Ясон догадывался, что эта последняя часть заседания является лишь формальностью, решение было принято заранее. Тем не менее, все хорошо играли свои роли, делая вид, что все решится именно сейчас. От звезд рябило в глазах, адмиралы, военные коменданты, генералы, многие зашевелились, подготавливая свои бумаги для финальной речи. Но адмирал Толвин опередил всех. Он не стал дожидаться своей очереди, а приподнялся и попросил слова.
— Адмирал Толвин, — президент кивком головы показал, что готов слушать.
Толвин поднялся и, оглядев комнату, сфокусировал свое внимание на гражданских советниках, сидевших вокруг Родхэма.
— Вы все хорошо знаете, что из собравшихся сегодня здесь военных советников, я один из последних, кто получил адмиральское звание; быть может, по этому мне будет легче сказать то, что я намереваюсь. Как боевой офицер я смог лучше узнать нашего противника, и хочу представить к обсуждению еще несколько аргументов против предстоящего перемирия, которое вы так поспешно готовы подписать.
Ясон заметил неудовольствие на лице Родхэма.
— Почему вы решили прекратить все военные действия до заключения какого-либо мирного соглашения?! Соглашение еще не вступило в силу, а вы уже согласились на прекращение строительства практически всех военных судов, и приостановили ремонт старых кораблей стоящих доках.
Родхэм неопределенно кивнул.
— Я считаю эти шаги по меньшей мере необдуманными, если не сказать более…
— Вы военный, и не забываете, что находитесь под управлением Гражданского правительства! Критиковать решения правительства не ваша задача, — прервал его голос Ронды Джеймсон — министра иностранных дел, сыгравшей ключевое значение в переговорах с Империей килрафи.
Родхэм сделал знак рукой, требуя тишины.
— Продолжайте, Адмирал.
— Я не политик, — я военный, и моя семья следует этой традиции уже более тысячи лет. Мои предки служили в древнем военно-морском флоте, в армии и военно-воздушных силах Англии, в космическом флоте Конфедерации. Моя семья видела лучшее из тех моментов, и гордится памятью о шести крестах Виктории, которых члены моей семьи удостоились в прошлом. Толвины сражались в битве при Ватерлоо, в сражении за британские острова, под Минском и на Курской дуге, и при осаде Лондона. Мы видели славные победы, и горькие поражения. И я боюсь, что это решение может принести нам такие бедствия, которых еще не знала история человечества, быть может, даже полное уничтожение человеческой цивилизации.
Джеймсон фыркнула, бросив насмешливый взгляд на Адмирала.
— Адмирал, мы не обсуждаем вашу генеалогию или древнюю историю, хотя наверняка большинство из собравшихся умилятся вашим страстным рассказом. Извините конечно, но мы решаем реальные политические задачи, здесь и сейчас!
— Конечно, я говорю именно об этом, — парировал Толвин. — Полтора года назад я боялся, что в лучшем случае война будет тянуться вечно, и наиболее вероятно, что в конечном итоге она закончилась бы нашим поражением. И вот, когда мы наконец разработали, и смогли применить на практике последние тактические наработки, кажется, у нас получилось не только достигнуть баланса сил, но и фактически, впервые за тридцать лет борьбы, появился шанс на победу. Мы смогли нащупать их слабые места, и сильно надавили на эти болевые точки. Наши последние рейды были особенно эффективны. Их прошлые ошибки в последних сражениях и наши теперешние действия поставили их на грань поражения. Наша разведка обнаружила, что некоторые их корабли вынуждены идти в рейс готовыми к бою менее чем на семьдесят процентов. Мы обнаружили и некоторые другие признаки, сигнализирующие о серьезных проблемах у противника.
Нам просто жизненно необходимо, что бы наши атаки не прекращались ни на один день. Нельзя ни в коем случае дать им оправиться.
Ясон видел явно двоякое отношение к словам Адмирала в зале. Военные, особенно командующие боевыми частями, кивали, соглашаясь со словами Адмирала, остальные же, сидели тихо, кое-кто бросал многозначительные взгляды, а некоторые смотрели просто враждебно.
— Нельзя прекращать атаки сейчас! Прошу вас, вспомните, мы потеряли миллионы лучших из лучших, чтобы достичь того, что сейчас имеем. Теперь мы должны совершить последнее усилие, навалиться всеми силами которыми располагаем. И мы претворяли этот план в дело, пока вы не остановили нас десять дней назад. Операция «Красный трезубец» обещала причинить очень серьезные неприятности Империи, это могло бы уже окончательно склонить чашу весов в нашу сторону.
— Могло бы склонить, — процедила Джеймсон. — Вы военные всегда любите так выражаться. Нет никакой гарантии! В сегодняшнем докладе, который мы услышали от адмирала Бэнбриджа, говорится, что по числу авианосцев участвующих в боевых действиях, килрафи численно превосходят нас примерно два к одному. Кроме того, моделирование операции «Красный трезубец» показало, что вероятность полного успеха меньше чем двадцать процентов, а с вероятностью в двадцать пять процентов можно утверждать что результат будет обратным, — мы потеряем большинство наших авианосцев не достигнув каких-либо серьезных результатов. Вы должны бы знать такие вещи Адмирал! Хотя конечно, вам ведь ничего не будет грозить на борту вашего авианосца. Погибать придется другим. Хватит! Я уже потеряла сына на одном из таких самоубийственных заданий, на которые вы и ваши люди так беспечно их посылают.
Толвин побелел от гнева, но промолчал. Ее потеря была всем хорошо известна, но она считала обязательным каждый раз всем напомнить об этом. Он мог бы выказать некоторое сочувствие, но она была далеко не единственным человеком, который потерял родных или близких в этой войне. Никто не давал ей право обвинять его.
Он собрался с мыслями и ответил.
— При общем наступлении на фронтах это сработало бы. Но видно вы не хотите дать нам даже шанса.
— Это вопрос спорный, — прервал адмирал Бэнбридж, глядя на Толвина, и жестом попросив не перебивать, продолжил, — операция «Красный трезубец» была остановлена десять дней назад, и теперь уже невозможно реализовать ее. К настоящему времени, разведка килрафи, определенно, уже имеет планы этой операции.
— Вас ведь не интересует полная картина сложившейся ситуации, Адмирал! Вам интересно только количество пушек на ваших кораблях, — гневно прервала адмирала Джеймсон. — Вы знаете, сколько стоит построить и ввести в строй один авианосец?
— Примерно семьдесят три миллиарда, — продолжила она, не дав возможности возразить. — Истребители стоят еще десять миллиардов. За последние три года мы потеряли только на строительстве авианосцев и истребителей более двух триллионов кредитов.
— А также мы потеряли множество хороших молодых людей, таких как ваш сын, — добавил Толвин.
Джеймсон одарила Толвина яростным взглядом.
— Можно взглянуть и с этой стороны, — сухо ответила она, — но я, и остальная часть правительства, также должна смотреть на войну и с финансовой точки зрения. На войну уходит почти восемь триллионов в год, и сейчас у нас дефицит в сорок триллионов. Понадобятся поколения чтобы только вернуть утраченное. Мирное население страдает от нехватки практически всего, начиная от топлива, оборудования, запасных частей и заканчивая обычными продуктами питания. И вы говорите, что мы не должны соглашаться на мирные инициативы килрафи? Я считаю, что для нас большая удача получить передышку от этой войны. Люди устали от войны Адмирал! Тридцати двух лет борьбы, я думаю, было достаточно, и на этот счет килрафи думают также. Я до смерти устала от вашей старой военной логики, необходимости тратить впустую бесчисленное количество жизней, ради того, чтобы поддержать честь тех, кто уже давно мертв. Пускай мертвые покоятся с миром Адмирал! Пора подумать о живых. Давайте закончим это сейчас, и приступим наконец к мирному строительству!
— Все это конечно красивые слова, но реально мы упускаем такой шанс, который может уже и не представиться. Впервые за всю войну мы достигли паритета с силами килрафи, — ответил Толвин, возвращаясь к своим аргументам. — Как военному, да и просто гражданину, мне трудно принять, то что мы
