— Вот что, ребята, — заметил Оскар. — Вы спите, а я постараюсь поговорить с охранником, когда он снова принесет нам пищу. Нужно договориться о встрече с «матерью многих». Кроме того, присмотрю за лейтенантом.
— Хочешь, Оскар, я подежурю, — предложил Мэтт.
— Нет, лучше отдохни, Мэтт. Я все равно не смогу уснуть. Рука чешется, и это сводит меня с ума.
— Ладно.
Мэтт еще не успел заснуть, как раздались шаги и чья-то рука откинула в сторону занавес. Оскар сидел посреди комнаты, скрестив ноги, и как только охранник отодвинул занавес, чтобы поставить на пол поднос с едой, Оскар просунул руку в образовавшуюся щель.
— Убери свою руку, — произнес охранник.
— Выслушай меня, — настаивал Оскар. — Мне надо поговорить с твоей матерью.
— Убери свою руку.
— Ты передашь мою просьбу?
— Убери свою руку!
Оскар повиновался, и занавес задвинулся.
— Что-то непохоже, чтобы они хотели вступить в переговоры с нами, — заметил Мэтт.
— Не беспокойся, — сказал Оскар. — Завтрак подан. Буди остальных.
На тарелке лежала та же неаппетитная серая смесь, что и раньше.
— Раздели завтрак на пятерых, Текс. — скомандовал Оскар. — Лейтенант может прийти в себя и захочет есть.
— Мне не хочется есть, — Берк с отвращением посмотрел на пищу.
— Отлично. Тогда на четверых. — Текс кивнул и выполнил распоряжение.
Курсанты принялись за еду; наконец Мэтт откинулся назад, рыгнул и задумчиво произнес: «Сейчас неплохо бы выпить апельсинового сока и кофе, но в общем пища не так уж плоха».
— Я не рассказывал вам о том, как дядя Боди попал в мексиканскую тюрьму в Хуареце? Разумеется, по ошибке.
— Разумеется, — согласился Оскар. — И что было дальше?
— В тюрьме их кормили кашей из мексиканских прыгающих бобов. Дядя…
— И у него испортилось пищеварение?
— Ничуть. Он ел тарелку за тарелкой, спустя неделю перепрыгнул через четырехметровую стену и отправился домой, в Техас.
— Поскольку мне довелось встречаться с твоим дядей Боди, я вполне этому верю. Как бы он поступил при таких обстоятельствах, в которых оказались мы?
— У меня нет никаких сомнений в том, что он стал бы любовником их старушки и через три дня отдавал бы приказы направо и налево.
— Знаете, я тоже проголодался, — объявил Берк.
— Оставь эту порцию, она для лейтенанта, — предупредил его Оскар. — Тебе предложили, но ты отказался.
— Ты не имеешь права распоряжаться мной.
— Неужели? Имею, и по двум причинам.
— Что это за причины?
— Мэтт и Текс.
— Врезать ему как следует, командир? — Текс встал.
— Пока не надо.
— Ну вот! — разочарованно вздохнул Текс.
— Кроме того, — заметил Мэтт, — в списке моя фамилия стоит выше твоей, так что тебе придется подождать очереди.
— Замолчите, ребята, — рявкнул Оскар. — Ни один из вас не врежет ему, если только он не схватит порцию лейтенанта.
У входа послышался шум и занавес приоткрылся.
— Моя мать согласилась увидеть тебя. Пошли.
— Меня одного или со всеми сестрами?
— Всех вместе. Идем.
Они направились к выходу, но когда Берк попытался выйти, две амфибии оттолкнули его и держали до тех пор, пока еще четверо не подняли лейтенанта Турлова и не вынесли его в коридор. После этого группа отправилась по извилистым коридорам.
— Жаль, что у них нет обычая освещать коридоры, — пожаловался Текс, споткнувшись в очередной раз.
— Освещение им не требуется, — заметил Оскар. — Для них здесь достаточно светло.
Их ввели в большую комнату. Это не был зал при входе, куда людей привели в первый раз — здесь не было бассейна. Амфибия, которая беседовала с ними при первой встрече и потом распорядилась увести их, сидела на возвышении в дальнем углу комнаты. Один Оскар сумел узнать ее; для его спутников она ничем не отличалась от других амфибий.
Оскар ускорил шаги и поравнялся с сопровождающими.
— Приветствую тебя, старая и мудрая мать многих.
Амфибия выпрямилась и пристально взглянула на него. В комнате царила тишина. У каждой ее стены выстроились представители Маленького Народа, переводя взгляд с Землян на свою предводительницу, затем снова на Землян. Мэтт почувствовал, что ее ответ окажется решающим для их судьбы.
— Приветствую. — Амфибия отказалась взять на себя инициативу в переговорах, поскольку никак не назвала Оскара. — Ты хотел говорить со мной. Можешь говорить.
— Что это за город, в который я попал? Может быть, я приехал в такую даль лишь затем, чтобы оказаться в городе, где не соблюдают обычаи? — Венерианское слово «обычаи» имело гораздо более широкое значение, чем обычно, и охватывало все обязательные правила поведения, при которых старшие и более сильные охраняют младших и слабых.
Туземцы, услышав слова Оскара, зашевелились. Мэтт подумал: а не слишком ли увлекся Оскар. Выражение на лице амфибии изменилось, но Мэтт не смог понять, что оно значит.
— Мой город и мои сестры всегда соблюдали обычаи… — В устах повелительницы земноводных это слово охватывало еще более широкий круг правил и традиций, включая все табу и другие действия, обязательные к исполнению, равно как и закон помощи… И я никогда не слышала раньше, чтобы нас обвиняли в невыполнении обычаев.
— Я слышу тебя, о благородная мать многих, но твои слова приводят меня в замешательство. Мы прибыли сюда, мои сестры и я, в поисках помощи как для нас, так и для нашей матери, которая серьезно больна. Я тоже ранена и не могу защитить своих младших сестер. И как нас приняли в твоем доме? Ты лишила нас свободы; наша мать лежит безо всякого ухода и ее здоровье ухудшается. Более того, нам даже не предоставили отдельных комнат для приема пищи!
Из толпы присутствующих донесся вздох, который Мэтт правильно истолковал как возмущенный возглас. Теперь он не сомневался, что Оскар пересек границу разумного риска.
Однако он продолжал говорить, и подозрения Мэтта нашли новое подтверждение.
— Разве мы рыбы, чтобы с нами так обращались? Или таковы обычаи твоих дочерей?
— Мы следуем обычаям и никогда их не нарушаем, — ответила амфибия; гнев в ее голосе был настолько очевиден, что это заметили даже Мэтт с Тексом. — Мне казалось, что у твоего рода исчезло всякое приличие. Это будет исправлено. — Она что-то сказала одной из своих сопровождающих; маленькая фигурка тут же исчезла. — Что касается твоей свободы, то я поступила по закону, потому что должна защищать своих дочерей.
— Защищать своих дочерей? От кого? От моей больной матери? Или от меня со сломанной рукой.
— Твоя сестра, не знающая обычаев, лишила тебя свободы.
