Психология Я и защитные механизмы

связать их возникновение или исчезновение с возникновением или исчезновением инстинктивных требований и аффектов изнутри или же с появлением и прекращением искушающих ситуаций и аффективных стимулов извне. Поэтому их анализ – чрезвычайно трудоемкий процесс. Я убеждена, что их выдвижение на передний план оправдано лишь в том случае, если мы не можем обнаружить никаких следов текущего конфликта между Я, инстинктом и аффектом. Я полагаю также, что под «анализом сопротивления» следует понимать не только анализ этого конкретного явления, но и анализ всех видов сопротивления.

Формирование симптома. Анализ сопротивления Я, его защитных действий, предпринимаемых против инстинктов и трансформаций, претерпеваемых аффектами, выявляет и вводит в сознание в динамике те же самые способы защиты, которые предстают перед нами в застывшем состоянии, когда мы анализируем «броню характера». В еще большей степени и также в фиксированном состоянии мы «преодолеваем их, когда мы изучаем формирование невротических симптомов. Это так, поскольку роль, выполняемая Я в формировании этих компромиссов, которые мы называем симптомами, заключается в постоянном использовании особого метода защиты при столкновении с конкретным инстинктивным требованием и в точном повторении этой же процедуры всякий раз, когда подобное требование возникает в своей стереотипной форме. Нам известно1, что имеется постоянная связь между конкретными неврозами и особыми способами защиты, как, например, между истерией и вытеснением или между неврозом навязчивости и процессами изоляции и уничтожения. Такую же постоянную связь между неврозом и защитным механизмом мы обнаруживаем, когда исследуем способы защиты, которые пациент использует против своих аффектов, и форму сопротивления, принятую его Я. Отношение конкретного индивида к его свободным ассоциациям в анализе и тот способ, при помощи которого, будучи предоставлен самому себе, он овладевает требованиями своих инстинктов и отражает нежелательные аффекты, позволяют нам a priori сформулировать природу формирования у него симптома. При этом исследование последнего позволяет нам a posteriori сделать заключение относительно структуры его сопротивления и защиты от своих аффектов и инстинктов. Этот параллелизм наиболее знаком нам в случаях истерии и невроза навязчивости, где он отчетливо проявляется в соотношении между симптомами пациента и формой его сопротивления. Формирование симптома истерических больных в их конфликте со своими инстинктами основано главным образом на вытеснении: они исключают из сознания идеаторные представления своих сексуальных импульсов. Аналогична и форма их сопротивления свободным ассоциациям. Ассоциации, вызывающие защитную реакцию Я, попросту изгоняются. Все, что пациент ощущает, – это пустота в сознании. Он умолкает; можно сказать, что в потоке его ассоциаций наступает такой же разрыв, как и в его инстинктивных процессах при формировании симптомов. Наряду с этим мы узнаем, что способом защиты, применяемым при формировании симптома Я человека, страдающего неврозом навязчивости, является изоляция. Я попросту вырывает инстинктивный импульс из контекста, хотя и сохраняет его при этом в сознании. Соответственно и сопротивление таких пациентов приобретает иную форму. Пациент с навязчивостью не умолкает; он говорит, даже находясь в состоянии сопротивления. Но при этом он разрывает связи между своими ассоциациями и изолирует мысли от аффектов, так что его ассоциации кажутся такими же бессмысленными в малом масштабе, как его симптом – в большом.

Аналитическая техника и защита от инстинктов и аффектов. Молодая девушка обратилась ко мне по поводу состояний острой тревоги, которые нарушали ее повседневную жизнь и мешали регулярно посещать школу. Хотя она и пришла по настоянию своей матери, она не проявляла нежелания говорить мне о своей жизни – как в прошлом, так и в настоящем. Ее отношение ко мне было дружелюбным и искренним, однако я отметила, что в разговоре она тщательно избегает малейшего намека на ее симптом. Она никогда не говорила о приступах тревоги, имевших место в перерывах между аналитическими сеансами. Если я настаивала на анализе какого-либо симптома или давала интерпретации ее тревоги, основанные на ее же ассоциациях, дружелюбное отношение девушки ко мне менялось. Каждый такой случай заканчивался градом презрительных и насмешливых замечаний. Попытка установить связь между отношением пациентки и ее связью с матерью окончилась полной неудачей. Как в сознании, так и в бессознательном эта связь была совершенно иной. В результате этих повторяющихся вспышек презрения и насмешки аналитик оказалась в тупике и пациентка на время стала недоступной для дальнейшего анализа. Однако, когда анализ продвинулся глубже, мы обнаружили, что эти аффекты не являются реакцией переноса в собственном смысле слова и вообще не были связаны с ситуацией анализа. Они указывали на привычное отношение пациентки к самой себе, когда эмоции нежности, желания или тревоги готовы были всплыть в ее аффективной жизни. Чем сильнее аффект овладевал ею, тем сильнее и злее она себя высмеивала. Аналитик стала адресатом этих защитных реакций лишь вторично, поскольку она поощряла стремление пациентки к осознанной проработке своей тревожности. Интерпретация содержания тревоги, пусть даже и правильно выведенная на основе другого общения, не приводила к результату столь долго, сколь долго каждый подход к аффекту лишь усиливал защитные реакции. Было невозможно сделать это содержание сознательным до тех пор, пока мы не ввели в сознание – и тем самым не нейтрализовали – способ защиты пациентки от своих аффектов при помощи презрительного уничижения – процесса, ставшего привычным во всех областях ее жизни. Исторически этот способ защиты при помощи насмешки и презрения объяснялся ее идентификацией с покойным отцом, который пытался воспитать у маленькой девочки самоконтроль, делая насмешливые замечания, когда ею овладевали эмоциональные вспышки. Способ стал стереотипом благодаря памяти об отце, которого она горячо любила. С точки зрения техники, необходимой для понимания этого случая, нужно было начать с анализа защиты пациентки от ее собственных аффектов и продолжать, идя к разъяснению ее сопротивления в переносе. И лишь после этого можно было перейти к анализу тревоги и ее истоков.

С технической точки зрения этот параллелизм между защитой пациента от своих инстинктов и аффектов, формированием симптомов и сопротивлением очень важен, особенно в детском анализе. Наиболее очевидным дефектом в нашей технике анализа детей является отсутствие свободных ассоциаций. Обходиться без них очень трудно, и не только потому, что на основе идеаторных представлений инстинктов пациента, возникающих в его свободных ассоциациях, мы получаем большинство наших знаний об Оно. В конце концов существуют другие способы получить информацию об импульсах Оно. Сновидения и мечты детей, активность их фантазии в игре, рисунки и т.д. выявляют тенденции Оно в более открытой и доступной форме, чем у взрослых, и в анализе могут заменить проявление производных Оно в свободных ассоциациях. Однако, когда мы обходимся без основного правила анализа, конфликт, связанный с его соблюдением, также исчезает, а именно из этого конфликта мы черпаем наши знания о сопротивлениях Я, когда анализируем взрослых, – наши знания о защитных действиях Я против производных Оно. Поэтому есть риск, что детский анализ может дать массу информации относительно Оно, но мало знаний о детском Я.

В игровой технике, разработанной для анализа маленьких детей в английской школе психоанализа (M.Klein, 1932), отсутствие свободных ассоциаций компенсировано самым непосредственным образом. Эти аналитики считают, что детская игра эквивалентна свободным ассоциациям взрослого, и интерпретируют игру таким же образом. Свободный поток ассоциаций соответствует ненарушаемому развитию игры; прерывания и торможения в игре приравниваются к перерывам в свободных ассоциациях. Отсюда следует, что, если мы анализируем перерыв в игре, мы обнаруживаем, что он представляет собой защитное действие со стороны Я, сопоставимое с сопротивлением в свободных ассоциациях.

Если по теоретическим соображениям, например, испытывая колебания при доведении интерпретации символов до ее крайних границ, мы не можем принять это полное уравнивание между свободными ассоциациями и игрой, то мы должны попытаться использовать в детском анализе некоторые новые технические методы, помогающие нам в исследовании Я. Я считаю, что анализ трансформаций, претерпеваемых аффектами ребенка, может