— Они моногамны?
— Абсолютно.
— Думаю, вы понимаете, что большинство браксинцев находят это невозможным. У азеанцев только один партнер на всю жизнь. Вы можете с полной уверенностью заявить, что он ими никогда не овладевает скука?
— Ну, наверное, иногда, — я пожал плечами.
— Но они не ищут сексуальных контактов на стороне?
— Сексуальных — нет, — понимаю, к чему он клонит, но, как видно, есть что-то еще, к чему Супал подводит разговор, а это — так, для затравки.
— Простите, лорд, но как так может быть? — возмутился писатель. — Мы ведь представители одного вида, не так ли? И ни один браксинец не сможет терпеть такое постоянное раздражение.
Я улыбнулся.
— Они не находят это раздражающим. Ты должен вспомнить, что они изменили свою расу. Сексуальное желание может легко контролироваться через генетические манипуляции еще внутриутробно. У них на самом деле не возникает сексуального желания вне надлежащих обстоятельств.
— Но у них должен быть некий… особый выход в рамках пары.
— Я на самом деле не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — по правде говоря, чем глубже мы погружались в предмет, тем вопросы становились более расплывчатыми и туманными. Или писатель хочет попробовать секс с азеанкой — в этом все дело?
— Всем человеческим существам требуется разнообразие, — заметил он.
— Всем человеческим существам в их естественном состоянии, — согласился я. — Азеанцы же являются продуктом не эволюции, а воли человека.
Супал молча переваривал эту информацию некоторое время.
— Но половое влечение является одним из основных человеческих инстинктов, — настаивал он. — Жажда человека к разнообразию едва ли можно изменить в лабораторных условиях.
Меня забавляла его настойчивость. Да, я предполагал, что браксинцу в это очень трудно поверить, но я лично знал слишком много азеанцев, чтобы сомневаться.
— Ну а что по твоему они делают? — немного раздраженно осведомился я.
Супал удивился. Определенно он сам собирался задать этот вопрос. Когда он взял себя в руки, то стал робко выдвигать предположения, наблюдая за мной в поисках какой-то подсказки.
— А нет ли чего-то типа… ритуала? Чтобы помочь, э-э, отсрочить желание?
— А разве такие бывают? — с невинным видом спросил я.
— Вы же жили среди них, лорд, не я.
— Правильно. Но должен тебе сказать, что сам я никогда не слышал о чем-либо подобном.
— Разве нет никакого… — Супал осекся. Стало ясно, в чем заключался его истинный интерес, и я пытался только сдержать улыбку. — Разве удовольствие в паре такое сильное, что его стоит ждать? Все остальное — ничто в сравнении с этим?
Я чуть не расхохотался. Парень очевидно верил, что секрет азеанской сексуальной умеренности заключается в каком-то особом удовольствии, которое оправдывает всю систему. Мысль о двух азеанцах, проводящих свое свободное время, пытаясь улучшить половой акт, была слишком абсурдной — и я не мог сдержаться. Тот факт, что азеанцы испытывают желание к своим партнерам в умеренных дозах и не чувствуют желания больше ни к кому другому, едва ли являлся тайной. Он объяснялся простой комбинацией гормональных циклов, обонятельных впечатлений и подобных биохимических механизмов, которые азеанская наука способна идеально контролировать. Однако я не рассмеялся, мне удалось овладеть собой и я тихо ответил:
— Я так не думаю, Супал.
