Из-за двери донеслось:
— До выяснения не положено.
Барон взвыл и начал стучать в дверь ногами.
— Скоты! Я второй день тут голодаю! Я же сдохну!
Голос лейтенанта отозвался неожиданно близко:
— Не сдохнешь. Будешь буянить — засажу в подвал.
Барон опустился на осточертевшие ему нары.
— Не буду я буянить, — сказал он. — Дайте хоть хлебушка.
— Вот придет господин капитан, выяснит, разберется…
Барон мрачно посмотрел на закрытую дверь. Бледно-зеленая краска на ней была покрыта грязными пятнами. Видимо, не он один пинал ее в негодовании ногами. Барон просвистел несколько тактов душераздирающей песни «Орленок, орленок», которую певала ему мать. Лейтенант вполне человеческим голосом произнес из-за двери:
— Ладно. Разнесешь еду по камерам — остатки твои.
Барон спрыгнул с нар.
— Согласен! — крикнул он.
Лейтенант заскрежетал в замке ключом.
— Вылезай. — Он ухмыльнулся с пониманием. — Капусту из ведра руками не вылавливай. Арестанты тоже люди и жрать хотят.
Барон заправил рубашку в штаны и подвернул рукава.
— Куда идти? — спросил он.
Лейтенант ткнул ему подбородком в сторону заплеванной побелкой лестницы.
— Увидишь, — добавил он для ясности, глядя, как мальчик стремительно кинулся навстречу тошнотворным запахам кухни.
Каскоголовый побродил немного по коридору, бездумно стараясь наступать на солнечные пятна, скудно рассеянные по полу. Он ждал командира роты Каскоголовых, Кьетви по прозванию Верзила. Верзила был хорошим командиром, но имел один очень существенный недостаток: он был непредсказуем. Никогда нельзя знать заранее, что вызовет его похвалу или неодобрение. Кьетви был немногословен, гневался редко, безмолвно бледнея, отчего наиболее впечатлительные прапорщики обильно потели в строю. Словом, в среде Каскоголовых Верзила слыл интеллигентом. Правда, он много пил.
Заметив в конце коридора долговязую фигуру в белой кирасе, лейтенант, трепеща и радуясь, вытянулся и затих. Верзила Кьетви махнул ему рукой, слегка потеплев глазами, что означало у него высшую степень одобрения. Глаза у капитана были очень светлые, почти бесцветные, лицо покрыто медным загаром, нос напоминал клюв, а волосы соломенного цвета были коротко острижены, потому что все каски для ордена Каскоголовых делали одного размера и наличие пышной шевелюры не позволило бы Кьетви носить этот знак различия непосредственно на голове.
— Арестованные? — спросил Кьетви, глядя вдаль.
— Вторые сутки — задержан мокрушинским постом — ходил ночью.
На лице Кьетви появилось выражение глубокой тоски.
— Господин капитан, а у меня новость, позвольте доложить, — осмелился юноша. Светлые глаза капитана медленно обратились к нему, и лейтенант вдруг вспомнил о слухах, ходивших про Верзилу, будто он берсерк и иногда превращается в медведя.
— Докладывайте, — сказал капитан.
— Сегодня у меня на кухне работает какой-то барон, — выпалил лейтенант.
Выгоревшие брови Верзилы поползли под каску.
— Барон? Где ты взял барона?
Лейтенант позволил себе хихикнуть.
— Это арестант, задержанный мокрушинским постом.
— В Мокрушах арестовали барона? Как его зовут?
— Да это он говорит, что он барон. — Лейтенант хмыкнул. — Теперь вот еду по камерам разносит. За хавку чего не сделаешь…
— Да вы с ума сошли! — рявкнул Кьетви, побледнев под загаром.
Лейтенант попятился.
— По-моему, он просто псих. Он никак не может быть бароном, господин капитан.
— Позови его, — холодно распорядился Кьетви и заложил руки за спину.
Лейтенант пискнул: «Слушаюсь!» и двинулся в сторону кухни. Барон уже шел ему навстречу — взъерошенный, с пятнами сажи на руках и рубашке.
— Эй, ты! — сказал лейтенант. — Барон. Тебя хочет видеть господин капитан.
Мальчик безмолвно подошел к долговязому офицеру, смотревшему на него пристальным тяжелым взглядом. Он остановился в двух шагах, хмурясь. Кьетви повернулся к лейтенанту.
— Этот?
— Да, господин капитан, — с готовностью отозвался юноша.
Светлые глаза снова обратились на мальчика.
— Ну что, — сказал Верзила. — Будем говорить все, как есть?
Барон заложил руки за пояс и кивнул.
— Тогда назови свое имя.
— Я уж называл.
— Еще раз назови, — слегка повысив голос, сказал Кьетви. — Настоящее.
— Барон Хельги из Веселой Стражи, — устало сказал барон.
Лейтенант коротко засмеялся.
— Что я вам говорил, господин капитан? Настоящий псих!
Нос-клюв хищно нацелился на лейтенанта.
— А по-моему, он настоящий барон. Посмотри на его осанку, на манеры. На его руки.
Барон поспешно поджал пальцы. Лейтенант заморгал жалобно.
Верзила спокойно продолжал распросы:
— Что такое «Веселая Стража»?
— Замок моих родителей.
— В Светлом Городе нет замков.
— Веселая Стража — это не в Светлом Городе. Это в Лесу.
Наступила тишина, в которой отчетливо был слышен тихий шепот лейтенанта: «Псих!».
— Ты хочешь сказать, что пришел сюда из Леса?
— Да.
— Как же ты проник в Город?
— Я прошел сквозь стену.
Лейтенант смотрел на своего начальника в немом восторге, восхищаясь его нечеловеческим самообладанием.
— Ты чародей, который умеет ходить сквозь стены?
— Нет, господин капитан. Меня провел великий Один.
— И что же сказал тебе великий Один? Какое-нибудь напутственное заклинание? — слегка севшим голосом спросил Верзила Кьетви.
Мальчик качнул головой.
— Нет, он сказал: «Иди, братишка».
Кьетви еще раз посмотрел в эти ясные темно-серые глаза, окинул взглядом стройную тоненькую фигурку в потертых штанах и клетчатой рубашке. Мальчик стоял перед ним спокойный, немного хмурый, и глаз не опускал.
— Ребенок бредит, — сказал Верзила лейтенанту. — Но он благочестив и, несомненно, знатного рода. В рапорте писарь пусть запишет, что я забрал его к себе в казарму.
Он взял барона за плечо. Руки у Верзилы отдаленно напоминали сельхозорудия. Грабли, например. Но Каскоголовые об этом не догадывались, потому что увидеть грабли светлогородцы могли
