– Идем… идемте. Вопрос… жизни… смерти.
– Простите, господа, – сказал Лопушок.
Десяток жучей вразнобой закивал, заседание продолжилось. Сострадалист накинул плащ, надел шапочку с бутафорскими сяжками и вывел Хэла вон.
– Говорите, что случилось!
– Слушайте. Я вынужден вам довериться. Понимаю, что вы ничего не можете мне обещать. Но думаю, не выдадите нашим. Не то у вас воспитание.
– Переходите к сути, друг мой.
– Слушайте. При всем вашем общем отставании эндокринология у вас не уступает нашей. И у вас есть опыт. Вы же изучали ее анатомию, физиологию и обмен веществ. Вы…
– Чью анатомию? Чью физиологию? Вы имеете в виду Жанетту? Жанетту Растиньяк? «Лэйлиточку»?
– Да. Она прячется у меня в квартире.
– Знаю.
– Знаете? Откуда? Я…
Жуча положил руку на плечо Хэла.
– И вам кое о чем следует знать. Я собирался вам сказать об этом вечером, после возвращения домой. Нынче утром землянин по имени Арт Хьюнэх Пукуи снял квартиру в доме напротив – окна в окна с вашей. Заявил, что хочет жить среди нас, чтобы иметь возможность ускоренно изучать местный язык и нравы. Но большую часть времени провел за возней с чемоданом, в котором, как я полагаю, находится аппаратура для подслушивания того, что происходит у вас в квартире. Однако хозяин дома глаз с него не спускал, так что у вашего сородича не было возможности полностью развернуть наблюдение.
– Пукуи – аззит.
– Вам лучше знать. Как раз сейчас он у себя в квартире следит за нашим домом с помощью сильной оптики.
– И, возможно, даже слышит эти наши слова, – сказал Хэл. – У него сверхчувствительная аппаратура.
– Успокойтесь, стены здесь толстые, звуконепроницаемые. Не обращайте на него никакого внимания, но сделайте для себя выводы.
Лопушок следом за Хэлом вошел в спальню. Пощупал лоб Жанетты, хотел поднять веко и заглянуть в зрачок. Веко не поддалось. Лопушок хмыкнул.
– Однако! Кальцификация кожного покрова далеко зашла.
Одной рукой Лопушок сбросил с Жанетты одеяло, другой ухватил халатик за воротник и рванул так, что пуговки поотлетали. Отшвырнул халатик. Жанетта лежала нагая, безмолвная, лилейно-белая и прекрасная, будто дело рук замечательного ваятеля.
Со стороны глядя, это было похоже на нападение, и Хэл чуть не вскрикнул. Но подавил вскрик, поняв, что Лопушок действует как врач. Никаких иных чувств жуча при этом зрелище изведать был не способен.
Теряясь в догадках, Хэл во все глаза следил за Лопушком. А тот помял кончиками пальцев плоский живот Жанетты, прижался к нему ухом. Выпрямился и покачал головой.
– Не стану обманывать вас, Хэл. Постараемся сделать все, что сможем, но не все в нашей власти. Если яйца не созрели и нам удастся удалить их целыми, то это вкупе с сывороткой, которую вы ей ввели, может обратить процесс вспять, и тогда она выкарабкается.
– Яйца?
– Потом, потом. Укутайте ее для отправки. Я сбегаю наверх, доктору Ножжу позвоню.
Ярроу развернул одеяло рядом с Жанеттой. И перекатил ее на одеяло. Она была цельнотверда, как манекен с витрины. Накрыл Жанеттино лицо. От окаменевшего взгляда делалось не по себе.
Взвыла браслетка. Хотел было отключить, но помедлил. Браслетка выла громко, требовательно. Поколебавшись, решил, что если не ответит, на «Гаврииле» разом поднимут тревогу.
– Ярроу?
– Буверняк.
– Ярроу, явитесь к архиуриелиту. В течение четверти часа.
– Буверняк.
Вернулся Лопушок и спросил:
– Что собираетесь делать?
Хэл постоял с открытым ртом и. сказал:
– Берите за плечи, я возьму за ноги. Она так закоченела, что носилок не надо.
Когда спускались по лестнице, набрался духу и спросил:
– Лопушок, сможете спрятать нас после операции? Теперь нам не удастся уйти на гичке.
– Не волнуйтесь. У ваших сородичей вот-вот окажется столько хлопот, что будет не до вас, – загадочно бросил жуча через плечо.
За минуту внесли Жанетту в гичку, доставили в больницу и выгрузили. Хэл сказал:
– На секундочку положим ее на землю. Я переключу гичку на автоматический возврат, путь идет на «Гавриил». Так они, по крайней мере, не будут знать, где я.
– Не надо. Пусть стоит. Может быть, она вам после понадобится.
– После чего?
– Поговорим попозже. А вот и доктор Ножж…
Хэл расхаживал по комнате ожидания из угла в угол, дымил «Серафимской», что твой паровоз. Лопушок сидел на стуле, потирал голую макушку, теребил торчащий на затылке золотистый крученый вихор.
– Всего этого можно было избежать, – огорченно сказал он. – Если бы я знал, что «лэйлита» прибилась к вам, я сообразил бы, зачем вам понадобилась «негоридуша». Хотя вряд ли. Ведь я уже двое суток в курсе, что она у вас, а все-таки не догадался. Слишком занят был операцией «Землянин», времени не было подумать о Жанетте.
– Операция «Землянин»? Это что такое? – спросил Хэл.
Четверогубый рот Лопушка растянулся в усмешке, оскалился так, что стали видны острые зазубренные жвалы.
– Некоторое время не могу вам сказать, поскольку ваши сородичи на «Гаврииле» очевидным образом способны выведать у вас о ней, прежде чем следует. Однако, видимо, могу без особых опасений поставить вас в известность, что мы полностью в курсе вашего плана распространить в атмосфере планеты смертоносный вирус, который разрушает белок крови.
– Прежде я пришел бы от этого в ужас, – сказал Хэл. – А теперь мне все равно.
– Даже не поинтересуетесь, как мы доведались?
– А что проку? – вяло сказал Хэл.
– Прочесть ваши мысли мы, конечно, не могли. Но тут у нас есть пара сяжков, – тронул себя Лопушок за непомерно длинный нос. – Они очень чутки, в ходе эволюции наше обоняние не притупилось, не то, что у вас, у землян. Посредством этих органов, через запахи, мы способны уловить мельчайшие пе ремены в обмене веществ у окружающих. Когда один из ваших уполномоченных обратился к нам с просьбой о предоставлении образцов крови для научных исследований, мы уловили подспудную эмоцию. Я правильно выражаюсь? «Подспудную»? В конце концов мы предоставили вам эти образцы. Но взятые у скота, в кровяных тельцах которого используется медь. А у нас в крови переносчиком кислорода работает магний.
– Значит, наш пситовирус ударит мимо цели?
– Да. Конечно, через какой-то срок, необходимый для обучения свободному чтению наших книг и соответствующих учебников, можно разобраться, как обстоит дело в действительности. Но прежде чем ваши специалисты разберутся, я верю, надеюсь и молюсь, окажется слишком поздно, чтобы их осведомленность имела хоть какое-нибудь значение.
Сострадалист очертил круг у себя над головой.
– А мы тем временем убедились в правоте своих подозрений. Увы, для этого пришлось применить
