— Он взял их, мама, и прямо сейчас уходит с ними.
Она не смогла бы объяснить, что заставило ее спокойно сказать Алджин:
— Позови жандармов.
Лысый услышал это, остановился и повернулся под ставшим не очень сильным дождем.
— Послушай, старуха, если ты думаешь, что я собираюсь ждать…
— Алджин, — сказала матушка Мастиф, — Генет. — Те переглянулись и отправились под дождь за лысым: если кого-то и накажут за ложное обвинение, то не их, а матушку Мастиф.
— Простите, сэр, — сказал кондитер Генет, как бы случайно махнув пистолетом, — но нам придется попросить вас подождать, пока придут представители власти.
— А потом что? Они потащат свободного гражданина в магистрат из-за обвинений ребенка?
— Достаточно будет простого просвечивания, — сказала матушка Мастиф, когда трое вернулись в магазин. — Вы ведь не станете возражать против этого?
— Конечно, возражаю! — ответил посетитель. — У них нет ни причины, ни права…
— Эй, а вы что-то слишком много спорите, если вам так уж нечего опасаться, — заметила мануфактурщица Алджин. Ей было сорок два года, и она выдержала четыре замужества. И очень хорошо научилась чувствовать ложь. Неожиданно она потеряла уверенность в невиновности посетителя. — Конечно, если вы поймете, что допустили ошибку, поймете, что мы, странные туземцы, не такие уж простаки, какими вы нас считали, если вы хотите избежать неприятностей просвечивания, а тем более официального внимания, уверяю вас: мы вас простим, если вы просто вернете матушке Мастиф, что взяли у нее.
— Я ничего не… — начал лысый.
— Тюрьмы в Дралларе очень-очень неудобные, — резко продолжала Алджин. — Наше правительство неохотно тратит деньги на общественные нужды. И особенно скупится, когда речь заходит о нарушителях законов. Вы с другой планеты. Не думаю, что вам понравятся наши влажные подземелья. Грибок съест ваши легкие, а ваши веки заплесневеют.
Неожиданно из лысого словно выпустили воздух. Он посмотрел на Флинкса, который продолжал спокойно смотреть на него.
— Как ты меня увидел, мальчик? Клянусь, никто не видел! Никто!
— Будь я проклят! — сказал Генет, переводя взгляд с лысого на мальчика и обратно. — Значит вы взяли кольца!
— Да. Не нужно звать жандармов, — сказал он Алджин. — Вы сказали: достаточно, чтобы я вернул кольца. Я согласен.
Матушка Мастиф медленно кивнула.
— Я тоже согласна, при условии что вы пообещаете никогда не показывать свою блестящую макушку на нашем рынке.
— Даю слово профессионала, — быстро сказал тот. — Я не соврал, сказав, что я в отпуске. — Он криво улыбнулся. — Просто я люблю немного оправдать отпускные расходы.
Матушка Мастиф не улыбалась в ответ. Она протянула руку.
— Мои кольца, пожалуйста.
Улыбка стала еще более кривой.
— Скоро. Но сначала мне нужно что-нибудь съесть. Достаточно нескольких фруктов или обычные лекарства. Нужно также тряпку для очистки и дезинфектант. Видите ли, мальчик прав. Я их проглотил. Дайте то, что мне нужно, и через час проклятые кольца будут у вас.
Они вернулись через сорок минут.
После того как вор и восхищенные торговцы разошлись, матушка Мастиф отвела своего воспитанника в сторону и задала вопрос, который больше никто не догадался задать.
— Ты говоришь, мальчик, что не видел, как он проглотил кольца?
— Не видел, мама. — Теперь, когда толпа разошлась и он был оправдан, вернулась его застенчивость.
— Тогда как же ты знал?
Флинкс молчал.
— Послушай, мальчик. Давай закончим с этим. Мне ты можешь сказать, — уговаривала она. — Помни, я теперь твоя мать. Единственная. Я с тобой всегда обращалась хорошо и честно. Теперь твоя очередь.
— Правда? — Она видела, что он борется с собой. — Ты правда не хочешь меня обмануть? Ты не из плохих людей?
Странно, что он об этом говорит, подумала она.
— Конечно, нет. Разве я похожа на плохих людей?
— Н… н… нет, — признался он. — Но иногда трудно бывает сказать.
— Ты ведь уже пожил со мной, мальчик. И знаешь меня достаточно. — Голос ее снова стал мягким. — Давай. Нужно быть честным. Перестань меня обманывать. Ты ведь видел, как он проглотил кольца?
— Нет, — возмущенно ответил он, — и я не лгу. Этот человек… он отходил от витрины и чувствовал себя… неудобно. Он чувствовал… как это сказать… чувствовал себя виноватым.
— А откуда ты это знаешь?
— Потому что я это почувствовал, — тихо ответил он, глядя не на нее, а на улицу, где в тумане взад и вперед проходили незнакомые люди. Он положил маленькую руку себе на лоб и слегка потер. — Вот здесь.
Великий Гнев Потопа! подумала матушка Мастиф. У мальчишки Дар.
— Ты читаешь мысли?
— Нет, — поправил он, — не читаю. Только чувствую. Иногда.
— Ты чувствуешь, когда человек виноват?
— Не только виноват, — объяснил он, — я все чувствую. Люди — как огонь. Тепло огня чувствуется. — Она медленно кивнула. — Ну, я иногда что-то чувствую. Счастье, и страх, и ненависть, и многое другое, даже не знаю что. Ну, когда мужчина и женщина вместе.
— Ты можешь это делать всегда, когда захочешь?
— Нет. Не всегда. Часто я совсем ничего не чувствую. Тогда все чисто, ничто на меня не обрушивается, и я могу успокоиться. Но иногда тут у меня появляется чувство — вот здесь, — добавил он, постучав себя по лбу. — Я смотрел на этого человека, и вина и тревога исходили от него, как тепло от огня, особенно когда он смотрел на витрину. Он беспокоился о том, что его могут поймать, и о многом другом. Он разбрасывал чувства, как мелочь, мелкую монету. Он нечестно должен был заработать денег.
— Эмоции, — вслух рассуждала она, — все это эмоции. — И негромко рассмеялась. Она слышала о таких вещах. Мальчишка эмфатический телепат, хотя и не очень опытный. Он ощущает эмоции других людей, а не их мысли.
— Все в порядке, Флинкс, — заверила она его. Положила руку ему на голову, взъерошила волосы. — Ты правильно поступил. Сберег мне, сберег нам обоим много денег. — И она посмотрела на кожаный кошелек, в котором лежали теперь четыре возвращенных и очищенных кольца. От них еще пахло дезинфектантом.
— Неудивительно, что он не мог понять, как ты его раскрыл. Ты ведь не видел, как он берет кольца.
— Нет, мама. Я даже не знал точно, что он взял.
— Ты просто услышал его реакцию?
— Наверно. Я… я не знаю, как это происходит. Знаю, что многие этого не умеют. Правда?
— Да, — мягко ответила она, — большинство этого не умеет. И люди очень расстраиваются, если знают, что кто-то читает их чувства.
Флинкс серьезно кивнул.
— Как плохие люди?
— Может быть, — ответила она, обдумывая эту возможность. — Может быть, как плохие люди, да. Ты ведь не можешь управлять этой своей способностью?
