работу. Если не считать вытекающей из доктора человеческой крови, ее жертва выглядит, как рыба с неудачно вспоротым нутром. Через мгновение она склоняется к его более чистому рукаву и вытирает лезвие меча двумя быстрыми движениями, затем убирает в ножны. Убийство было легким, просто на мгновение Двр’а высвободила смертельную ненависть, что сосредоточилась на азеанце с момента их встречи. Он был экстрасенсом, он видел, что его ждет? Или ему было трудно разделить с ней желание убивать и само действие, когда имелась лишь тонкая ниточка самоконтроля, между тем и другим?
Д’вра с минуту стоит неподвижно, наслаждаясь животным экстазом после убийства. Она также страстно желает мужчину, чтобы претворить это чувство в жизнь; действие кажется неполным, когда нет мужчины, чтобы войти в нее и привести ее к пику наслаждения и удовлетворению. Но обстоятельства складывались так, что она не может удовлетворить эту страсть. В глубине мобильной станции — тишина; слышно лишь дыхание Двр’ы и Йирила и стихающее пульсирование азеанской крови, вытекающей из тела. И тишина Пустоты. Двр’а перешагивает через еще теплое тело и отмечает, что лицо — то, что от него осталось — сохранило удивленное выражение. Хорошо. В конце концов он оказался дураком.
Лихорадочная краснота, вызванная чумой, сходит с лица кайм’эра. На мгновение ее охватывает удивление и, прикладывая палец в перчатке к виску Йирила, Д’вра думает: «Они изменили его. Они изменили его суть. Они сделали его кем-то, кем он не должен был стать». Если истинное Имя отражает душу и душа изменена, нужно ли менять Имя? Она убирает руку. «Тебе было суждено умереть, — говорит она мысленно. — И я изменила тебя. Благодарный, как может быть благодарен человек за свою жизнь, сможешь ли чувствовать ко мне что-либо, кроме ненависти за это?».
Двр’а поднимает Йирила — если это все еще Йирил, в чем она не уверена — и несет его почти без труда, поскольку сила тяжести на станции минимальна. Д’вра аккуратно кладет Йирила в нише своего корабля и складывает его сильные руки на груди. Дышат ему стало гораздо легче. Она снова слышит голос азеанца у себя в сознании, его последние слова:
— Все сделано. Он будет жить.
И снова ярость накатывает на нее. Неужели азеанцы на самом деле думали, что она отдаст свои браксанские гены их ненавистной науке и пройдет — как там это называется — экстрасенсорное тестирование? Ее злит одно воспоминание об этом. Но обещание ее обеспечило жизнь Йирилу. И если азеанцы так сильно хотели иметь чистокровную браксанку для тестов и экспериментов, то пусть пытаются заполучить ее и дальше. Повторенье — мать ученья, во всяком случае, для воина.
Д’вра набирает топлива для своего корабля из запасов станции и удаляется с места убийства. После минутного размышления она стреляет по кораблю доктора, снова и снова, пока его силовое поле не рушится и сам корабль не падает наконец в очищающий ваккуум. Последний выстрел раскидывает остатки, и больше ничего не остается, кроме крошечных частичек мусора, свидетелей встречи, — и совсем ничего, чтоб рассказать о ней.
И только тогда Д’вра устанавливает обратный курс. Домой? Она горько усмехается. Это уже не годится. Она знает свой народ и знает чуму, и поскольку никогда не сможет рассказать Йирилу, что сделала в дни своего отсутствия, то ничего кроме самой яростный вражды ожидать от лорда не приходится. А так и должно быть, но все равно — больно.
Д’вра опускается на пол рядом с Йирилом. Только сейчас, после стольких дней, усталость накатывает на нее и Д’вра уступает ей… И льются слезы, и она их не удерживает больше. Это будет долгий полет домой для Йирила — и еще более долгий для нее.
Два корабля за силовой паутиной Бисалоса. Один — маленький, транспорт, предназначенный для перелетов на более короткие расстояния, но к сожалению используемый для более длинных, ощетинившийся оружием, что очевидно не планировалось изначально. Второй — побольше и более комфортабельный, этакая космическая яхта, какими пользуются браксинцы, способная обеспечить уют во время долгих путешествий меж звезд.
Они встречаются; их шлюзы стыкуются и запаиваются.
Д’вра прикасается к волосам, хотя этого недостаточно, чтобы привести их в порядок, и даже безнадежно, затем покидает свой корабль и заходит в другой.
Он ждет. «Что меня к нему тянет?» — думает она. Он не чистокровный браксан, только немного привлекательный, едва ли страстный на ее вкус. Но вот он идет к ней и обнимает и Двр’а вспоминает. Спокойствие. Напряжение уходит, словно некая экстрасенсорная губка впитала его. После стольких дней наступает расслабление и покой. Она вспоминает.
— Йирил? — Феран говорит тихо и в общем спокоен. В других мужчинах Д’вра этого бы не потерпела.
— Жив. С ним все будет в порядке, — она отступает назад и смотрит на Ферана. Ей не хочется это говорить. Это неважно. — Я убила его.
Феран не спрашивает кого, или как, или почему.
— Я так и думал, — кивает он с пониманием.
— Но ты обещал ему…
Феран улыбается.