– Мое имя Греттир Датчанин, – ответил юноша, опуская белые ресницы, – я хозяин этого замка.
– Не может быть! – вырвалось у Хелота по неосторожности.
– То есть... простите, сэр. Я хотел спросить: а где же барон?
– Отец уехал отвоевывать наши земли в Камбрэ и погиб в неравном бою с пятью доблестными противниками, – сдержанно и с достоинством произнес юноша.
Подавив вполне закономерное «слава Богу!», Хелот нашел в себе силы пробормотать:
– Это великой жалости достойно. Они помолчали немного, соблюдая краткий траур по барону. Потом разговор сам собой зашел о поединках, турнирах, служении дамам и прочей дребедени, и Хелот довольно правдиво рассказал парнишке почти всю свою скудную биографию. У Греттира, во время рассказа было очень счастливое лицо, и всякий раз, когда Хелот произносил слова «копье», «меч», «сразил насмерть», оно озарялось таким светом, что Хелот невольно проникся к нему искренним участием.
Молодой человек принялся расспрашивать гостя о его шрамах, а также об известных славных бойцах, и Хелот добросовестно излагал ему все, что знал.
Греттир Датчанин слушал, опустив подбородок на сплетенные пальцы рук.
– Как ваше имя? – спросил он внезапно. – Простите мою неучтивость, я должен был задать этот вопрос еще вчера...
– Неважно, сэр. Вы сделали для меня куда больше. Меня зовут Хелот из Лангедока, – добавил Хелот, боясь показаться невежливым. Греттир задумался.
– Я никогда не слышал о таком имени, – признался он.
– Потому что оно ничем не знаменито, господин мой.
– Но, может быть, я слышал о ком-то из ваших друзей?
Тут пришел черед задуматься Хелоту. Когда-то у него был приятель, но это было очень давно. Еще до встречи с покойным отцом Греттира.
– Петипас из Винчелси, – сказал Хелот, сам удивляясь тому, что еле вспомнил, как его звали. А ведь клялись когда-то в вечной дружбе!
Греттир грустно покачал головой.
– Нет, – сказал он, – не слышал...
– Нас обоих как-то победил сэр Тор, который преследовал рыцаря с белой сукой, – выдавил из своей памяти Хелот.
– А кто это – сэр Тор?
– Внебрачный сын короля Пеллинора...
– Я не знаю короля Пеллинора, – сказал Греттир.
Так они беседовали до темноты. Когда-то Хелоту доводилось ночевать в замке, где в свое время останавливался Гури Длинноволосый, знаменитейшая в рыцарском мире личность, известная своими подвигами и чудачествами. О нем говорят, рассказывают и повествуют Бог весть что, и всему приходится верить, ибо доподлинно известно, что многие его деяния даже приписывают другим рыцарям. Содеянное неукротимым валлийцем буквально растащили по клочкам. Ведь – подумать только! – его похождений хватило на то, чтобы разукрасить биографии сэров Ивэйна, Гавэйна, Агравэйна и Гахериса, и еще осталось на долю сэра Гарета, но тот поскромнее других, хотя тоже любитель приврать.
Хелот не стал разочаровывать мальчика и говорить ему, что покамест Гури восседал на почетном месте во главе стола и разглагольствовал, брызгая соусом на платье хозяйки замка, он, Хелот, пытался заснуть в углу на охапке свежего сена, коим для благоухания устилали полы. Над ухом у него раскормленный рыжий пес с хрустом грыз сахарную косточку, и все это, в совокупности с визгливым голосом Гури и бархатистым смехом хозяйки, ужасно мешало ему спать.
Когда в комнату вошли сумерки, вместе с ними ворвался лязг оружия. Затопали стражники, прерывая изысканный разговор. Дверь распахнулась. Вошли слуги с факелами, и по узкому проходу между ними пробежал человек в растерзанной одежде. Он домчался до Греттира, лицо которого мгновенно стало строгим, и упал, упираясь ладонями в пол. Греттир молча взирал на его лохматую макушку.
Гонец оторвал лицо от пола и, задыхаясь, проговорил:
– Рауль де Камбрэ идет сюда, Он уже на берегу...
Греттир резко встал и подошел к окну.
– Деревня горит, – сказал он.
«Я знал это еще утром», – подумал Хелот, но из благоразумия промолчал.
Гонец выпрямился.
– Рауль уже на берегу, – повторил он.
– Я вижу его костры, – ответил Греттир, чуть повернувшись вправо. Он пошевелил губами, видимо считая, а потом спросил: – Сколько рыцарей с ним?
– Двенадцать.
«Двенадцать рыцарей, – подумал Хелот, – и с каждым человек по десять-двадцать пехотинцев... Какого черта этот щенок терял время на дурацкие куртуазные беседы?» Он подавил желание надрать своему освободителю уши.
– Трубите тревогу, – устало распорядился Греттир.
Стражники затопали прочь. Гонец жадно выпил вина из кубка, который протянул ему Хелот. Бывший пленник молча смотрел в его истомленное лицо, покрытое копотью. Борода у солдата обгорела и торчала черно-желтыми клочьями.
– Это все папашка твой, да упокоится в мире его беспокойная душа, – обвиняюще произнес за спиной Хелота женский голос. Дама обращалась, видимо, к Греттиру.
Хелот обернулся как ужаленный. В комнате только что не было никакой женщины. И вот... на лавке, подобрав под себя ноги, сидела девица совсем юных лет. Ее карие глаза были опущены у висков книзу, что придавало ее узкому аристократическому личику капризное выражение.
– Отстань, Санта, – отозвался Греттир. – Видишь, не до тебя.
– Позарился на Раулевы земли, теперь барона-то кокнули, а тебе отдуваться, – склочно проговорила девица и зашуршала платьем, устраиваясь поудобнее.
– Чем ворчать, скажи лучше, что мне теперь делать?
– Откуда мне знать? – огрызнулась она. – Это раньше надо было думать.
– Вредина, – сказал Греттир. – Я тебя в цепи посажу под крест.
Она сощурилась и посмотрела прямо в глаза Хелоту. От этого холодного взгляда ему стало не по себе.
– А ну, представь меня гостю, – потребовала девица.
– Хелот из Лангедока, странствующий рыцарь, – отрывисто бросил Греттир. – Бьенпенсанта Злоязычная, называемая также Добронравной. Моя прабабушка.
Хелот поклонился. Бьенпенсанта усмехнулась, покачивая туфелькой.
– Сознайтесь, рыцарь, ведь вы удивлены?
– Да не особо... – сказал Хелот, однако девица проигнорировала его замечание.
– Да-а... – протянула она. – Я призра-а-ак... Меня убил из ревности прадедушка этого молодого человека. – Она указала на Греттира острым подбородком. – И с тех пор я затаила лютую злобу. Я – проклятие его рода...
Со двора донесся гнусавый звук трубы, который сорвался и бесславно заглох. Греттир двинулся к выходу и на пороге обернулся, сделав Хелоту знак следовать за ним.
Воинство уже построилось у стен замка. Вооружены все были кое-как, но сердца горели решимостью. Расчет врага был примитивен: он хотел задушить замок голодом. Греттир страшно рисковал, выступая против Рауля де Камбрэ в открытом бою, но иного выхода у него не было.
Хелот стоял в стороне, глядя на хрупкую фигурку молодого барона, окруженного дюжими стражниками, и понимал, что видит его в последний раз, поскольку в предстоящем бою юноша будет убит первым.
Греттир нашел его глазами. Датчанин был очень бледен. Хелот знал, что молодой человек отчаянно трусит, но ничем не мог ему помочь. Греттир помолчал немного, а потом опустился на одно колено и попросил посвятить его в высокий рыцарский орден.
