упорядоченности. Все было так прекрасно, так приятно.
Зазвучала нежная музыка, затем раздался мягкий и глубокий голос Капитана. Как будто заботливый отец желал доброй ночи своим детям.
Музыка все еще играла — медленно, нежно, все тише и тише. Свет померк, каюту затопила темнота.
Однако Курт не мог уснуть: слишком много мыслей, вопросов, смутных планов будоражили его ум.
Он снова слышал еле различимые шорохи, скрипы, гудение, которые свидетельствовали о неустанной работе систем корабля. Однако самым ясным и четким был свист, исходивший из трубы, размещенной на потолке над самой кроватью.
Внезапно Курт вытащил подушку из-под головы и положил ее себе на лицо, превратив в своеобразную маску. Он не сомневался, что сейчас в каюту поступает усыпляющий газ и почему-то не хотел послушно дожидаться наркотического сна. Где-то в самых глубинных слоях его личности была сила, готовая сопротивляться любому влиянию извне, пусть даже самому нежному и деликатному. Дышать было тяжело, но зато он больше не чувствовал всепобеждающей усталости, вернулась ясность мысли. Теперь он мог задать себе некоторые вопросы и получить на них ясные ответы. Начнем с имени. Его звали Курт Лонгсон, он был старшим ассистентом и библиотекарем Технического Университета. Его специальностью была история ракетостроения. Что еще? Школа, университет, работа… Здесь воспоминания снова начинали бледнеть и терять четкость. Однако кое-что он знал твердо.
Будучи в здравом уме, он никогда в жизни не согласился бы принять участие в подобной поездке. В этом не было никаких сомнений. Возможно, он мог бы взять отпуск и посетить какие-нибудь достопримечательности Земли. Сам и в полном одиночестве. Однако отправиться в путь в подобной компании? Никогда! Значит, он попал на борт не по своей воле? Или все-таки была какая-то причина, заставившая его принять подобное решение? А если была, то почему он не может ее вспомнить? Да, Капитан говорил о возможных провалах памяти под воздействием наркоза, но у других пассажиров эффект был незначительным и кратковременным. Почему же именно его случай оказался самым тяжелым?
Несомненно, его эмоции контролируют извне. Иначе одна мысль о потере воспоминаний, об абсурдности всего, происходящего с ним, вызвала бы страх или гнев. Он же, напротив, образцово терпелив, умиротворен, счастлив… Это идиотское ощущение счастья! Эти трюки провинциального гипнотизера: «Мои дорогие пассажиры, вы так довольны жизнью, вы просто таете от наслаждения! Забудьте о своем беспокойстве. Выкиньте из головы все проблемы. Все плохое позади, вы вкушаете неземное блаженство!»
Из размышлений его вывел щелчок дверного замка. Скрипнула дверь, мелькнул свет молочно-белых ламп, горевших в коридоре. Темный силуэт в дверном проеме. Тихие шаги. Что это — сон? Галлюцинация? Нет, сознание Курта оставалось ясным. Он замер, стараясь не выдать себя. Потом внезапно догадался, кто этот ночной гость. Знакомые шаги, знакомый запах.
Она опустилась на колени у самой кровати, коснулась его щеки.
— Прости меня, я должна была придти. Я все думала, что если мы будем вместе целыми днями, но ни разу…
Курт невольно провел рукой по густым волосам женщины, по шелковистой коже. Амадея со вздохом уронила голову ему на грудь:
— Мне было так грустно! Так невыносимо грустно! Ты не злишься на меня?
Злится на нее? В первый момент его действительно рассердило, что кто-то вторгся в его каюту без приглашения. Однако ласкать ее тело, ее шею, плечи, грудь, чувствовать их тепло и мягкость и при этом злиться? С какой стати? Наоборот, ситуация была очень возбуждающей. Как давно он не был наедине с женщиной! С тех самых пор, когда… Здесь таилось еще одно воспоминание — невнятное, но болезненное, однако Курт не испытывал сейчас ни малейшего желания предаваться воспоминаниям.
Очень нежно, очень бережно он привлек ее к себе:
— Как ты сюда попала?
— Так ты не сердишься? Я так счастлива! Я подкупила моего андроида.
— Подкупила? Но как?
— Подарила ему флакон духов. Они очень чувствительны к хорошим запахам, разве ты не знал? Кстати, мне нравится, как ты пахнешь!
Она потерлась носом о его грудь и тихо засмеялась. Курт поцеловал ее в макушку, окунувшись в облако аромата ее волос. Потом их губы слились. Поцелуй был долгим и сладким, как земляника. Затем она скользнула под одеяло. Здесь возникла маленькая заминка. Оба были в дурацких целомудренных ночных рубашках, и с непривычки было довольно трудно избавиться от этих нелепых балахонов. Но наконец рубашки полетели на пол. Кровать была очень узкой, рассчитанной только на одного человека, так что мужчине и женщине приходилось тесно прижиматься друг к другу. Они любили друг друга жадно и неистово, а когда наконец замерли в изнеможении, Амадея прошептала:
— Вот это и есть высочайшая вершина. Это прекраснее и космоса, и всех звезд вместе взятых. Я люблю тебя, а ты? Ты любишь меня?
— Да, — тихо ответил Курт.
Он и сам не знал, была ли это чистая вежливость или чистая правда. Он знал одно: ему хотелось быть с ней, обнимать ее, целовать, чувствовать на коже ее дыхание, заниматься с ней любовью еще и еще раз. Некоторое время они лежали молча.
Внезапно под потолком каюты вспыхнули аварийные лампы, из репродуктора раздался приглушенный вой сирены.
Курт поспешно натянул одеяло на голову, и они с Амадеей оказались в теплом узком коконе.
— Тревога! Ах, как не кстати! — шепнула женщина.
— Что будем делать? — спросил Курт.
— Ничего! Надо лежать тихо, и, если повезет, они ничего не заметят.
Сверху опустился второй полуцилиндр и накрыл ложе, превратив его в капсулу с прозрачным окошком в крышке.
Прослойки из мягкого синтетического каучука по краями нижней и верхней половины герметично соединились, щелкнули, опускаясь, четыре рычага. Из трубки расположенной напротив лица Курта послышалось шипение — в капсулу начал поступать кислород. Затем цилиндр закачался и пришел в движение. Стены каюты снова поднялись, цилиндр выплыл в коридор и влился в колонну других цилиндров, которые неторопливо и равномерно перемещались по проходам корабля, поднимаясь при этом все выше и выше.
При этом Курт не испытывал ни малейшего дискомфорта или беспокойства. Угадать причину было нетрудно: в воздухе снова появился уже знакомый сладковатый цветочный запах, а вместе с ним пришло чувства умиротворения, полного доверия, безоблачного счастья.
И, вероятно, чтобы усилить действие транквилизаторов, из динамика вновь раздался мягкий гипнотический голос:
