убирает ее в специальное гнездо до тех пор, пока не понадобится. Подобные вещи можно перечислять долго. Сюда входит и снабжение питьевой водой, воздухом, автоматические гироскопы для поддержания равновесия и так далее и тому подобное. Цель всех этих устройств одна и та же: освободить десантника от посторонних забот для выполнения главной боевой задачи.
Конечно, управление всей аппаратурой скафандра требует известных навыков, и нас долгое время натаскивали до полного автоматизма движений в скафандре. Особой подготовки потребовали прыжки, ведь хоть ты и подпрыгиваешь как будто естественным движением, но поднимаешься гораздо быстрее и остаешься в воздухе гораздо дольше, чем при обычном прыжке. Чего стоит, например, умение быстрой ориентации, пока ты на какие-то мгновения зависаешь в воздухе. Каждая секунда в бою – это драгоценность, не имеющая цены. Подпрыгивая, можно определиться на местности, выбрать цель, связаться с кем-либо из коллег и, получив ответ, выстрелить, перегруппировать свое вооружение, принять решение снова прыгнуть, не приземляясь, и так далее. Если есть навык, можно сделать уйму разных дел во время прыжка.
Но в целом наши доспехи все же не требуют сравнительно сложной подготовки. Скафандр делает все для тебя – точно так же, как делаешь ты, только лучше. Делает все, кроме одного – ты совершенно беспомощен, когда у тебя где-то зачешется. Если когда-нибудь мне покажут и преподнесут скафандр, который будет чесать меня между лопатками, ей-богу, я на нем женюсь.
Существует три основных типа скафандров Мобильной Пехоты: обычный, командный и разведывательный. Скафандр разведчиков обладает очень большой скоростью, дальностью полета и сравнительно скромным вооружением.
Командирский скафандр начинен большим запасом горючего, обладает значительной скоростью и высотой прыжка. В нем втрое больше, чем обычно, всякой электроники, радаров и прочих устройств. Обычный же скафандр предназначен для ребят, стоящих в строю с сонным выражением лица, – то есть для нас, исполнителей.
Я уже говорил, что влюбился в свои рыцарские доспехи. Хотя при первом же знакомстве повредил себе плечо. Всякий раз, когда моей группе назначались занятия со скафандром, я ликовал. В тот день, когда мне, как командиру группы новобранцев, присвоили те самые псевдокапральские шевроны, я должен был совершить тренировочный полет в скафандре с двумя ракетами класса А (конечно, холостыми). Задача – использовать ракеты против предполагаемого противника в учебном бою. Беда, как всегда, заключалась в том, что все было ненастоящим, а от нас требовали реальных боевых действий.
Мы отступали или, как у нас выражаются, «продвигались» вперед по направлению к тылу. В этот момент один из инструкторов с помощью радио отключил подачу энергии в скафандре у одного из моих ребят. Естественно, тот оказался в совершенно беспомощном положении. Я тут же приказал двум парням подобрать его и страшно гордился, что спас своего человека до того, как он вышел из игры. Затем сразу обратился к другой своей задаче нанесению ракетного и бомбового удара по противнику, который вроде вот-вот мог нас накрыть.
Наш фланг продвигался на средней скорости. Нужно было направить ракету так, чтобы ни в коем случае не пострадал никто из наших, но в то же время поразить врага. И все надо было сделать, как всегда, очень быстро. Подобные маневры несколько раз оговаривались перед учениями. Единственная случайность, которая допускалась, – это легкие поломки, создаваемые самими инструкторами.
Концепция боя предписывала установление предельно точного направления удара – по радарному сигналу. Для этого нужно было засечь по радару расположение всех моих людей. Но действовать нужно было очень быстро, а я еще не слишком хорошо разбирался в показаниях дисплеев и датчиков, расположенных перед моими глазами. Поэтому, шевельнув головой, я отключил аппаратуру и поднял фильтры, чтобы осмотреть местность своими глазами.
Вокруг расстилалась залитая солнцем прерия. Но, черт побери, я ничего толком не мог разглядеть – только одна фигура маячила невдалеке от линии предполагаемого удара. Я знал, что моя ракета способна выдать лишь грандиозное облако дыма и ничего больше. Поэтому прицелился на глазок, навел пусковую установку и пальнул.
Убираясь с места выстрела, я чувствовал удовлетворение: ни одной секунды не потеряно.
Но прямо в воздухе система энергоснабжения моего скафандра отказала.
Падать совсем не больно: система отключается постепенно, так что приземлился я благополучно. Но, приземлившись, застыл, как куча металлолома, двинуться не было никакой возможности. В этой ситуации поневоле быстро успокаиваешься и прекращаешь даже попытки пошевелиться ведь вокруг тебя никак не меньше тонны мертвого металла.
Ругаться я все-таки мог и проклинал себя на все лады. И не только себя. Вот уж не думал, что они устроят мне аварию, когда я так хорошо руковожу группой и решаю на ходу все сложные боевые задачи.
Мне следовало знать, что командиров групп Зим контролирует сам. Он почти примчался ко мне – наверное, специально, чтобы поговорить со мной с глазу на глаз. Начал с предположения, что неплохо бы мне заняться мытьем грязных полов, потому что в виду моей тупости, бездарности и прочих неизлечимых пороков мне нельзя доверить другую, более тонкую работу – к примеру, разносить тарелки в столовой. Он кратко охарактеризовал мою прежнюю жизнь, коснулся будущего и сказал еще несколько слов, о которых мне не хотелось бы вспоминать. В заключение он ровным голосом произнес:
– Как бы ты себя чувствовал, если бы полковник Дюбуа увидел, что ты здесь натворил?
После этого сержант Зим покинул место моего приземления. Я проторчал там без движения еще два часа, напоминая страшное чугунное идолище, поставленное в степи языческим племенем. Наконец учения закончились. Зим вернулся, восстановил систему энергоснабжения, и мы на полной скорости помчались в штаб.
Капитан Франкель говорил мало, но весомо.
Потом он помолчал и добавил казенным, лишенным интонаций голосом:
– Если считаешь, что не виноват, можешь потребовать трибунала. Так что?
Я сглотнул и пробормотал:
– Нет, сэр.
До этой минуты я все еще не понимал, в какой оборот умудрился попасть.
Было видно, что капитан слегка расслабился.
– Что ж, тогда посмотрим, что скажет командир полка. Сержант, отведите заключенного.
Быстрым шагом мы отправились к штабу полка, и я впервые встретился с нашим командиром полка лицом к лицу. Сначала был уверен, что он подробно рассмотрит дело, но, припомнив, как Тэд сам втянул себя в судебную мясорубку, решил молчать.
Майор Мэллоу в общей сложности сказал мне ровно пять слов. Выслушав сержанта Зима, он произнес первые три:
– Все это правда?
Я сказал:
– Да, сэр. – И этим моя роль завершилась.
Тогда майор Мэллоу повернулся к капитану Франкелю:
– Есть ли хоть один шанс, что из этого человека что-нибудь получится?
– Мне кажется, да, – ответил капитан Франкель.
– Тогда мы ограничимся административным наказанием. – Тут майор Мэллоу повернулся ко мне и произнес оставшиеся два слова: – Пять ударов. Все происходило так быстро, что я не успел очухаться. Доктор дал заключение, что сердце у меня работает нормально, потом сержант и охрана надели на меня специальную рубашку, снять которую можно, не расстегивая пуговиц. Полк как раз приготовился к смотру, прозвучал сигнал. Казалось, все это происходит не со мной, все нереально… Это, как я узнал позже, первый признак сильного испуга или нервного потрясения. Галлюцинация, ночной кошмар.
Зим вошел в палатку охраны сразу после сигнала. Он взглянул на начальника охраны, и тот исчез. Зим шагнул ко мне и сунул что-то в мою руку.
– Возьми, – сказал он. – Поможет. Я знаю.
Это была резиновая прокладка, наподобие тех, что мы зажимали в зубах, когда занимались рукопашным боем. Чтобы не пострадали зубы. Зим вышел. Я сунул прокладку в рот. Потом на меня надели
