лицу прихлынула горячая кровь, как всего, когда он продумывал смелое решение — когда сражался с «Нативидадом» или буксировал «Плутон» в шторм у мыса Креус.
Чтобы бежать, нужен способ тащить беспомощного калеку, теперь в двадцати футах от них качалось на воде идеальное средство передвижения — привязанная к колышку лодка. В такую ночь легко сбиться с пути — но только не на реке, достаточно отталкиваться от берегов, и течение понесет их быстрее скачущей лошади. Несмотря на это, план был совершенно отчаянный. Сколько дней они пробудут во Франции на свободе, двое здоровых мужчин и один безногий? Они замерзнут, умрут от холода, утонут, наконец. Однако это шанс, иначе им расстрела не избежать. С интересом Хорнблауэр отметил, что теперь, когда он принял решение, горячка пошла на убыль. Он сообразил, что лицо его сведено грозной решимостью, ему стало смешно, и он снова улыбнулся. В качестве героя он всегда казался себе немного комичным.
Браун топтался возле кареты. Хорнблауэр заговорил, стараясь, чтобы голос его звучал тихо и обыденно.
— Мы убежим в этой лодке, Браун, — сказал он.
— Есть, сэр, — отвечал Браун таким тоном, словно Хорнблауэр пожаловался на холод, и повернулся к почти невидимому Кайяру — тот мерил шагами снег за каретой.
— Надо заткнуть ему рот, — сказал Хорнблауэр.
— Есть, сэр. — Браун секунду помедлил. — Лучше, если это сделаю я, сэр.
— Очень хорошо.
— Сейчас, сэр?
— Да.
Браун сделал два шага к ничего не подозревающему Кайяру.
— Эй, — позвал он, — эй.
Кайяр повернулся и тут же получил мощный удар в челюсть, удар, в который Браун вложил все свои четырнадцать стоунов веса. Кайяр упал на снег, Браун, как тигр напрыгнул на него сверху, Хорнблауэр был уже рядом.
— Завяжи его в плащ, — приказал Хорнблауэр. — Держи за горло, пока я расстегну пуговицы. Жди. Вот лента. Замотай пока голову.
Лента Почетного Легиона несколько раз обвила голову несчастного. Браун перевернул извивающееся тело, и, прижимая коленом загривок, связал Кайяру руки шейным платком. Носовой платок Хорнблауэра стянул тугим узлом лодыжки. Согнув тело вдвое, они обмотали его плащом и связали перевязью. Буш, лежа на носилках в темноте, услышал, что дверца открылась и на пол плюхнулось что-то тяжелое.
— Мистер Буш, — сказал Хорнблауэр — формальное «мистер» пришло само собой, как только он начал действовать. — Мы бежим в лодке.
— Удачи, сэр, — сказал Буш.
— Вы отправляетесь с нами. Браун, берись за этот край. Подымай. Право руля. Так держать.
Буш вместе с носилками оказался снаружи. Его несли к реке.
— Подтащи лодку, — командовал Хорнблауэр. — Обрежь трос. Ну, Буш, дайте я закутаю вас в одеяло. Вот мой плащ, накройтесь им. Делайте, что приказано, мистер Буш. Берись с другого края, Браун. Клади на кормовое сиденье. Опускай. Садись на переднюю банку. Весла. Хорошо. Отваливай. Весла на воду.
С зарождения идеи прошло шесть минут. Теперь они, свободные, несутся по черной реке, а связанный Кайяр с кляпом во рту валяется на дне кареты. На какую-то секунду Хорнблауэр задумался, не задохнется ли Кайяр прежде, чем его обнаружат, и тут же понял, что ему это безразлично. Личные адъютанты Бонапарта, в особенности если они — полковники жандармерии, должны знать, что их грязная работа сопряжена с определенным риском. Хорнблауэру и без Кайяра было о чем подумать.
— Суши весла, — сказал он Брауну. — Пусть плывет по течению.
Было темно, хоть глаз выколи — с кормовой банки Хорнблауэр не различал даже поверхность воды. Кстати, он не знает, что это за река. Но все реки впадают в море! Море! При воспоминании о свежем бризе и кренящейся палубе Хорнблауэра охватила жгучая ностальгия, и он заерзал на банке. В Средиземное или в Атлантическое, неизвестно, но если очень повезет, река вынесет их в море, а моря принадлежат Англии. Он доберется до дома, живой, свободный, он увидит леди Барбару, Марию, ребенка.
Ветер завывал, наталкивал за шиворот снега (банки и дно лодки уже покрывал густой белый слой), разворачивал лодку и дул Хорнблауэру уже не в щеку, а в лицо.
— Разверни ее носом к ветру, — приказал он Брауну, — и легонько греби.
Чтобы течение несло их быстрее, нужно уравновесить действие ветра, иначе он погонит их к берегу или даже вверх по реке, в такой тьме ничего не разберешь.
— Удобно вам, мистер Буш? — спросил Хорнблауэр.
— Так точно, сэр.
Буша было еле видно. Серые одеяла уже занесло снегом.
— Хотите лечь?
— Спасибо, сэр, я лучше посижу.
Волнение схлынуло, и Хорнблауэр начал мерзнуть. Он ухе собирался сказать Брауну, что возьмет весло, когда Буш снова заговорил:
— Простите, сэр, но вы ничего не слышите?
Браун перестал грести, все трое прислушались. В шуме ветра угадывался далекий монотонный рев.
— Хм, — сказал Хорнблауэр встревоженно.
Рев нарастал, и внезапно они различили шум бегущей воды. Что-то возникло во тьме совсем рядом с лодкой — то был полускрытый водой камень, различимый лишь по кипению белой пены вокруг. Он возник и тут же скрылся за кормой, подтверждая, что лодка и впрямь несется стремительно.
— Черт! — выговорил Браун.
Лодка закружилась, задергалась. Вся вода вокруг была белая, стремнина оглушительно ревела. Они сидели, вцепившись в банки, бессильные что-либо сделать. Лодка бешено раскачивалась. Хорнблауэр сбросил с себя оцепенение — ему казалось, что оно длилось полчаса, не меньше, хотя, вероятно не прошло и двух секунд.
— Дай мне весло, — приказал он Брауну. — Будешь отталкиваться по левому борту, я — по правому.
Он протянул руку и нашел в темноте весло; лодка повернулась, замедлилась, снова понеслась вперед. Кругом ревели перекаты. Правый борт зацепился за камень, ледяная вода хлынула Хорнблауэру на ноги. Он уже тыкал в камень веслом, яростно, почти вслепую. Лодка повернулась, он толкнул еще. В следующую секунду они миновали камень. Воды налилось по самые банки, лодка лениво раскачивалась. Еще один камень со свистом пронесся мимо, но рев воды уже стихал.
— Тысяча чертей! — ругнулся Буш почти ласково. — Проскочили!
— Не знаешь, Браун, есть ли в лодке черпак?
— Да, сэр, когда я садился, он был у меня под ногами.
— Отыщи его и вычерпай воду. Дай мне другое весло.
Жалко было слышать, как Браун ищет в ледяной воде плавающую деревянную плошку.
— Нашел, сэр, — доложил он, и за борт через равные промежутки времени заплескала вода.
Миновав перекаты, они снова ощутили ветер. Хорнблауэр развернул лодку носом к нему и легонько налег на весла — предыдущие события показали, что так они действительно помогают течению уносить лодку от погони. Судя по тому, как быстро они миновали перекаты, течение стремительное — нечего удивляться, ведь несколько дней шел дождь, и реки вздулись. Хорнблауэр рассеянно думал, что же это за река, здесь, в самом сердце Франции. Из тех, что он знал, подходила одна Рона, но Рона, наверно, миль на пятьдесят восточнее. Вероятно, река, по которой они идут, берет начало в Севеннских горах, чьи подножия карета огибала последние два дня. В таком случае она течет на север, а потом, вероятно, поворачивает на запад — возможно, это Луара или ее приток. А Луара впадает в Бискайский залив у Нанта милях в четырехстах отсюда. Хорнблауэр попытался вообразить реку в четыреста миль длинной, и каково оно будет — пройти ее от истоков до устья в середине зимы.
