взаимное узнавание, которое ведет к стойкому пониманию и дружбе между человеком и лошадью. У подобной симпатии вроде бы нет конкретных причин, она необъяснима. Но так бывает.
Стипль-чез новичков в Херст-Парке подтвердил мое впечатление. Задолго до первого барьера я уже знал, что Кредуэлл все сделает как надо. Казалось, он сам сознавал, что справится. Хотя это был его первый стипль-чез, через самые трудные препятствия он прыгал не дрогнув, без волнения. Мы спокойно прошли круг позади всех участников и вырвались вперед только на длинной прямой в самый последний момент.
Здесь я попросил Кредуэлла прибавить скорость, и он буквально взлетел. Одну за другой мы обошли всех лошадей, его широкий, ровный бег вынес нас вперед. Без напряжения Кредуэлл обошел на два-три корпуса лошадь, идущую за ним, и победил.
Привычка к медленному старту и летящему финишу не менялась в течение трех сезонов. Кредуэлл умел моментально набирать высочайшую скорость, и эта способность позволяла ему побеждать и на гладких скачках, и на стипль-чезах. Но ему не нравилось идти первым, пока не остался позади последний барьер. Эта его привычка лениво плестись в конце кавалькады часто обманывала зрителей, которые делали вывод, что он не так хорош, как о нем говорят. Но из наших первых десяти скачек мы с ним выиграли девять.
Каждый год в феврале в Бирмингеме проводятся соревнования на дистанцию в четыре мили, которая служит своего рода испытанием для лошадей, заявленных на Большой национальный стипль-чез в марте. На одно из таких соревнований из Ирландии специально привезли лошадь по имени Черчтаун. Кредуэллу предстояло бороться с ней. Это было одно из его величайших достижений. После четырех миль трудной дистанции он обошел Черчтаун у последнего препятствия, хотя нес на полтора фунта больший вес, чем его соперник. На полпути до финиша Кредуэлл вышел вперед на голову и в изнурительной борьбе ни на дюйм не уступил своего преимущества, пока мы благополучно не финишировали.
Когда все считали, что лучшие годы Кредуэлла уже позади, он выиграл Уэльский национальный стипль-чез в Чепстоу. Годом раньше он тоже участвовал в этих соревнованиях, но во время финального рывка ему помешала упавшая лошадь, и он не успел набрать нужную скорость, чтобы прийти первым.
Необъяснимое падение Девон Лоча в Большом национальном стипль-чезе все еще давило на меня, когда десять дней спустя мы с Кредуэллом вышли на старт Уэльского национального стипль-чеза. С годами он потерял свою удивительную скорость, и теперь уже нельзя было рисковать и на начальных этапах скачки идти позади. Поэтому я планировал со старта вырваться вперед, чтобы ему не пришлось тяжело работать в конце.
Все шло хорошо, пока Кредуэлл не сделал ошибки у третьего от конца препятствия, следующий барьер он уже брал очень осторожно, и две лошади, несшие меньший вес, поравнялись с нами и вышли вперед. Когда мы после них подошли к последнему препятствию, я подумал, что у нас уже нет надежды снова обойти их. Но Кредуэлл решил иначе, он вспомнил свой летящий финиш и выиграл скачку на последних шагах.
Милый Кредуэлл, я забыл неудачу с Девон Лочем и весь этот день не вспоминал о ней.
Кредуэллу так и не удалось выиграть Золотой кубок в Челтенхеме, победить в некоторых других крупнейших соревнованиях, поэтому его, пожалуй, нельзя назвать великой лошадью. Но каждая лошадь, выигравшая больше пятидесяти соревнований всех видов, начиная от гладких скачек и кончая четырехмильным стипль-чезом, завоевала право на признание. В 1957 году Кредуэлл поставил рекорд, выиграв по правилам Национального охотничьего комитета больше скачек, чем любая другая лошадь столетия. В январе 1957 года я выиграл на Кредуэлле свой последний заезд.
Глава 8
Ипподромы
Часто можно слышать, как говорят: «Лошадь создана для этого ипподрома». И вправду, у некоторых лошадей исключительно сильно выражается предпочтение к одной-двум скаковым дорожкам, к их левой или правой стороне, к твердому или мягкому грунту. И умный тренер не станет пытаться навязать животному свои законы. Он выберет для лошади соревнования, где она будет бежать по той дорожке, которая ей нравится, с той стороны, которая ей нравится, с тем жокеем, который ей нравится, и тогда она и на десять корпусов обойдет соперника на финише.
Для такого острова, как Британия, у нас удивительно много ипподромов, только для соревнований по правилам Национального охотничьего комитета их больше сорока пяти. И это при том, что с начала нынешнего века их стало гораздо меньше, правда, введено несколько новых скаковых дорожек для стипль- чеза.
Огромное разнообразие ландшафтов, где расположены ипподромы, особенности конструкций барьеров не позволяют жокею расслабиться ни на минуту. Скаковая дорожка иногда вьется по холмам, иногда поворачивает под острым углом и к тому же не огорожена, а флажки, указывающие маршрут, плохо различимы, ее пересекает другая дорожка, предназначенная для другой дистанции, почва может быть глинистой, а может быть песчаной, бывает, что за препятствием земля идет под уклон. Правила, установленные Национальным охотничьим комитетом, оставляют большую свободу устроителям ипподромов. В зависимости от своих убеждений или по необходимости они могут сделать маршрут стипль- чеза или довольно легким, или исключительно трудным. Правила говорят, к примеру, что все барьеры должны быть не меньше чем четыре фута шесть дюймов в высоту (приблизительно 156 сантиметров. —
Поэтому, как я уже не раз говорил, каждый заезд — это исключительное событие, которое редко можно предсказать и никогда нельзя повторить. Так же как невозможно найти универсальное правило для работы с лошадьми, потому что каждая из них — индивидуальность. У любого ипподрома, у любой скаковой дорожки свое собственное лицо. Нет двух похожих. Свой аромат, свои причуды и привычки и свои собственные приметы, вроде полосатых шерстяных чулок в Челтенхеме, дождя в Гайдок-Парке и ненадежных трибун в Бангер-он-Ди.
Мне всегда приносил удачу Херст-Парк. За два дня там и за следующий третий день в Сендауне я поставил свой неповторимый рекорд: восемь побед в одиннадцати заездах.
Эйнтри и Кемптон можно отнести к трудным маршрутам, потому что здесь большие, вызывающие трепет барьеры, за которыми земля заметно идет под уклон, но работать тут с хорошей лошадью — огромное наслаждение, правда, если у скакуна не хватает отваги, ему здесь делать нечего.
В Кемптоне часто, когда жокеи падают, зрители на трибунах не видят к этому никакой причины и возмущаются их неуклюжестью. А причина — лошадь. Если она слишком рано отталкивается для прыжка, то задевает животом гребень барьера. Сама она может приземлиться невредимой, хотя и медленно, но всадник описывает в воздухе изящную параболу и потом на земле мрачно разглядывает синяки. Непрогибающаяся, жесткая береза, из которой сделан барьер, создает эффект резкого нажатия на тормоз в автомобиле: пассажиры на заднем сиденье падают вперед, сосед водителя пробивает головой лобовое стекло. А жокей летит к голове лошади, и никакое мастерство не поможет ему изменить закон природы.
Несколько лет назад я работал с хорошей лошадью на стипль-чезе новичков в Кемптоне, правильнее было бы сказать, собирался работать, потому что, к негодованию и ярости ее болельщиков, без всякой видимой причины мы сошли с дистанции, не дойдя до второго препятствия. Когда мы подошли к первому барьеру, лошадь, отличный скакун, взлетела в длинном низком прыжке, но, поняв, что ей не хватит высоты, сделала в воздухе конвульсивное движение, проехалась животом по гребню барьера и почти нормально приземлилась. Но в результате этих драматических манипуляций седло соскользнуло назад, и у меня не оставалось другого выбора, как срочно осадить лошадь. Ведь вести скачку на скользящем седле — это все равно что пытаться усидеть на смазанном жиром столбе.
