халате взял кровь на анализ.
— Нормальная процедура, — заметил сержант. — Департамент здравоохранения опасается эпидемии лихорадки.
Это было весьма неправдоподобное объяснение. Но для Ривса оно могло показаться достаточным. Объяснение стало еще более неправдоподобным, когда мне велели подождать результатов анализа в комнате полицейского участка. Я сидел там, ломая голову, какой вред могли причинить мне десять кубиков собственной крови.
Времени подумать у меня было достаточно. Положение не из приятных. Но предлог, под которым меня задержали, был настолько тривиальным, что у меня не хватало решимости попытаться убежать. Может быть, они и в самом деле боялись лихорадки. Я сидел и ждал.
Здание было временно, и стенка между комнатой, где я сидел, и помещение дежурного была из тонкого пластика. Я слышал голос, но не мог разобрать слов. Я не осмеливался приложить ухо к стене, опасаясь, вдруг кто-нибудь войдет, но в то же время понимал, что это может оказать полезным. Я подвинул стул к стене и качнулся на нем назад, так что стул держался на двух ножках, а мои плечи и затылок оказались прижаты к стене. Потом загородился развернутой газетой и приблизил ухо к стене.
Теперь я мог разобрать каждое слово. Сержант рассказывал клерку историю, которая могла стоить ему месячного покаяния, если блюститель морали услышал бы ее, но так как я слышал ее во время службы во дворце, то она меня не шокировала, да и что мне до чужой морали. О Ривсе ни слова.
Напротив было открытое окно, выходившее на ракетодром. Небольшая ракета спустилась к земле, притормозила и замерла в четверти мили от меня… Пилот выпустил шасси, подогнал ракету к административному зданию и оставил ярдах в двадцати от окна. Я хорошо знал этот тип ракет (я водил такую же, играя за армию в воздушное поло; в тот год мы обыграли и флот, и Принстонский колледж).
Пилот вышел из ракеты и скрылся в здании. Если зажигание не выключено, почему бы не попробовать? Я посмотрел на открытое окно. Возможно, оно снабжено виброзащитой, и тогда я даже не успею узнать, отчего я погиб. Но я не видел никакой проводки, а тонкие стенки вряд ли могли скрыть в себе провода. Может быть, окно было оборудовано только контактной сигнализацией?
Пока я размышлял, до меня снова донеслись голоса из соседней комнаты.
— Какая группа крови?
— Первая, сержант.
— Совпадает?
— Нет, у Ривса третья.
— Ого! Позвони в главную лабораторию. Мы возьмем его в город на анализ сетчатки.
Я попался и знал это. Они уже наверняка поняли, что я не Ривс. Как только они сфотографируют рисунок сосудов на сетчатке глаза, они тут же узнают, кто я на самом деле.
И я выпрыгнул в окно.
Я опустился на руки, перекатился через голову и, как пружина, вскочил на ноги. Дверь в ракету была раскрыта, и зажигание не отключено — дуракам везет!
Я не стал выводить ракету на главное поле, а дал полный газ. Мы с ней, с моей милой, подпрыгнули, пронеслись над землей и взмыли вверх, взяв курс на запад.
8
Я набрал высоту, чтобы включить главный двигатель. Настроение было отличное: в руках у меня чудесный корабль, а полицейские остались с носом. Но как только я отлетел на некоторое расстояние от аэропорта, мой глупый оптимизм испарился.
Если кот спасается, залезая на дерево, ему приходится сидеть там, пока собака не уйдет. Это была как раз та ситуация, в которой я оказался. Но я не могу бесконечно находиться в воздухе, а собака ни за что не уйдет из-под дерева. Уже дан сигнал тревоги. Через минуту поднимутся полицейские ракеты. Меня засекут, в этом сомневаться не приходится, и экраны слежения уже не выпустят меня из поля зрения. После этого — два пути: приземлиться, куда прикажут, или быть сбитым.
Чудо моего спасения казалось не таким уж и чудом? Или, может быть, слишком чудом? С каких пор полицейские стали такие рассеянные, что оставляют пленника без охраны в комнате с открытым окном? И не слишком ли чудесное совпадение — рядом опускается корабль, которым я умею управлять, и пилот забывает выключить зажигание именно в тот момент, когда сержант говорит громко, что я разоблачен?
Может, это и есть вторая, более успешная попытка запугать меня? Но если это так, то они не будут меня сейчас сбивать. Они все еще надеются, что я приведу их к моим товарищам.
Конечно, оставалась вероятность, что мне в самом деле повезло. В любом случае я не хотел попадаться им снова, как и не хотел привести их к моим товарищам. Я нес важное послание и не мог доставить врагам такое удовольствие.
Я настроил приемник на частоту полицейских ракет. Услышал разговор, касающийся каких-то грузовых ракет, но не больше. Никто не приказывал мне приземлиться и не грозил карами земными и небесными. Может, это начнется позже. Я отключился.
Приборы показывали, что я в семидесяти милях от Денвера и направляюсь на северо-запад. Оказывается я в воздухе меньше десяти минут. Это меня удивило. Баки были почти полные — у меня горючего на десять часов, или на шесть тысяч миль. Но, правда, на такой скорости они меня могли просто- напросто забросать камнями.
В голове начал формироваться план. Может, он был глуп и невозможен, но иметь какой-нибудь план лучше, чем не иметь никакого. Я взял курс на Гавайскую республику. Затем я заложил программу в автопилот: дальность полета 3100 миль, скорость 800 миль в час. Только-только.
Но это меня не волновало. Где-то там, внизу, как только я изменил курс, анализаторы принялись вычислять и пришли быстро к заключению, что я пытаюсь скрыться в Свободную Гавайскую республику на такой-то скорости, на такой-то высоте… Что я пересеку побережье между Сан-Франциско и Монтереем через шестьдесят минут. Перехватить меня нетрудно. Даже если они продолжают играть со мной в кошки- мышки. Перехватчики поднимутся из долины Сакраменто. Если они промахнутся (вряд ли!), ракеты более быстрые, чем моя, будут ждать меня над побережьем. Долететь до Гавайской республики у меня не было никаких шансов.
Но я и не собирался… Я хотел, чтобы они уничтожили мою ракету, уничтожили полностью, в воздухе, потому что не собирался в этот момент в ней находиться.
Вторая задача. Как из этой штуки выбраться? Выход из ракеты на полном ходу достигается простым нажатием кнопки, которая катапультирует вас с креслом. Об этом позаботились конструкторы. Потом раскроется парашют, и вы комфортабельно опуститесь на божью землю, неся с собой баллон с неприкосновенным запасом кислорода.
Но есть один недостаток: и корабль и капсула с пилотом немедленно начинают подавать сигналы бедствия. Все просто и непритязательно; как корова в церкви.
Я смотрел перед собой и ломал голову. Каждую минуту я пролетал тридцать миль, и каждую минуту у меня становилось минутой меньше. Конечно, рядом со мной был люк. Я мог бы надеть парашют и выйти наружу, но нельзя открыть люк в ракете, летящей на высоте шести миль. Стоит учесть и скорость — меня просто разрежет дверью, как масло.
Все зависело от того, сколь надежен у этой штуки автопилот. Хорошие автопилоты могут все сделать. Те, что подешевле и попроще, поддерживают скорость, высоту и направление полета, но этим таланты их исчерпываются.
Мой опыт полетов на такой ракете ничему не научил по той простой причине, что пользоваться парашютом при игре в воздушное поло не приходится. Поверьте мне на слово. Я поискал инструкцию, но не нашел ее. Без сомнения, я мог отвинтить панель автопилота и поработать над ним с отверткой в руках, но для этого понадобился бы целый день; в этих автопилотах до черта транзисторов и проволочной лапши.