она была красивой, но годы и трудная жизнь иссушили ее кожу. Она была много старше той, из-за которой его принесло сюда.
Но более удивительными были двое зеленых детей, игравших на берегу, бегая в компании нормально окрашенных сверстников, время от времени возвращаясь, чтобы попрыгать у ног пожилой женщины. Наверно, их бабушка, подумал Викерс, останавливая свой «джип».
Дети окружили машину, стали трогать ее, осматривали грязные шасси. Гарад — заброшенное местечко, и вездеход здесь — такая же редкость, как и его белый водитель. Пока Викерс изумленно изучал зеленых детей, он понял, что о раскраске или макияже не может быть и речи. Им было семь-восемь лет, ясноглазому мальчику и капризной маленькой девочке, и оба они были зелеными с головы до ног. Только глаза, волосы и ногти не были этого экзотического цвета, хотя и ногти казались зеленоватыми.
Викерс вылез из машины и запер дверь, потом улыбнулся детям. Они смотрели на него невинными глазами, чуждыми хитрости. Девочка сосала палец и жалась к мальчику. Наверно, брат и сестра.
Он попробовал заговорить с ними на суахили, надеясь, что этого хватит. Его арабский был сносным, а амхарский — куда хуже. Они поняли его. Он спросил, откуда они. Они показали в глубь земли. Женщина, которая торгует рыбой — их бабушка? Нет, тетя. Мгновение он колебался. А почему они такого необычного цвета? Потому, что они имеют счастье быть среди избранных.
Это, видно, — нечто вроде секты. Что-то новое и интересное появилось в пустыне Северною Сомали. При этом в поведении детей не было никакой таинственности или скрытности. Они были защищены от внешнего мира, их изоляцию трудно было себе представить лондонцам или даже жителям Найроби. Только случайная встреча на многолюдном базаре приоткрыла для Викерса их святилище. Там, в глубине, говорят они. Нельзя ли уточнить? Здесь, где самый быстрый транспорт — ишаки и верблюды, это, как ему было ясно, не очень далеко. Да, они говорили: Мзунгу. Надо только ехать вдоль Вади Омад туда, где садится солнце, чтобы попасть в поселок Избранных, где все они и живут.
Это — не настоящие кочевники, подумал он. Он поблагодарил их и сел в машину. Смеющиеся дети бежали вслед за машиной, пока он не свернул за последним прилавком с рыбой и не повернул в указанном направлении.
Местность, по которой он ехал, была почти пересохшей, только небольшой ручеек, похожий на серебряную нить, струился по ней. Антилопы разбегались при приближении машины, но он не обращал на них внимания.
Было уже почти темно, когда он выехал из небольшого каньона. Длинные тени легли на тропу. Начиналась саванна. Колючая зеленая поросль боролась за влагу в земле. Жесткие кустарники служили приютом для змей и сумчатых крыс. Над всем этим возвышались три скелета ветряных двигателей.
Не похожий на Дон-Кихота в своем «джипе», Викерс нахмурился, подъезжая к грязным каменным постройкам под этими башнями. Вряд ли здесь, так далеко на север, есть европейские форпосты. Все центры беженцев — дальше в глубь страны, вдоль эфиопской границы, или научных станций.
Ветряки были неодинаковые. Один служил как водокачка, два использовались для генерирования электричества. Здесь было необычно прохладно. Устойчивый бриз дул с моря. Утром ветер, может быть, переменится и земля опять нагреется.
Несколько огоньков зажглось в самом большом строении. Оно было одноэтажным и собранным из гофрированной стали, местного камня и земли. Лес в этих краях — величайшая редкость.
Он остановил «джип» и вылез. Слева, в зарослях кустарника, скрывалась местная деревушка. Он стоял, любуясь наступающей африканской ночью, и тут услышал какой-то шорох или шепот. Он обернулся, поднял голову и остолбенел.
Наверно, все население деревни взобралось наверх мужчины, женщины, дети. Они смотрели на заходящее солнце, закинув головы и простирая вверх руки. Какой-то местный шаман или вождь задавал ритм их гипнотическому напеву. И все они были голые и ярко-зеленые.
Кто-то похлопал его по спине. Затаив дыхание, он обернулся, его рука инстинктивно потянулась к кобуре пистолета на поясе. Но он так и не вытащил его. Это была та самая женщина, которую он видел в Могадишо.
Она была без чадры, в защитного цвета рубашке, широких брюках и в сандалиях. Лицо и руки у нее были такие же зеленые, как у поющих жителей позади.
— Вы очень настойчивы, сэр, — сказала она по-английски с сильным акцентом.
Он механически убрал руку с кобуры.
— Что это за место? Кто вы и что это за люди? — он показал на деревню. — И почему все здесь похожи на листья салата?
Она замялась на мгновение, потом рассмеялась:
— Вы очень забавный человек, сэр.
— Надеюсь, — сказал он, поняв ее по-своему, — я вас ничем не обидел?
— Ничем. Пойдемте, — она показала на большой дом. — Вы должны встретиться с Кобансами.
Ему сначала послышалось «с кубинцами», и он испугался. Она улыбнулась ему светлой улыбкой. Зубы ее были не зелеными, а замечательно белыми.
— Пожалуйста, сэр, вам они понравятся, старые мистер и миссис.
Мистер и миссис. Звучало не очень угрожающе. Он пошел за ней. В конце концов, не напрасно же он проехал такое расстояние в одиночестве, чтобы уехать, уже будучи у цели.
— Скажите, — спросил он, когда они подошли ко входу в главное здание, — вы… и все эти люди — «избранные»?
— О, конечно, сэр. Так нам говорит миссис доктор. — Потом она гордо добавила:
— Меня зовут Рала. Я говорю по-английски и читала настоящие книги, поэтому я — их помощница. Меня они посылают в город за покупками.
— Вы не только хорошо говорите по-английски, Рала, вы еще очень красивая.
— Спасибо, сэр, — щеки ее зарумянились, то есть приобрели самый удивительный изумрудный цвет.
В комнате, куда она ввела его, не было ничего таинственного. Мебель была местная, ручной работы и удобная. Радиокомбайн стоял на книжном шкафу, приглушенно проигрывая песенку Шаде. Комната освещалась лампочками, получавшими энергию от ветровых батарей.
Пожилая европейка сидела на кушетке, листая какую-то книжку. Когда они вошли, она подняла голову, так же, как и мужчина, сидевший за столом. Обоим, как подумал Викерс, было лет по шестьдесят- семьдесят.
Мужчина встал, чтобы приветствовать его.
— Здравствуйте, здравствуйте. Вы — первый гость у нас с Мэри за последние годы. — Он с улыбкой протянул ему руку. К облегчению Викерса, она была такого же цвета, как и его собственная.
— Я Валтер Кобанс.
— А я — Мэри, — сказала похожая на бабушку женщина на кушетке.
— Гарли Викерс. Юнайтед Пресс.
— Журналист? Да, да, я, кажется, читала ваши статьи, мистер Викерс, — сказала миссис Кобанс. — Вы много занимались проблемой беженцев. — Викерс кивнул. — Вы произвели на меня впечатление честного и понимающего человека.
— Я пишу то, что вижу, — сказал он смущенно.
— А что вы видите сейчас?
— То, чего я не понимаю.
Она по-матерински улыбнулась.
— Вы, конечно, устали, мистер Викерс. К тому же хотите пить и проголодались. Я уже не помню, сколько времени у нас не было гостей к ужину. Так как вы проделали весь этот путь, конечно, не для того, чтобы вернуться с пустыми руками, мы должны вам многое объяснить. Поэтому вам придется принять наше гостеприимство.
Он не мог не улыбнуться в ответ. Если здесь и есть какая-то тайна, то едва ли опасная. Кроме того, ему опротивело есть одни консервы.
— Я подчиняюсь вашему требованию.
— Прошу вас, садитесь рядом со мной.
