как уже говорилось, великан непомерной силы, и кто же мог бы отважиться первым напасть на непобедимого владыку. В награду смельчаку предназначалась великолепная шкура змея, но всем дорога была собственная шкура, и долгое время никто не решался. Люди поглядывали на зверей. звери — на птиц, каждый втайне рассчитывал на другого, и никто не осмеливался начать первым. Стыдно было смотреть на такое слабодушие и слушать всякие трусливые отговорки.
Наконец храбрый попугай арара не стерпел позора и вызвался добровольцем.
— О арара! — льстиво заверещали орлы и грифы. — У тебя крепкий клюв, ты справишься лучше всех, ты герой!
— Храбрый арара, — поспешили подхватить люди, — ты прославишь себя на веки вечные!
В нем разжигали честолюбие, превозносили его до небес, восхваляли и прославляли, только бы он первым выступил против змея. Но он отправился бы на бой и без того, ибо у него было мужественное сердце.
Арара выбрал момент, когда чудовище спало не слишком глубоко под водой, взял в клюв стрелу, прикрепленную к концу длинной веревки, набрал в легкие воздуха, нырнул и вонзил стрелу глубоко в тело дракона. Собравшиеся на берегу стали изо всех сил тянуть веревку, вытащили змея на берег, все, как один, бросились на врага и убили его.
Теперь змей лежал у их ног, переливаясь всеми цветами радуги, словно усеянный драгоценными камнями. Все смотрели на него жадными глазами, и самыми жадными — люди. Люди, забыв уговор, вознамерились присвоить себе роскошную кожу змея, а когда арара потребовал обещанную награду, набросились на него с криком:
— Как ты, птица, поднимешь столь тяжелую кожу громадного зверя? Оставь ее нам, сильным людям, а сам поди прочь.
Но арара не собирался уступать. Он призвал на помощь много других птиц: всем вместе им удалось перенести добычу в укромное место. Их громкие угрозы и проклятия провожали взбешенных людей.
У всех птиц, как известно, до той поры было одинаковое серое оперение. Добыв кожу змея, они разрезали ее на мелкие кусочки, и каждое семейство по справедливости получило один или несколько кусочков для нарядов. Поэтому теперь у птиц цветные перья, а самые красивые — у арары, ибо храбрая птица получила, конечно, самые красивые куски кожи.
Но злые люди не забыли своей обиды и долго мстили птицам, преследуя их на каждом шагу. И даже теперь, когда чувство мести забыто, люди постоянно охотятся на птиц и, едва завидя их, сразу думают, как бы их добыть.
— Так вот, — закончил Уаки, указывая на сотни цветных перьев, украшавших маски танцоров, — перед взором твоим отзвуки давних событий, событий героических и печальных, Белый Ягуар. У птиц пестрые перья, а люди жестоко убивают птиц, и даже мы, люди из рода Арара, не в силах их остановить…
Уаки умел рассказывать, и все под навесом тольдо слушали его с интересом, хотя наверняка старое предание было им знакомо. Едва Уаки закончил, наступило всеобщее оживление.
Манаури, лукаво и как бы хитровато взглянув на меня и на Ласану, проговорил:
— А теперь я расскажу вам одну историю. Слушайте.
…Великий охотник, прародитель племени араваков Маканауро однажды с гневом обнаружил, что один наглый гриф повадился таскать добычу из расставленных им силков. Охотник решил покарать разбойника и затаился в кустах. Когда гриф, как обычно, прилетел на приманку — это был молодой королевский гриф — Маканауро выскочил из укрытия и поймал его. Наверно, от прикосновения человеческой руки птица вдруг превратилась в прекрасную веселую девушку.
Обрадованный охотник взял пленницу к себе и сделал своей женой. Они сильно друг друга полюбили и жили счастливо. Но хотя Маканауро чувствовал себя как в раю, с течением времени его все сильнее стала мучить совесть, что он живет с женой без согласия ее родителей — вот как тогда уже чтили у араваков родовые обычаи и нравы! А поскольку и ее охватила великая тоска но своим родственникам, однажды они вдвоем отправились в ее родные края.
У молодой жены охотника была только мать — грозная повелительница всех королевских грифов и звали ее Акату. Маканауро, принятому в ее владениях не очень любезно, пришлось тяжко трудиться, чтобы завоевать расположение тещи. Он приносил из леса столько добычи, что все грифы объедались, без конца пируя за его счет. Но все напрасно — Акату во что бы то ни стало хотелось избавиться от немилого ей зятя, и поэтому она повелела ему исполнить несколько непосильных для простого человека заданий. Однако Маканауро был не просто охотником, а к тому же еще и шаманом. И вот когда ему велели принести воду из реки в корзине, ему помогли лесные муравьи: они залепили отверстия в корзине глиной, и вода не вытекала. Затем ему приказали вырубить участок леса за такой срок, что и впятером не справиться. На этот раз ему помогли разные лесные твари: жуки, ежи, дятлы, грызуны — и задание он выполнил.
Наконец Акату приказала ему вырезать из дерева точную копию ее головы, а сделать это было невозможно. поскольку она лежала, не вставая, в гамаке и все время скрывала голову под циновкой. Тогда друзья охотника — муравьи стали нещадно кусать ее тело. Не выдержав, она откинула циновку, он увидел ее лицо и вырезал его из дерева.
Он выполнял все обязанности, какие Акату на него возлагала как на зятя, и делал это охотно, зная, что теща имеет право требовать от него выкупа за дочь. Но Акату, хотя и не могла не отдать ему дочь, не хотела с этим смириться и решила его убить. Грифы хитростью заманили охотника в ловушку, чтобы там его заклевать. Лишь благодаря тому, что в последнюю минуту Маканауро превратился в муху и незаметно улетел, ему удалось спастись.
— А прекрасная жена последовала за ним? — спросил я.
— Нет, — ответил Манаури, — он лишился ее. Это очень поучительная история — она ясно говорит: жених нес раньше большую ответственность, да и у нас теперь тоже несет перед родителями невесты… или перед старейшинами ее племени, — добавил он, лукаво подмигнув.
Я уж и без последнего намека понял скрытый смысл легенды: с меня причитается старейшинам дар за Ласану. Но какой? Что было у меня ценного? Взгляд мой упал на серебряный, украшенный драгоценными камнями пистолет, заткнутый за пояс. Я вынул его и, протягивая Манаури, сказал:
— Прошу тебя, возьми! Более ценной и любимой вещи у меня нет. Я с радостью даю его тебе!
Вожди даже языками прищелкнули от удивления: пистолет был подлинным шедевром оружейного искусства и представлял собой большую ценность.
Манаури и сам опешил, игривая его улыбка исчезла, на лице отразилась озабоченность. Он отшатнулся от пистолета чуть ли не со страхом во взгляде.
— Пусть отсохнет у меня рука, — воскликнул он, — если я возьму это!
— А как же принятый у араваков долг жениха? — возразил я упрямо.
Манаури выпрямился. Лицо его выражало гордость, укор и волнение.
— Ты давно его выполнил, — произнес он строго, — и притом с избытком. Ты дал аравакам в сто раз больше, чем стоит этот дорогой пистолет.
— Ты так считаешь? — рассмеялся я.
— Ты подарил нам дружбу!
— И мудрый совет, и сильную руку вождя! — поспешил не без лести добавить Канауро.
— Не ты наш должник, а мы твои! — поддержал их Мабукули.
— Вы еще скажете, — пошутил я, — что одной девушки для меня мало.
— Если хочешь знать, мало! — живо согласился Манаури.
— Но, но! — запротестовала Ласана. — Ты верховный вождь, а болтаешь глупости…
Мы все рассмеялись, нам было хорошо вместе и весело; пистолет я сунул обратно за пояс.
Уаки, глава рода Арара, жестом попросил слова, а когда все обернулись к нему, смерил Манаури ехидным взглядом и произнес:
— Все хорошо говорил Манаури, но история женитьбы Маканауро закончилась не совсем так, как рассказал нам вождь…
— Значит, охотник не превратился в муху и не спасся?
— Нет, превратился и спасся. Но ты скрыл от нас важную вещь!
— Ну скажи, Уаки, что я скрыл от вас?
