многое можно было заключить по тому, что передовые кавалеристы, которые как раз поравнялись с кораблем, приветственно махали шляпами. Ни Пино, ни его людей не обстреливали с моря, им пока невдомек, какова разрушительная мощь хорошо направленного бортового залпа. Красавец-корабль под пирамидой парусов — зрелище для них новое. Поставь перед ними войско, и они сразу оценят его возможности, но то войско, не корабль. Хорнблауэр читал, что бонапартистские генералы не дорожат солдатскими жизнями. Чтобы избежать обстрела со стороны «Сатерленда», Пино пришлось бы немало потрудиться: шагать обратно в Мальграт, выбираться на горную дорогу, либо идти к ней прямиком через горы. Он где-то в конце этой длинной колонны, разглядывает «Сатерленд» в подзорную трубу. Вероятно, он предпочел идти вперед, рассудив, что «Сатерленд» большого ущерба не причинит. В таком случае он сильно просчитался.
Теперь с кораблем поравнялся второй кавалерийский отряд. Он вспыхивал и переливался на солнце, словно огненная река.
— Кирасиры! — вскричал Вильена рядом с Хорнблауэром. Он размахивал руками. — Почему вы не стреляете, капитан?
Хорнблауэр сообразил, что Вильена уже с полчаса что-то вещает по-испански — он все пропустил мимо ушей. Он не будет обстреливать кавалерию, которая быстро ускачет прочь. Первый, самый внезапный бортовой залп надо поберечь для медлительной пехоты.
— Мистер Буш, пошлите людей к пушкам, — приказал он, вновь начисто забыв про Вильену, потом рулевому: — Один румб вправо.
— И девять с половиной! — крикнул лотовый.
«Сатерленд» двинулся к берегу.
— Мистер Джерард! — крикнул Хорнблауэр. — Направьте пушки на дорогу. Стрелять будете, когда я подам сигнал.
За кирасирами следовала полевая артиллерия — шестифунтовые пушки подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону, доказывая, как плоха одна из лучших испанских дорог. Ехавшие на передках канониры дружелюбно махали приближающемуся судну.
— Отметка шесть! — Это лотовый. Дальше идти опасно.
— Один румб вправо! Так держать!
Корабль неторопливо полз по воде, команда стояла у пушек не шевелясь, молча, лишь слабо и нежно пел в такелаже ветер, да плескали о борт волны. Теперь мимо них проходила пехотная колонна, длинная плотная масса солдат в синих мундирах и белых рейтузах. В пыльной дымке они казались какими- то ненастоящими. Над синими мундирами белела полоса лиц — все как один смотрели на изящный кораблик, ползущий по эмалево-синему морю. Приятное разнообразие в утомительном переходе на войне, которая из таких переходов главным образом и состоит. Джерард пока не приказал менять угол подъема пушек — на протяжении почти мили дорога шла ровно, футах в пятидесяти над морем. Хорнблауэр поднес к губам серебряный свисток. Джерард это видел: не успел Хорнблауэр дунуть, как центральная пушка главной палубы изрыгнула огонь, следом оглушительно выпалили остальные. В горьком белом дыму «Сатерленд» накренился от отдачи.
— Господи, поглядите только! — воскликнул Буш.
Залп — сорок одно ядро из пушек и карронад — накрыл дорогу от обочины до обочины. На протяжении пятидесяти ярдов колонна зияла дырой. Целые шеренги были сметены; уцелевшие солдаты стояли в полной растерянности. Взревели пушечные катки — это вновь заряжали пушки: «Сатерленд» содрогнулся от второго залпа. В колонне образовалась новая брешь, сразу за первой.
— Задай им еще, ребята! — орал Джерард. Колонна отупело замерла в ожидании следующего бортового залпа; пороховой дым несло к берегу, и он кольцами повисал между камней.
— И четверть до девяти! — кричал лотовый.
Здесь глубже, можно ближе подойти к берегу. Видя, как неумолимо надвигается корабль, солдаты побежали в панике.
— Картечь, мистер Джерард! — прокричал Хорнблауэр. — Один румб вправо.
Еще дальше колонна застыла на месте. Стоящие и бегущие образовали затор, кишащую человеческую массу. «Сатерленд» по приказу капитана неуклонно надвигался на них, затем остановился, навел пушки, и шквал картечи метлой прошелся по дороге.
— Разрази меня гром! — орал Буш. — Что, попробовали?
Вильена прищелкивал пальцами и приплясывал на палубе, как клоун, ментик его развевался, перья трепыхались, шпоры звенели.
— Глубже семи! — прокричал лотовый, но Хорнблауэр различил у кромки воды что-то вроде маленького острого мысика, почти наверняка означающего, что на его продолжении в море торчит зазубренный риф.
— Приготовиться к повороту оверштаг! — прогремел Хорнблауэр.
Мозг его работал лихорадочно быстро — глубина большая, но мысик явно указывает на риф — скалистый гребень, не размытый морем, подводный капкан, в который «Сатерленд» может угодить между двумя бросками лота. Он велел привести корабль к ветру и отойти от берега. Глядя за корму, он видел участок берега, который только что обстрелял. Груды убитых и раненых, между которыми стоят в растерянности два-три человека, кто-то склонился над товарищами, но большинство уцелевших уже бежит по крутым склонам прочь от дороги, хорошо различимые в белых рейтузах на фоне травы и камней.
Хорнблауэр внимательно разглядывал берег. За мысиком должно быть опять глубоко.
— Мы снова повернем оверштаг, мистер Буш, — сказал он.
При виде надвигающегося «Сатерленда» пехота врассыпную побежала по склону вверх, но артиллерия не могла последовать ее примеру. На какое-то время погонщики и прислуга растерялись, потом офицер с развевающимся плюмажем подскакал галопом и замахал руками. Погонщики, понукая лошадей, развернули орудия поперек дороги, канониры отцепляли хоботы лафетов и наклонялись над орудиями, готовя их к бою. Однако может ли полевая девятифунтовая батарея противостоять бортовому залпу с «Сатерленда»?
— Поберегите огонь для батареи, мистер Джерард, — закричал Хорнблауэр.
Джерард махнул шляпой, показывая, что понял. «Сатерленд» тяжело и медленно повернул. Одна пушка выстрелила слишком рано — Хорнблауэр с удовлетворением отметил, что Джерард видел и запомнил провинившихся. И вот дружно грянул бортовой залп, как раз когда итальянские артиллеристы прибойниками досылали картузы. Клубы дыма закрыли берег; они еще не рассеялись, а пара расчетов неопытнее уже вновь с грохотом выдвигали пушки. Когда дым развеялся на ветру, видна стала изрядно побитая батарея. У одной пушки было разбито колесо, она, как пьяная, осела набок; другой ядро, похоже, угодило в самое жерло, она слетела с лафета и стояла теперь торчком. Вокруг пушек лежали убитые, живые стояли, ошалев от обрушившегося на них железного шквала. Верховой офицер спрыгнул с лошади и подбежал к ближайшей пушке. Он замахал руками, созывая людей, чтобы хоть одним выстрелом да ответить грозному неприятелю.
— Всыпь им еще, ребята! — закричал Джерард, и «Сатерленд» вновь накренился от отдачи.
К тому времени, как дым рассеялся, батарея осталась позади. Еще одна пушка слетела с лафета, ни одной живой души — по крайней мере, ни одного человека на ногах — возле нее не было. «Сатерленд» тем временем поравнялся со следующей пехотной колонной — солдаты в панике разбегались с дороги. Хорнблауэр наблюдал, как они рассеиваются по склонам. Он знал, что для армии это не менее губительно, чем потери в живой силе, он не стал бы обстреливать несчастных, если бы не матросы. Тех куда больше порадуют зримые потери среди врагов, чем моральный ущерб, которого они не в состоянии уразуметь.
На холме над дорогой Хорнблауэр различил группу всадников в разноцветных, блещущих золотом мундирах и киверах с разнообразными плюмажами. Должно быть, это штаб — неплохая цель в отсутствие идущих правильным строем войск. Хорнблауэр показал Джерарду на всадников. Тот согласно махнул рукой. Двое мичманов побежали вниз, показать новую цель офицерам на нижней орудийной палубе. Джерард в рупор приказал канонирам визировать цель, сам склонился над ближайшей пушкой, сощурился, потом отступил от пушки и дернул вытяжной шнур, следом выпалили остальные.
Ядра настигли всадников. Кони и люди падали — кажется в седле не усидел никто. Разрушение было настолько всеобщим, что Хорнблауэр догадался: сразу под почвой скала, и выбитый ядрами щебень
