— Есть, сэр.
— Итак, доктор, чтобы через полчаса вы оба были в королевских мундирах. После этого вы приступите к своим обязанностям. К тому времени соберется следственная комиссия, состоящая из первого лейтенанта, баталера и вас. Задача комиссии — установить, пригодно ли для употребления в пищу содержимое некоторых бочек с солониной. Вы будете секретарем комиссии и к полудню представите мне письменный рапорт. Теперь идите с мистером Хорроксом.
Эйзенбейс заколебался под твердым взглядом Хорнблауэра, потом повернулся и пошел к выходу, но у занавеса его возмущение вновь прорвалось наружу:
— Я напишу премьер-министру, сэр… он узнает, как обошлись с союзником Его Величества.
— Да, доктор. Если вы нарушите закон о мятеже, вас повесят на ноке рея. Итак, мистер Джонс, мы говорили с вами о вахтенных и боевых расписаниях.
Хорнблауэр повернулся к Джонсу, собираясь вновь заняться делами, и тут же испытал острое презрение к себе. Да, он напустил страху на глупого немецкого доктора. Он радовался, что разобрался с пустяковой ситуацией, которая тем не менее могла доставить определенные сложности. Но гордиться тут нечем — за своими прямыми обязанностями он недоглядел. Он потратил зазря уйму времени. В течение последних двух дней он дважды играл с сыном; он сидел у кровати жены и держал на руках дочурку, когда ему надлежало быть на судне и заниматься делами. Не извиняет его и то, что всем этим обязан был заниматься Джонс — Хорнблауэр должен был Джонса проконтролировать. Флотскому офицеру нельзя иметь жену и детей — он еще раз убедился в истинности этого расхожего высказывания. До темноты оставалось еще восемь часов. Что-то придется делать самому в частности, обратиться к суперинтенданту дока, что-то можно будет поручить подчиненным. Что-то можно будет делать на одной половине судна, оставляя другую свободной. Для чего-то понадобятся опытные моряки, для чего-то сгодятся и неопытные. Некоторые работы нельзя будет начать пока не закончатся другие. Если он не продумает все как следует, кому-то из офицеров придется разрываться на части произойдет неразбериха, задержки, глупые накладки. Но все удастся, если продумать как следует.
В каюту по очереди заходили баталер и артиллерист, боцман и купор. Каждому Хорнблауэр поручил свои задачи, каждому выделил людей. Вскоре по всему судну свистели дудки.
— Команду в барказ!
Вскоре барказ уже двигался по реке, наполненный пустыми бочками — надо было загрузить недостающие двадцать тонн воды. Матросы побежали по вантам и по реям, подгоняемые боцманом — надо было основать исковые тали и рей-тали для погрузки.
— Мистер Джонс! Я оставляю судно. Подготовьте рапорт о солонине к моему возвращению.
Хорнблауэр заметил, что на шканцах двое пытаются привлечь его внимание. Это были доктор и князь. Он оглядел их обмундирование — мичманский сюртук с нашитым белым воротничком на князе и простой сюртук на докторе.
— Годится, — сказал он. — Вас ждут ваши обязанности, доктор. Мистер Хоррокс! Пусть сегодня князь держится рядом с вами. Спустите мою гичку.
Капитан-суперинтендант дока выслушал Хорнблауэра с безразличием, приобретенным за долгие годы общения с вечно спешащими офицерами.
— Мои люди готовы прибыть за ядрами, сэр. Левая сторона свободна, и пороховая баржа может подойти к ней. Стояние прилива и отлива через полчаса, сэр. Если надо, я могу послать на баржу своих людей. Мне нужно всего четыре тонны. Пороховая баржа на полчаса.
— Вы говорите, что готовы?
— Да, сэр.
Капитан-суперинтендант взглянул на «Атропу».
— Очень хорошо. Надеюсь, так оно и есть — этов вашихинтересах, капитан. Можете верповать баржу — предупреждаю, через час она должна быть на своем месте.
— Спасибо, сэр.
— Обратно на «Атропу».
— На шпиль! Шкафутные! Парусные мастера! Санитар!
Недра корабля очистили от людей, чтоб поставить их на шпиль — для этого сгодится любая пара рук. Барабан гремел, не смолкая.
— Погасить огни!
Кок и его помощники выбросили горевшие на камбузе уголья за борт и неохотно двинулись к талям. Пороховая баржа подползла к «Атропе». У нее были толстые, круто изогнутые борта и широкие люки, удобные для быстрой выгрузки взрывчатых веществ. Четыре тонны пороха, восемь бочонков по английскому центнеру каждый, предстояло вытащить из трюма баржи и опустить в люки «Атропы». Внизу артиллерист, его помощники и запыхавшиеся матросы работали почти в полной тьме, босые, чтоб из-за трения не возникла искра. Они расставляли бочки в пороховом погребе. Когда «Атропа» вступит в бой, ее жизнь будет зависеть от того, правильно ли расставлены бочонки, достаточно ли быстро будут подавать порох.
На палубу поднялись члены следственной комиссии.
— Мистер Джонс, покажите доктору, как правильно составить рапорт. — Потом баталеру: — Мистер Карслейк, к тому времени, когда будет готов рапорт, подготовьте мне на подпись ордера.
Последний раз оглядев палубу, Хорнблауэр спустился вниз, взял перо, бумагу, чернила и стал продумывать сопроводительное письмо в Провиантский Двор. Надо было изложить свою просьбу настойчиво и смиренно разом, добиться от администрации Двора желаемого и не раздражать слишком твердой уверенностью в их непременном согласии. «Сэр, честь имею приложить к сему…» и до слов «для блага службы Его Величества, Ваш покорный слуга…»
Потом он снова поднялся на палубу, посмотрел, как идут дела, и некоторое время с нетерпением ждал Джонса и Карслейка с бумагами. Посреди гама и беготни ему пришлось, сосредоточиться и прочитать документы, прежде чем подписаться размашисто «Г.Хорнблауэр, капитан».
— Мистер Карслейк, можете отправляться в Провиантский Двор на моей гичке. Мистер Джонс, я полагаю, Провиантскому Двору понадобятся матросы, чтоб вести лихтер Позаботьтесь об этом, пожалуйста.
Теперь оставалось немного времени, чтоб понаблюдать, как работают матросы, поправить на голове треуголку, сжать руки за спиной и пройтись с видом невозмутимым и хладнокровным, словно вся эта суета — явление совершенно нормальное.
— Стой тянуть рей-тали! Стой!
Пороховой бочонок завис над палубой. Хорнблауэр принуждал себя говорить спокойно, будто он вовсе и не волнуется. Одна планка у бочонка отошла. По палубе пробежала узенькая пороховая дорожка, и из бочонка продолжало сыпаться.
— Опустите бочонок обратно в баржу. Боцманмат, возьмите мокрую швабру и уберите с палубы порох.
Любая случайность — и порох воспламенится, огонь быстро побежит по судну. Четыре тонны пороха на «Атропе», сорок, может быть, на барже — что сталось бы с тесно стоящими на реке кораблями? Матросы смотрели на Хорнблауэра — сейчас неплохо бы их подбодрить.
— Гринвичский госпиталь совсем близко, ребята. — Хорнблауэр указал рукой на прекрасное здание, построенное Кристофером Реном. — Может, некоторые из нас и закончат там свой жизненный путь, но никому неохота перелететь туда по воздуху прямо сейчас.
Немудреная шутка заставила кое-кого из матросов улыбнуться.
— Продолжайте.
Хорнблауэр пошел дальше — невозмутимый капитан, однако и он человек — может изредка отпустить шутку. Подобным же образом он иногда притворялся перед Марией, когда ей случалось быть не в настроении.
К правому борту подошел лихтер с ядрами. Хорнблауэр заглянул в него. Девятифунтовые ядра для четырех длинных пушек (две располагались возле носа, две — возле кормы), двенадцатифунтовые — для восемнадцати карронад, составляющих основное вооружение шлюпа. Двадцать тонн железа, лежавшие на дне лихтера, казались жалкой кучкой человеку, служившему на линейном корабле. На «Славе» они
