«Сатерленд», он всячески гнал от себя изматывающую ревность. Он убедил себя, что хочет одного — сбежать от леди Барбары, от утомительно нежной Марии, от всей запутанной жизни на берегу.
Он грезил о море, как потерпевший крушение грезит о глотке воды. Два дня назад сегодняшняя суета перед отплытием представлялась ему венцом желаний. Теперь он сглотнул, внезапно осознав, что это не так. Расставаться с леди Барбарой было, как резать по живому, и — удивительное дело — разлука с Марией тоже его опечалила. К его возвращению ребенку исполнится год, он будет ходить, возможно — лепетать первые слова. Марии придется вынашивать и рожать без мужа, без его поддержки. Она мужественно отказывалась говорить на эту тему, но он знал, как ей будет его недоставать. Он покидал ее с тяжелым сердцем.
Они прощались в гостиной, заранее решив, что Мария не станет растягивать мучения и провожать его на корабль. Когда она подняла к нему лицо, он увидел, что, несмотря на всю выдержку, губы ее дрожат и глаза увлажнились. Тогда он еще рвался на волю и расстался с ней довольно легко. Теперь все переменилось.
Обругав себя сентиментальным глупцом, Хорнблауэр взглянул на флюгер. Без сомнения, ветер отходит. Если он задует с норда или с норд-оста, адмирал захочет скорее выйти в море. Караван, «Калигула» и «Плутон» уже в заливе Каусенд. Коли адмирал решил не ждать отстающих, любое, даже неизбежное, промедление его раздосадует.
— Велите пошевеливаться, мистер Буш, — крикнул Хорнблауэр.
— Есть, сэр, — спокойно отозвался Буш.
Это еще больше взбесило Хорнблауэра. За спокойным ответом он угадывал легкий укор, никому, кроме Буша с Хорнблауэром, незаметный. Буш выкладывается до предела, из матросов выжимает все — и Хорнблауэр это отлично видит. Он просто выплеснул раздражение. Сколько раз он наказывал себе не говорить офицерам ненужных слов — и вот опять. Чтобы это не повторилось, Хорнблауэр пошел в каюту, чего прежде делать не намеревался.
Часовой посторонился, пропуская его с полупалубы в спальную каюту. Он была просторна, так что помимо двенадцатифунтовой пушки свободно вмещала койку, письменный стол и рундук. Хорнблауэр прошел через спальню в следующую каюту, тоже просторную — строившие «Сатерленд» голландцы своих капитанов уважали. Она протянулась на всю ширину кормы, сквозь большие кормовые окна проникало солнце. От покрашенных в бежевый цвет переборок было светло и радостно — цветовую гамму удачно дополняли черные махины двенадцатифунтовок. Полвил, лежа на животе, убирал ящики с вином, ему помогали двое матросов. Хорнблауэр сумрачно взглянул на них, осознав, что не сможет пока уединиться на кормовой галерее — его будет видно из каюты.
Он вернулся в спальню, со вздохом повалился на койку, но не улежал — вскочил и пошел к письменному столу. Вытащил хрустящие бумаги, сел, принялся перечитывать.
Далее следовали обычные указания — ночные сигналы, кодовые сигналы, британские, испанские и португальские; места встречи на случай, если суда потеряют друг друга из виду; пара строк о тактике боя в случае неприятельского нападения. Флагман будет сопровождать до Лиссабона грузовой конвой в Тахо — там Лейтон, вероятно, получит дальнейшие распоряжения. «Калигула» проводит в Маон транспорты «Хэриэт» и «Нэнси». «Сатерленд» отправится с Ост-Индийцами до широты 35 градусов, а затем повернет к Гибралтарскому проливу. Место встречи — у мыса Паламос. Капитанов извещали, что андалузское побережье, за исключением Кадиса и Тарифы, захвачено французами, равно как и побережье Каталонии вплоть до Таррагоны. Капитанам предписывалось, входя в любой испанский порт, принимать предосторожности на случай нахождения там французов. К приказам прилагались инструкции для шкиперов каравана, в них говорилось почти то же самое.
Однако Хорнблауэру бумаги, которые он перебирал, рассказывали длинную и сложную повесть. Они говорили ему, что и сейчас, спустя пять лет после Трафальгара, Англия, владеющая величайшим в истории флотом, напрягает в борьбе последние силы. Корсиканец строит суда почти в каждом европейском порту — в Гамбурге, Антверпене, Бресте, Тулоне, Венеции, Триесте и еще в паре десятков мест. И за каждым из этих портов должны неусыпно следить побитые штормами британские эскадры — все сто двадцать линейных кораблей можно было бы задействовать на одну блокаду. А ведь в каждом заливчике, в каждой рыбачьей бухте вдоль половины европейского побережья укрываются каперы — иногда просто большие гребные лодки, полные вооруженных людей — они ждут случая выйти в море и захватить беззащитное купеческое судно. Оберегая торговый флот, несут неусыпный дозор британские фрегаты, и всякое королевское судно, куда бы оно ни направлялось, обязательно хоть ненадолго берет под защиту купеческий караван. Чтобы победить в этой войне против всего мира, надо тщательно распределить силы, выверить каждый шаг, особенно сейчас, когда, напрягая все мускулы, Англия переходит в наступление. Ее войска идут маршем по Испании, и три линейных корабля, которые с трудом удалось оторвать от других насущных задач, должны атаковать уязвимый фланг, неосторожно подставленный Бонапартом при наступлении на Пиренейский полуостров. «Сатерленду» назначено стать острием копья, которое поразит деспота, подмявшего под себя весь Европейский континент.
Это все замечательно. Машинально Хорнблауэр заходил из угла в угол — голова опущена, чтобы не задевать палубный бимс — четыре шага вперед, четыре шага назад между двенадцатифунтовкой и дверью. Ему доверили почетное и ответственное задание, однако у него нет команды. Чтобы ставить паруса, как положено на королевском судне, с быстротой и сноровкой, определяющей разницу между победой и поражением, требуется двести пятьдесят опытных моряков. А если все опытные моряки будут ставить паруса, кто встанет к пушкам? Чтобы палить с обоих бортов, надо еще четыреста пятьдесят артиллеристов — правда, половина из них могут быть необучены — и почти сто человек, чтобы подносить порох и выполнять другие обязанности по судну.
У него сто девяносто обученных моряков с «Лидии» и еще сто девяносто зеленых салаг. Пока «Сатерленд» стоял в порту, из старой команды двадцать человек сбежали, бросив невыплаченное жалованье за два года и рискуя получить тысячу ударов кошкой. И это еще немного. У иных капитанов за время столь долгой стоянки дезертировали бы две трети. И тем не менее потеря была ощутимая. Ему нужно еще сто семьдесят матросов — сто семьдесят
Хорнблауэр снова сжал кулаки. Отчаяние душило его.
Он снова шагнул к письменному столу, вынул свой экземпляр вахтенного расписания — над этой бумагой они с Бушем промучились почти целую ночь. Успешное управление судном в условиях нехватки людей зависит главным образом от этого документа: знающих людей надо расставить в узловых точках, новичков равномерно распределить вокруг — пусть набираются опыта — но так, чтобы не чинили помех в работе. Фор-марс, грот-марс, бизань-марс, полубак и ют; обязанности каждого человека расписаны, при любом из тысячи возможных маневров, в непогоду и в вёдро, средь бела дня или в ночи он без промедления займет свой пост, в точности зная, что ему делать. Знает он и свое место у пушки под
