыхнула решимость ступить на путь, с которого нет возврата.
– Жанетта, слушай! – страстно сказал он. – Жди меня здесь каждую ночь. Кто бы ни шастал во тьме, ты должна быть здесь. Не могу сказать, когда я смогу взять гичку и прилететь за тобой. Думаю, не позже, чем через три недели. И все равно жди. Жди! Я прилечу. И когда прилечу, всем страхам конец. По крайней мере, на какое-то время. Ты можешь? Можешь прятаться здесь? Можешь ждать?
Она кивнула и сказала на своем «хвканцузсом»:
– Вви.
9
Прошло две недели, и он сумел-таки вернуться. Гичка иголочкой проплыла над беломраморным зданием и, снижаясь на посадку, сверкнула при свете полной луны. Безмолвный, белесый, простирался внизу город, четырех– и шестигранники, цилиндры и пирамиды, похожие на кубики, разбросанные малолетним чадушком сверхгигантов, ушедшим спать, да так и не вернувшимся.
Хэл ступил на землю, глянул влево, глянул вправо и быстро зашагал к огромной арке. Обшарил сумрачный проем лучом фонарика, окликнул:
– Жанетта! Сэ мва. Тон ами. У э тю? Жанетта! Это я. Твой друг. Где ты?
И услышал лишь эхо от дальнего свода и стен.
Зашагал вниз по огромной лестнице, ведущей к царским гробницам. Луч заметался по ступеням и внезапно наткнулся на черно-белую женскую фигурку.
– Хэл! – крикнула Жанетта, разглядев, что это он. – Благодарение Великой матери в камне! Я каждую ночь ждала! Я знала, что ты придешь!
На длинных ресницах дрожали слезы; алые губы подрагивали, словно она с великим трудом удерживалась, чтобы не разрыдаться. Он хотел обнять ее, успокоить, но страх пробирал от одного взгляда на обнаженную женщину. Обнять – невозможно было и думать об этом! И, тем не менее, только об этом он и думал.
И, будто догадавшись, почему он замер на месте, она устремилась к нему и приникла головой к его груди. Подалась плечами вперед в порыве найти кров. И его руки сами сомкнулись в кольцо. Тело напряглось, кровь забурлила в жилах.
Но он разжал объятия и огляделся.
– Потом поговорим. Время дорого. Идем.
Она молча последовала за ним. Подойдя к гичке, замялась у дверцы. Он жестом поторопил ее подняться на борт и сесть рядом.
– Еще подумаешь, что я трусиха, – сказала она. – Но я в жизни не видела летающей машины. Оторваться от земли…
Он в недоумении воззрился на нее.
Оказалось, трудно понять поведение знать не знающих, каково летают.
– Полезай! – прикрикнул он.
Стараясь слушаться, она вскарабкалась и села в кресло второго пилота. Но не могла сдержать дрожи и робко окинула взглядом огромных карих глаз приборы перед собой и над головой.
Хэл глянул на наручный часофон.
– Десять минут до моей квартиры в городе. Минута, чтобы тебя туда забросить. Полминуты, чтобы вернуться на корабль. Четверть часа на доклад о результатах дня. Полминуты на возврат домой. Всего получаса не наберется. Неплохо.
